Не тот, кого стоит любить

      Юлику казалось, что он втюрился в своего преподавателя буквально с первого взгляда. И это казалось ему таким диким, потому что до этого момента он не думал, что его вообще могут привлекать... мужчины. Он не был гомофобом, хотя бы по той веской причине, что он не тупой, и прекрасно знал, что Руслан испытывал к нему нечто большее, чем крепкая мужская дружба, однако Юлию это не помешало для того, чтобы съехаться. Он не испытывал к нему никакого отвращения так же, как не испытывал бы к девчонке, которая была бы в него влюблена.       Юлий помнит Руслана как мелкого пацана с вечно разбитой коленкой, а в следующий раз он уже фанатическим образом ощущает, что его взгляды вылизывают ему лицо и лезут в штаны. А потом они съехались. Просто так было удобнее. Они решили, что снимут на свои деньги хорошую двухкомнатную квартиру, а не каждый по пустой однушке.       Причина для сожительства у Юлия была куда более тривиальной. Он не выносил тишины. Он, правда, обожал одиночество, но заснуть в абсолютной тишине помещения он не мог. А если и засыпал, то сон был дурной и хреновый.       Для Руслана, это, наверное, было счастьем. Они даже решили о том, чтобы сделать спальню для двоих, а не разделять спальное пространство на гостиную и спальную.       Это никого не смущало — даже Юлия — потому что их кровати были на достаточном друг от друга расстоянии. В конце концов, в детском лагере их кровати было намного ближе, и ничего — никто не спидорасился. Ну, не считая Руслана, но Юлик был уверен, что дело было немного в другом, нежели в расстоянии между их кроватями.       И он правда не считал себя геем.       Но с появлением в его жизни гребаного Юрия Михайловича все идет через жопу. Он даже не помнит, как так произошло. В Юре же даже красоты не было. Он обычный. Самый обычный.       А потом он открывает свой рот, и все — ты пропал. Тут два пути: либо ты ненавидишь его, либо влюбляешься. Юлику не повезло, и он присоединился ко вторым.       Первое полугодие он искренне сторонился и Юры, и своих чувств, не признавая их и надеясь, что ещё чуть-чуть и пройдет.       Но...       ничего.       Это его буквально убивало.       Пересечения взглядами на парах, случайные встречи в библиотеке или стенах коридора. На экзамене Юлик окончательно сдался.       Это ещё все ничего, когда ты издалека его видишь, когда пересекаешься в одном помещении, а когда садишься вот прямо напротив него, то всё — ты пропал.       Юлий окончательно потерялся, когда из-за волнения стал заговориться, и он мог ожидать чего угодно, но не снисходительный улыбки. Тогда Юра сказал:       — Ну, что же вы, — он перевернул страницу зачетки, заглядывая на заглавную, — Юлий, волнуетесь? В первый раз, что ли?       Юлика тогда и хватило на рваное, с придыханием:       — В первый.       — У вас уже же сдано два экзамена и четыре зачета.       «в первый раз влюбиться в мужчину и задыхаться от того, как он произносит моё имя»       А то, как он нахмурился, смотря в зачетку, как непонимающе глянул — тут уже и душу продать можно было, и сердце, и почку, и слой кожи. Что угодно.       Тогда, наверное, Юлик и понял, что всё, назад пути нет. Виной тому был то ли взгляд, то ли улыбка, то ли просто дурацкое стечение обстоятельств — он не знал.       Юлий знал свой билет на хиленькую три, а в зачетке чудным образом по экзаменам предыдущим стояло две пятерки. Юлик тогда считал, что ему искренне повезло, потому что он никогда не шел на красный диплом.       И Юра сказал:       — Ладно, давайте так. Чтобы не портить вам повышенную стипендию, я вам ставлю четыре, но... — он прервался, ставя в зачетке оценку и расписываясь, — мы через недельку повторим встречу, и немного прогоним вас по вопросам, договорились?       