***
Стоит Джейме извлечь Вдовий Плач из ножен — и кровавые, багряные, смоляные всполохи рассыпаются по легкому клинку. Не без едкого, мстительного удовольствия Цареубийца замечает, как невольно прищуриваются северяне, наступающие на него плотной стеной, как прикрывают глаза ладонью, точно от слепящего солнца. Противников не больше дюжины, кроме того, выглядят они не слишком-то устрашающе — недавняя битва с мертвецами да житье в разграбленной столице весомо подорвали силы винтерфелльских бойцов. На их суровых лицах залегли глубокие тени, скулы ввалились, жесткая щетина на подбородках подернулась сединой, точно изморозью, но в глазах по-прежнему неугасимо горит голодный волчий огонек. Даже при таком раскладе золотому льву ясно как день: в одиночку ему вряд ли суждено дотянуть до победы. Лучше уж погибнуть в бою от полученных ранений, думает он, чем стоять на коленях в ожидании момента, когда вражеский меч отсечет тебе голову. — Смелее, благородные сиры, — Цареубийца одаряет противников презрительной усмешкой. Едва ли не с наслаждением втягивает он сквозь зубы воздух, жаркий, опьяняющий, тревожный, как перед грозой. Может быть, северяне и исполнят приказ своей госпожи, но прежде Джейме постарается сделать так, чтобы по меньшей мере у половины из них жены и дети облачились в траурные одежды. — Холодные объятия Неведомого должны прийтись вам по нраву. Приказ, отданный сестрой сиру Бриенне, ошеломляет его не меньше, чем сынов Севера. Огромная женщина-рыцарь в одно мгновение заслоняет собой Джейме, однако люди Старков скоро приходят в себя и стремительно окружают соперников со всех сторон. Какое-то время Цареубийца сражается спиной к спине с Тартской девой, точь-в-точь как тогда, долгой ночью, бьет наотмашь, рассекает чьи-то головы, распарывает толстую кожу, из которой сшиты одежды северян, добирается сталью до самой плоти. Хриплые, гортанные вскрики смертельно раненых, их широко распахнутые стекленеющие глаза, горячая кровь, стекающая по желобам клинка прямо на пальцы — в этом хаосе Джейме теряет тот миг, когда смешивается с толпой северных воинов и из союзника Тартской девы превращается в такого же, как они, врага. Один мощный удар отбрасывает его к каменным завалам у стен Драконьего Логова, и он довольно ощутимо прикладывается о какой-то древний валун. Кожа на щеке и виске моментально вспыхивает саднящей болью. Некоторое время Цареубийца, безуспешно пытаясь выровнять сбившееся дыхание, наблюдает за схваткой. И без того скудные ряды северян стремительно редеют, на помощь им спускаются те немногие бойцы, которые сопровождают других лордов. Однако одолеть мертвого рыцаря, огромного и могучего, точно зачарованный вепрь из древних сказаний, не под силу, кажется, никому. Сверкают на солнце копья и мечи, вонзаются один за другим в мертвое тело, не причиняя ни малейшего вреда — созданный Квиберном монстр ловко управляется и с горсткой воинов, и с девчонкой Старк. Джейме прикрывает глаза, болезненно морщится, когда посреди всеобщего безмолвия, давящей, сгустившейся тишины раздается омерзительный хруст. Он недвусмысленно свидетельствует только об одном — Тартская дева свернула своей сопернице шею, точно какому-то жалкому, неоперившемуся птенцу. Этого сестре мало, она требует от своего рыцаря новых жертв — вот только та, вместо того чтобы покорно выполнять волю бывшей королевы, поступает как будто ей наперекор. Точно в полусне, видит Цареубийца, как легко отбрасывает она в сторону мейстера без цепи, как приближается шаг за шагом, сжимая в руке Верный Клятве — кровь, пролитая на каменные плиты в схватке с северянами, отвратительно, тошнотворно хлюпает под тяжелыми стопами. Обезображенное лицо не выражает ни единой эмоции, однако невидящие глаза, навсегда утратившие свой озерно-синий цвет, устремлены прямо на цель. Она ужасна — и все равно Джейме приходится переступить через что-то внутри самого же себя, чтобы приготовиться и встать в позицию, направить свой клинок против