Юлика хватило лишь на рваный кивок, потому что — огосподибожеймоей — он будет наедине с ним. Один на один. Да Юлик готов каждый билет ему наизусть зачитать, лишь бы время это посильнее растянуть, лишь бы подольше с ним остаться, задержаться на минутку-другую.       Самое смешное, что ему не пришлось задерживается на минутку или рассказывать все билеты. Он был уверен, что без второго не обойдется, потому что Юра относился к тем преподавателям, что одной ногой топтали синдром вахтера, будучи уверенными в том, что их предмет знать вот надо прямо обязательно. Ну или хотя бы к экзамену готовиться хорошо.       Но в итоге они просто говорили о всякой ерунде. Юлик рассказал о тяжести переезде из Ульяновска в Питер и том, что, в принципе, не жалеет. Юра тоже был из какого-то такого себе городка — вроде, Пенза, хотя Юлик сейчас и не вспомнит, слишком не в себе он был в тот момент, пребывая в забытье из-за эйфории диалога.       После этого все закрутилось окончательно. Тогда Юлик понял, что было бесполезно пытаться отречься от своих чувств, потому что Юра сам затягивал его в эту трясину своими присутствием и диалогами. Просто фактом того, что разговорил с ним, смотрел, был рядом. Юлик искреннее не понимал, почему он вообще это делает, и были ли у него для этого хотя бы один сраный мотив.       В один момент он даже об этом спросил.       Они пили кофе возле автомата после пары. У Юры впереди ещё три, а Юлику уже надо было домой, но несложно догадаться, что он не мог отказать себе в удовольствии подольше побыть с Юрой, хоть и от усталости веки слипались.       И он спросил:       — А вам вообще не скучно вот... вот это делать?       — Делать что? — он вздернул бровь, отпивая кофе. Юлик невольно засмотрелся, потому что уставший Юра всегда лишался своей излишней эксцентричности и импульсивности, приобретая и сочетая в себе какое-то спокойствие и умиротворение. И то, каким взглядом он на него смотрит — бесценно. Так отец на своего ребенка смотрит. Так тепло ощущается покалыванием на кончиках пальцев. Это всегда невероятно.       — Ну... общаться со мной?... В смысле, я малолетка, о чем это вообще.       — Ты интересный, — он сказал это вот так просто, пожав плечами. — Мне нравится с тобой общаться, вот и всё.       — Да мы ведь.. ничего конкретного и не обсуждаем, если так посудить, — Юлик замялся, почесав затылок. — Мне кажется, что я половину тем, которые тебе интересны, не смогу поддержать.       — А зачем мне какие-то там темы? — Юра выкинул стаканчик в урну, глянул на время и добавил: — мне от диалога ты нужен, а не темы. А ещё мне уже пора на пару, до встречи.       Юра по-дружески потрепал по плечу и спешно скрылся за поворотом.       Юлик судорожно выдохнул. Так, будто до этого и не дышал.       Это было так волнительно — осознавать, что человеку просто нужен ты. И неважно, что ты там знаешь и что умеешь. Просто ты. Это казалось чем-то фантастическим, и это разжигало Юлика ещё сильнее.       Слова током по венам — к самому сердцу. Краткое замыкание — мозг вне зоны. Чувства будто доверху, будто по коже гуляют. Заставляют воспринимать все острее, больнее, ближе к сердцу. Юра — как нечто сверх       сверхновое.       сверхзнакомое.       Чувство понятности от едва знакомого слаще кленового сиропа на губах. Даже не приторно, нет, это — иначе.       Они две части чего-то важного. Юлик это чувствует. Это надрывом у горла.       Он стоит вот здесь, возле автомата со стаканчиком кофе, и это тепло в нем растет, разрастается. Это что-то новое. Измененное.       Хотелось большего. Громче, ярче, реальнее. Хотелось дальше больных фантазий, ближе ощущения близости сердцем.       Юлий был влюблен.       И это было что-то другое. То, чего не чувствовал раньше.       Ощущения удавкой на горле, шаг влево, шаг вправо — узел сильнее, крепче, душит, не дает думать. Кислород сложнее поступает, и это дурманит, потому что чувства обостряются, и сердце бьется через предел, через надо, через все эти чувства.       И это слаще любых наркотиков.       Это нужнее.       вот чем была эта любовь.       В любом случае, Юлик хотя бы старался не делать акцентов на своих чувствах, иначе это просто было бы странно. Даже факт того, что они были знакомыми и пили кофе — странный. Вернее, он бы не думал о его неправильности, но он слышал перешептывания своих однокурсников за спиной и ловил на себе косые взгляды Руслана, когда они стояли рядом и что-то обсуждали.       Юлик ощущал себя виноватым. Будто бы в том, что он делал, было что-то плохое.       Во всяком случае, никто не мог догадываться о его чувствах — даже сам Юра. Значит, всё было под контролем.       И оно было под контролем — какое-то время.       Они просто пили кофе и общались на отвлеченные темы, и это ни к чему никого из них не обязывало. Это было верным. До какого-то момента.       Юлик знал, что это была плохая идея, когда он набирал его номер. Руслану приспичило потрахаться с кем-то именно сегодня и именно предупредив Юлика за, наверное, полчаса до совершения данного со(и)(бы)тия.       Юлий мог завалиться к Кузьме, несмотря на то, что тот жил с девушкой уже, кажется, больше трех лет?.. Юлик не знал. Она спокойно относилась к их посиделкам, и даже всегда готова была расстелить Юлию в зале. И это было бы идеально, но нет, он набирал номер Юры.       В одиннадцать ночи он набирал его номер, и понимал, что то, что он делает — поебень. Но разве же это могло его остановить? Конечно же нет.       В конце концов, с большой вероятностью, Юра должен был просто послать его, потому что у него, наверняка, свои очень важные дела. Может, даже женщина. О последнем Юлик на тот момент не знал, но был уверен, что она точно должна быть.       Он ожидал, что Юра просто разозлится, но он сказал:       — Да, конечно, приезжай.       У Юлика тогда сердце подскочило к глотке и, кажется, там и осталось, затрудняя дыхание. Затрудняя в принципе все. Это просто подкосило, и его мелко затрясло изнутри, побуждая желание сказать, что это все шутка и дать заднюю. Но он решил, что для этого просто поздно.       Юра встретил его ещё у перехода. Он пояснил, что сам возвращался от кого-то там. Юлик лишь услышал какое-то женское имя, но тогда не придал этому никакого смысла, потому что, божетымой, он идет к Юре в такое позднее время, и это было чем-то фантастическим! Невероятным!       Юлику не верилось ровно до тех пор, пока он не зашел в теплое помещение. Руки едва покалывало из-за внезапного тепла, а Юлик так и стоял, пялясь в пространство перед собой. Просто потому, что это казалось ему каким-то... диким?..       Уже была ночь, а он так запросто пришел к Юре. Хоть последний и не был против, Юлику все равно было... странно.       — Ну, чего встал?       Юра слабо пихнул его локтем, будто они хорошие друзья, и прошел вперед — в кухню.       На нём были джинсы и темный пиджак. Он почесал затылок, а Юлик резко опомнился, стягивая с себя парку, а затем — кроссовки. Какое-то время он простоял, воровато оглядываясь.       Юра крикнул ему с кухни, чтобы тот проходил в гостиную. А потом сам пришел с алкоголем и двумя бокалами. Из закуски ничего не было, он пояснил это тем, что не любит перебивать вкус алкоголя едой, хотя чуть позже спросил, не нужно ли что-то Юлию — у него есть фрукты и где-то должна быть мясная нарезка. Юлик тогда отказался. Потому что ему действительно ничего не надо было кроме Юры рядом.       Юлик ощущал себя просто фанатически. Они пили коньяк, Юлик пьянел, а Юра рассказывал.       