существа, которое когда-то было нелепой, упертой, благородной и чистой женщиной-рыцарем. Они прощались друг с другом не единожды, каждый раз думая, что навсегда, но неизменно ошибались. Когда два меча-близнеца скрещиваются в первый раз, высекая холодную искру, Цареубийца стискивает зубы не только от болезненного усилия, но и от жгучей, горькой, удушающей досады. Оба они не узнали, не угадали истинный момент, за которым их дороги расходились навеки, как дух — с павшим в жестокой сече телом. Харренхол. Слабый свет, проникающий в темницу, не льстит Тартской деве — в наряде леди она выглядит еще более несуразно, чем в рыцарских доспехах. Она мужественно принимает известие о том, что остается пленницей Локка, и прощальный взгляд ее тверже, чем взгляд Джейме, отправляющегося к сестре, в Королевскую Гавань. Все, что он может сделать для нее — пообещать, что сдержит клятву, данную Кейтилин Старк. Боги возвращают его в черные стены Харренхола, чтобы спасти Бриенну от гибели в когтях разъяренного зверя. Выпад за выпадом, Тартская дева оттесняет противника обратно к камням. Она превосходит Джейме силой, но не скоростью, и пока еще он успевает отражать ее удары. В какой-то миг женщина в доспехах почти заставляет его прижаться спиной к валунам, но он уворачивается из-под ее руки, едва ли не играючи уводит на свободное пространство — и пляска смерти продолжается. Королевская гавань. Джейме преподносит женщине-рыцарю три дара, однако в последнее мгновение, когда всадники отправляются в путь, он точно знает, что вручил ей что-то сверх того. Это «что-то» было незримым и неосязаемым, но Цареубийца чувствует — оно будет оберегать Бриенну не меньше, чем меч из валирийской стали и прочные доспехи. Боги снова сталкивают их вместе, вот только на сей раз они стоят по разные стороны баррикад. У камней, где нет никакого места для маневра, оставаться было нельзя, но и здесь не легче. Джейме приходится, не глядя, переступать через трупы убитых воинов, в каждое мгновение он опасается споткнуться и упасть. Напряжение слишком велико, и, отбивая удары, он с досадой чувствует, как постепенно начинает ослабевать рука. Хуже того, во время очередного взмаха Верный Клятве мажет острием чуть выше его запястья. Рукав скоро пропитывается липкой кровью. Рана неглубокая, но Цареубийца шипит от боли, ему отчаянно хочется зажать порез другой ладонью — на миг он забывает, что вместо нее приходится довольствоваться золотым протезом. Пользуясь замешательством соперника, мертвая женщина-рыцарь приставляет меч почти к самому его горлу — мешает ей лишь клинок Вдовьего Плача, который Джейме в последний момент успевает скрестить с клинком-близнецом. Риверран. Это была победа, одержанная без кровопролития. Джейме помнит лодку, плывущую вдоль по течению в ночной туман — другой на его месте приказал бы пуститься в погоню и задержать отпущенных Черной рыбой посланников с Севера, помнит и короткий прощальный жест. В следующий раз они встречаются в Королевской Гавани на переговорах, и оба остаются уверенными, что вскоре увидятся вновь в Винтерфелле, где силы Юга и Севера объединятся против полчища мертвецов. Наносить решающий удар Тартская дева не спешит, и Джейме, как может, сдерживает натиск ее клинка своим. Невозможным усилием он наконец уводит Верный Клятве в сторону — трение лезвия о лезвие порождает неприятный скрежещущий звук — ускользает, и два рыцаря Семи Королевств продолжают ступать, как в танце, по каменным плитам. Наконец, они сшибаются — сильный удар отбрасывает Цареубийцу в сторону, он обрушивается на колени, успевая заметить, что сир Бриенна устояла на ногах. Несколько долгих мгновений Джейме пытается отдышаться, наблюдая за тем, как растет над ним огромная, затмевающая небо тень. Винтерфелл. Он думал уйти тайно, но Бриенна, как будто кожей почувствовав его отсутствие, проснулась и вышла следом на темный двор. Цареубийца знал, что плачет она не потому, что считает себя обманутой и брошенной. Куда