Юлий узнавал о Юре с каждым днем все больше. Он любил свою работу и худых женщин. Он много знал и умел рассказывать так, чтобы это было интересно — хотя Юлик постоянно задумывался о том, не было ли это просто профессиональным качеством.       Юра Юлика просто восторгал, и в этом чувстве Юлий элементарно забывался. А особенно в момент, когда разум был ослаблен действием хорошего алкоголя.       Юлик узнал, что у него сейчас и вправду есть какая-то там женщина. У неё крутая работа и она обожает брючные костюмы, курит тонкие сигареты и пьет розовое вино. Вся такая как с книжек списанная, такая нужная и любимая — Юра описывал её как действительно нечто важное.       Юлия это не задевало, нет, потому что он не претендовал на место чего-то более важного, чем есть в жизни Юры, поэтому и ревновать смысла не было. Разве что ныло ему чуть-чуть то, что о нем он никому с таким трепетом не расскажет, и никогда не произнесет его имя так, будто бы оно что-то могло для него значить.       Юра не жаловался на зарплату, потому что платили, вообще-то, нормально, да и тот ещё и нередко делал дипломы. Только это было не совсем официально, но вряд ли Юра смог бы волноваться по поводу этого. Юра, казалось, вообще мог ни о чем не волноваться.       Это была их первая встреча в неофициальной обстановке.       Юлий хотел бы растянуть её на подольше, но в итоге просто задремал, когда Юра куда-то отошел — то ли за новой бутылкой, то ли все-таки за закуской.       Он не стал его будить. Юлий только сквозь дрему ощутил теплые руки где-то у плеч и спины, ощутил то, как его аккуратно уложили на диван, как пледом накрыли. На утро Юлию ещё долго у самого сердца теплился момент слепой теплоты и заботы, когда Юра поправил ему челку, упавшую на лоб. А потом выключил свет.       И Юлий заснул окончательно.       Утром он уходил в прекрасном настроении — они даже выпили по кофе, и это было так чудесно. Проснуться и начать свой день рядом с человеком, который тебе нравится и с которым на счастье у вас нет шансов. Юлий действительно ощущал себя счастливым в этот момент. В момент, когда он помятый едва, сидел на кухне напротив Юры и пил кофе. Было так тепло и правильно. Было превосходно. Такое хотелось запоминать.       И только когда он ехал домой, Юлий с ужасом осознал — он просто закапывает себя глубже в могилу. Ему же прекрасно было известно, что его симпатия к Юре была обречена заранее просто потому, что это... было невозможно. Юре тридцать: он не по мальчикам, он любит девушек, у него свои планы на жизнь. Он сам по себе, и у него в голосе какое-то тепло, когда он рассказывает об этой киношной девушке.       Юлий знал всё это с самого начала, и он же собственноручно толкал себя ближе к пропасти. К пропасти, которая сожрет его окончательно, потому что это просто невыигрышная лотерея, и это же бесполезно, но нет — Юлий сам тащится вглубь, дальше, путаясь и теряясь.       Проведя один чертов вечер с Юрой, ощутив то, как он помогает ему улечься поудобнее, как заботливо волосы поправляет — он сам же в себе сеет слепую надежду на лучшее. А лучшее у них было едва ли.       Так себя, интересно, ощущал Руслан?       Когда они проводили вечера как близкие друзья, когда выпивали, когда все было рядом с двусмысленностью? Эту слепую болезненную надежду? Если это было действительно так, то Юлию бы впору ощутить себя виноватым, потому что он был отвратительно-слепым. Наверняка, Руслан страдал, наверняка, ему было больно, но Юлий предпочитал не замечать из-за собственного незнания, хотя он должен был предвидеть.       Он сам не винил Юру в подобном, но ощущал, что Руслан, наверняка, обвинял его, поэтому и держал на него какое-то время обиду. Любой на его месте был бы обижен.       Но Юлий не ощущал обиды.       Только холодную пропасть внутри себя из-за осознания того, что он лишь глубже в лес, а там все темнее, холоднее и страшнее, но это его не останавливает, нет — лишь подталкивает, лишь мысль в голове порождает «вот, ещё один шаг и будет свет». И он делает ещё один шаг, который погружает его во все более тягучую холодную темень.       Как-то краем сознания, периферией буквально — от осознанного к бессознательному — Юлик догадывался, что нет, света не будет, ничего не будет, лишь тьма и холод нескончаемый. Но вот, касание к его плечу, и пиши письма мелким почерком — Юлик уже сломя голову бежит со всех ног в эту тьму.       А то, что он пишет мелким почерком — это завещание. Потому что все это фатально, все это прямиком на смерть, но Юлий не верит сам себе, он верит теплому касанию юриному к плечу, и этим обманывается, этим и питается, это его и погубит.       Он знал это, конечно же, он знал. Юлий не тупой, но умнее Руслана и уж точно сильнее, поэтому сможет стерпеть, и завещание ему может и не пригодится вовсе.       Но всё это в будущем.       А тогда он просто ехал один в холодном метро и ощущал себя просто-напросто маленьким глупым мальчиком, которому очень не хватает любви и ласки. Которого просто не поняли, не услышали, да и не хотели слышать.       Пиши письма мелким почерком — и гори оно все огнем. И завещание, и всё его осознанное. Всё это бесполезно. Всё этом мусор. Юлий всё равно уже убежал слишком далеко, заблудился. Нет света, который смог бы его вывести. Поэтому он просто идет босыми ногами по холодной земле, пробираясь сквозь колючие ветви малины, раня ноги, топча кусты крапивы, обжигаясь.       И только потом Юлий спросит сам у себя: а стоило ли это всего?       Ответа он не знает, да и тогда не знал — не хотел.       Он знал, к чему все идет, и чем раньше он прекратит это все, тем ему будет легче. Чувства не изжили себя за полгода — значит, нужно чуть больше. Может, ещё полгода, может, год, но нужно, а Юлий себе это время не давал. Лишь к Юре ближе льет, выжидая чего-то, во что сам не верит, но слепо надеялся.       Тогда он пришел домой, к Руслану, совершенно разбитым. И, он мог поклясться всем, что у него есть (даже своим воспоминанием о том, как Юра тепло-тепло его плеча коснулся), что Руслан был рад его боли. Если это можно было назвать радостью — скорее то сладкое чувство, что происходит после отмщения, после возмездия. Юлик в этом Руслана обвинять не хотел.       Руслан был очень красивым в его глазах. И таким же тупым.       Юлий, наверное, не лучше, но он хотя бы чуть дальше всех этих проявлений чувств самых животных, что из грудной клетки, не из головы. Юлий если и проебался когда-то с разумностью, то только в случае с Юрой. А Руслан в этом проебе всю свою жизнь живет — и даже не жалуется. Страдает, разве что, но молчит. В этом его винить нельзя было.       Ему самому нередко хотелось хорошенько вмазать Руслану, чтобы тот перестал рыть для себя могилу. Потому что Юликово сердце разрывалось от боли за него. Он просто не знал, что дикий промежуток времени был тому причинной — если бы Руслан только сказал, Юлик бы... нет, он бы ничего не смог изменить.       В любом случае, всё это оставалось неизменным.       Юлию было больно за Руслана, а теперь ещё и собственная могила рядом стынет. Только теперь он ни себя не спасет, ни Руслана. Проблема, конечно, была в том, что сам Юлик ощущал, что с ним-то точно все будет хорошо — он сильный, очень сильный — то Руслан не внушал доверия. Его резкие скачки настроения, его взгляд и голос. Он знал, что с Русланом происходило что-то ненормальное, он знал, что ему нужна была помощь, он ощущал, как что-то в груди ныло от каждого на него взгляда, но все действия со стороны Юлика были бесполезны.       Проблема была не только в уже прошедшей его безответной любви к Юлию.       Проблема была в чем-то намного большем.       