сильнее терзает Тартскую деву осознание: ей так и не удалось убедить его в том, что он не заслужил то седьмое пекло, которое ждало его в столице. Многочисленные отметины на доспехах Тартской девы напоминают о ее неуязвимости. Как ее остановить? Джейме лихорадочно перебирает возможные варианты, а затем, собрав все силы, рывком поднимается с колен. Меч его, рассекая воздух, с пронзительным свистом описывает круг, чтобы встретиться с шеей огромного рыцаря. Черная, отравленная кровь брызжет во все стороны, когда голова сира Бриенны слетает с плеч. Тело ее падает на плиты с тяжелым, глухим звуком, и Цареубийца замирает над ним, чувствуя, как стекает по лбу пот, как бешено стучит в висках, как дрожит рука. Он выпускает из нее Вдовий Плач, меч падает в пыль, недалеко от своего близнеца — и тогда Джейме наконец понимает, кого имел в виду Бран Старк.***
И воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь карканьем воронов за спиной Брана: они точно переговаривались между собой, какая добыча для них наиболее лакома. Серсее кажется, что время замерло: она вцепилась в подлокотники кресла, точно дерево может ее спасти. Ей бы броситься туда, к брату, который явно ранен, к своему деснице, что лежит на песке чуть поодаль, но она не может сдвинуться с места. Все произошло слишком быстро. Искры от сопряжения двух мечей-близнецов, темная, почти черная кровь на песке, обезображенная голова, навеки разделенная с туловищем, устремившая свой очистившийся, сапфировый взгляд в небеса. — Почему… почему ты не вмешался. Не спас ее. Почему? — безразлично уставившись в одну точку с ненавистью произносит Санса, перебивая карканье воронов своим надрывным голосом. Ее трясет. Она не смотрит в сторону брата, который и братом для нее, кажется, и не является вовсе. — То, что должно случиться — случится. Время и судьба — неотрывны и неизменны. Когда я сказал, что больше не Бран Старк, ты не поверила мне, — спокойным, бесцветным голосом отвечает Бран. — Время Арьи пришло. Твое время тоже придет, и ваше, и мое. Только все это не сейчас, — вороны стихают за его спиной, вновь превращаясь в темное безмолвное облако. — Все делают свой выбор. Ты можешь сделать свой. Без моей помощи ты встанешь на путь тьмы и ошибок, и если ты готова принять последствия этого выбора, никто тебя не остановит. Бран переводит пустой взгляд на Сансу. Никто из присутствующих не смеет его перебивать. — Я не знаю любви и ненависти. Я не знаю покоя и страсти. Я лишь поддерживаю равновесие в мире. Похороните своих мертвых, так, как подобает, а затем — вновь состоится совет, не раньше, чем полная луна трижды взойдет на небе. Серсея почти не слушает Брана. Ее трясет от случившегося не меньше, чем Сансу, однако она находит в себе силы встать и неуверенным шагом добраться до брата. — Ты ранен, — говорит она, опускаясь на колени рядом с Джейме и сжимая в ладонях его окровавленную руку. — Нужно уходить отсюда как можно скорее. Ты сможешь идти? Она внимательно осматривает рану, и убедившись, что рана не так серьезна, как ей вначале показалось, Серсея подходит к своему деснице, как раз в тот момент, когда тот открывает глаза, щурясь от дневного света. — Мейстер Квиберн, — она протягивает руку старику, но в голосе ее сталь. Он не только не сумел сотворить то, о чем она просила, но и подверг опасности жизнь ее брата своим неуправляемым творением. — Я в порядке, госпожа, — Квиберн опирается на руку Серсеи и ловко поднимается с земли. — Позвольте мне осмотреть вашего брата. — Не сейчас, — резко отзывается львица, вновь возвращаясь к Джейме. — Нам нужно убираться отсюда. Взглядом она провожает удаляющихся Старков — теперь Санса толкает коляску брата. На ее лице глубокая скорбь, но Брана ослушаться, кажется, волчица так и не решилась. Телами Арьи и Бриенны займутся слуги, думает Серсея, и тут внезапно ловит неприятный, пронзительный взгляд младшего Старка. Он кривится в усмешке, а стая воронов за его спиной поднимается в воздух.