Он знал, что вся эта драма, которая развязывалась между ними с каждым все сильнее, когда-нибудь должна развязаться окончательно и прийти к своему логичному финалу, но Юлий не хотел об этом думать. Хотя бы потому, что ему теперь хватало себя и Юры. То, что приносило ему ощущение какого-то неподъемного груза.       Он догадывался, почему так стремился к Юре. Потому что Юра взрослый и уже научился не ебать мозги не то что себе, а даже окружающим. С ним спокойнее и теплее. Как бы Руслан к тебе хорошо ни относился, с ним всегда будешь ощущать себя простужено, просто из-за того, что сам Руслан простужен, одинок и болен.       А Юра... Юра уже сам по себе. Он полноценный, он понимающий, он теплый. Он как эхо твоего голоса, он будто часть тебя — Юлий это чувствовал. Поэтому к нему и стремился. Ни одно случайное касание Руслана не было для него столь теплым, как касания Юры.       Он думал, что ничего большего, чем касания к плечу их не ждет. И Юлий просто будет вечно проматывать у себя его в голове и греться им. Казалось бы, падать уже и некуда, тьмы ещё чернее не будет, но потом..       Потом Юра сам позвал его выпить. Причина была травильный — поссорился со своей дамой сердца, но Юлик не ощутил ничего, потому что он догадывался, что это наверняка абсолютно бытовая ссора и они помирятся в скором времени. А Юра просто искал повод набухать. В этом Юлик его тоже не винил.       Честно говоря, Юлик уже давно никого не обвиняет (кроме себя). Ему нет до этого дела.       Он шел к нему, обвиняя себя в своей слабости, в том, что не отказался, но он был слабее этого. Он хотел к Юре. Ближе, теснее, под кожу его залезть, узнать, о чем он думает, чем живет и чем дышит. Стать его сердцем.       Но он знал, что это невозможно.       Потому что Юлик красивый-красивый, но не тупой. В отличии от Руслана.       Тогда они выпили больше, чем в их первый раз, и Юлия совсем развезло, и он травил без конца какие-то истории, сам же с них и угорая, и этим заставляя смеяться Юру. Он был рад, что как-то отвлек Юру от этой ссоры и тому полегчало.       Они просто пили и смеялись. Студент и преподаватель. И это было правильно.       Ничего не предвещало беды, и Юлик даже перестал жалеть о своем приходе к Юре, пока в воздухе не повисло увесистое, тяжелое и резкое:       — Боже, ты такой красивый.       Оно было сказано Юриным голосом, и Юлик даже перестал смеяться и просто уставился на Юру. Он думал, что ему показалось, что послышалось, что он перепил и словил белочку — да что угодно казалось не таким плохим вариантом, чем возможность того, что Юра действительно это сказал.       Юлик просто испугался. Он не был готов к этому. Потому что он не тупой, он очень умный и очень сильный, поэтому все понимает, все знает и ко всему готов.       Готов к боли. Но не к этим словам.       Это показалось сном, фантазией, чем-то далеким от реальности.       И Юлик просто сказал:       — Спасибо, мне приятно.       Это ему показалось самым разумным вариантом. Он пьяный, а не тупой, поэтому он не собирался развязываться после этой фразы и пытаться вырулить все это в какой-нибудь там неловкий отсос или что-то вроде того. Юлий знал, что свет, который он искал в этом лесу, не будет исходить от Юры. Он всё это прекрасно знал, поэтому идти на этот красный маячащий свет — опасно.       Это не тот свет, что он искал. Юлий догадывался, поэтому не решается сдвинуться с места.       Юра почему-то решил, что ссора с этой его женщиной — очень грустная драма и она навсегда, а сухое Юликово «спасибо» принял за кокетство или флирт.       Юра подается вперед и, блять, целует.       На этот раз Юлик даже не испугался. Он просто подумал, что Юра сошел с ума. Юлик дал себе слабину, поэтому не оттолкнул — хотя бы потому, что это было бы чересчур грубо и могло послужить точкой в их общении. Не то чтобы он надеялся вообще хоть на что-то после этого дрянного поцелуя.       Губы у Юры тогда на вкус сплошной коньяк, ещё очень-очень теплые и требовательные. Они даже не касались друг друга — никаких объятий и поглаживаний. Они просто поцеловались. Юлий позволил себе расслабиться, только сердце билось на пределе и в горле как-то резко пересохло. Так, что когда Юра отдалился, Юлик резко опрокинул в себя сразу рюмку конька. Знал, что неправильно это, но ему влага была важнее правильности.       Юлий бешено метался взглядом по всей комнате, не решаясь взглянуть на Юру, будто бы это он его поцеловал, а не Юра его.       Некоторое время они молчали, а когда Юлик поднял взгляд на Юру, то увидел то, что не хотел бы видеть никогда в жизни. Он увидел на лице Юры сожаление.       И это показалось Юлику таким обидным и задевающим, что он в тот же миг пожалел, что не ототкнул его. Тут и ни рыбки съесть, и не сесть, как говорится. Он ощутил себя виноватым, и едва хотел открыть рот, как Юра начал говорить первым. Лучше бы он не начинал это делать.       Юлий тогда услышал кучу извинений, фраз по типу: «не знаю, что мне взбрело в голову, я бы в жизни этого не сделал» и ещё чего-то, что-то вроде того, что это помешательство и он, наверное, просто сошел с ума. Он продолжал оправдываться, когда Юлик встал.       Юра замолчал. Юлий ещё спиной ощущал, как за ним следят, когда он надевал парку. Надев кроссовки, перед тем как уйти, он только сказал:       — Когда люди знают о правоте своих действий и слов — они не оправдываются. Так что подумайте дважды о том, перед кем вы только что пытались отмыться — перед мной или собой.       Он ушел, аккуратно закрыв за собой дверь.       Он снова обратился к нему на «вы», потому что тогда он действительно обращался к Юрию Михайловичу. К этому серьезному и рациональному преподавателю, а не к пьяному Юре, который устроил из обычной ссоры целые поминки своей гетеросексуальности.       Юлий хочет верить в разумность Юры, а не вот в этот цирк.       Он был рад, что тот его хотя бы услышал, хотя повторное извинение в стенах университета показались ему издевательством, и тогда Юлик снова ощутил себя оскорбленным. Будто бы он или дурак, или маленький ребенок, или просто грязь, о которую Юра запачкал руки. Когда человек марается, то виновата не грязь, а человек — зачем, спрашивается, ты её трогал? Юлий решил, что что-то подобное тогда и ощущал Юра.       Обвинять его в этом тогда не хотелось.       Хотя он и уходил с плотно сжатыми зубами, которые едва ли не скрипели.       Он наткнулся на выходе из аудитории на Руслана, и у него тогда не было сил ни на диалоги, ни на что-то ещё — а тем более с Русланом.       Он был озлоблен на самого себя за свои поступки и решения, которые приводили его в какую-то херню, и она не сказать, что ему особо нравилась.       Тогда он первым делом пошел к Даше. Просто с ней всегда все забывалось и становилось легче. Почти как с Юрой. Только тут ещё и не больно. Юлий винил себя в том, что так и не смог в неё влюбиться, несмотря на её к нему симпатию, хоть это и было самым адекватным вариантом.       Влюбись он в Дашу, всем бы сразу стало легче! Ну, кроме Руслана — ему никогда не легче.       Даша тогда даже ничего и не спросила, лишь пропустила молча его в квартиру, и сказала, что её соседка сейчас у парня. Она могла ощущать злобу Юлия электрическими зарядами, поэтому некоторое время выжидала.       Она включила телевизор, на котором показывали какой-то фильм Марвел, в которых она не разбирались, зато Юлий с интересом повернулся к экрану.       Она любезно подкинула ему упаковку печенья, потому что знала, что тот обожал сладкое, но сам покупал себе его редко — то ли забывался, то ли ещё что-то, во что Даша просто не вдавалась.       Некоторое время они просидели молча, и Юлий просто пялился в экран, пожирая чужое печенье. Даше не жалко, и Юлий об этом знает. Ещё он знает, что это печенье она покупает специально для него, а сама его просто не ест. Она на извечной диете.       Даша слабо потянула его за руку на себя, и тот уткнулся лбом в её плечо. Она поправила его волосы, легонько погладив, и сказала:       — Ты очень устал.       Это не было вопросом. Это была простая констатация факта. Она всегда его ощущала, и сейчас она заметила, как были напряжены его плечи, как сомкнуты в одну сплошную линию губы, каким взглядом он смотрел.       Он лишь тяжело выдохнул и кивнул. Соглашаться, вообще-то, было бессмысленно — Даша все прекрасно знала и без согласиий.       — Руслан всё больше на меня злится. С каждым днем всё сильнее. Мне кажется, если бы я...       Юлий замолчал, когда она ущипнула его за плечо.       Она сказал:       — Ты вечно всегда винишь себя. Во всех бедах твоих близких и знакомых, ты винишь себя. Кому-то от этого разве легче?       — Нет, но...       — Значит хватит. Руслан сам выбрал себе настроение и состояние, с которым хочет жить. Может, ему и нужна помощь, но от тебя он её принимать не хочет. На тебя он хочет злиться. Я бы вмазала ему за такое, потому что какого черта он ведет себя как маленький ребенок, боже, ему же двадцать один!       — Не злись, — он неловко взял её за руку. Он редко это делал, поэтому каждый раз это происходило как-то неловко, но это так грело и так было нужно. Иногда ему казалось, что Даша единственная, кто пытался действительно его защитить ради него же самого.       Даша такая... Даша.       Поэтому он и винил себя за то, что не смог полюбить её.       Хотя ему и казалось, что он её не заслужил. Даша заслуживало только самого лучшего и прекрасного, а Юлий... а Юлий просто уставший и злой, потому что два человека, с которыми он находится больше всего, ведут тебя как уебаны, и выводят его из себя.       Он, правда, старался хорошо относиться и к Руслану, и к Юре, но как, черт возьми, он должен был это делать, если единственное, что они заставляли испытывать к ним — слепое раздражение? Но в любом случае это не избавляло Юлия от чего-то теплого к этим двум. К Руслану — привязанность и чувства долга, осознания, что он должен как-то загладить произошедшие. А к Юре... а к Юре что-то странное, в чем разбираться просто не хотелось.       — Что случилось?       — Случилось то, что я долбаеб.       Юлий чуть поерзал на диване, прижимаясь к ней ближе. Она такая теплая и отзывчивая, что у Юлия сердце от боли ноет едва, потому что это все несправедливо. Почему Даша — такая добрая и прекрасная Даша — должна быть влюблена в него? В него, который не мог ей дать ничего, просто потому, что не хотел обманывать ни себя, ни её?       Он не хотел винить себя ещё и в этом.       — Не расскажешь?       Юлик тяжело выдохнул и прикрыл глаза.       — Не расскажу.       Он хотел извиниться за это, но вовремя замолчал, потому что он помнил, что Даша не любила моменты, когда он извиняется. Потому что она искренне считала, что он никогда и ни в чем не был виноват, а значит и извинения — лишние.       — Я почти уверена, что ты опять себя накрутил. И я бы посоветовала просто дать в морду тому, кто портит тебе настроение, иначе...       — Иначе это сделаешь ты? — тихо хихикнул Юлик, закрывая глаза окончательно.       Она тяжело выдохнула, расслабила плечи и сказал:       — Иначе это сделаю я.       Юлий улыбнулся. На самом деле, Даша была для него чем-то невообразимым, и ему так жаль, что он ведет себя просто как кусок говна. Он хотел бы дать ей всё самое лучшее, но... не мог. Это было бы нечестно по отношению к ним обоим, а несправедливости ему хватало с Русланом и Юрой. Вранья там тоже предостаточно, поэтому он хотел хотя бы возле Даши оставить честность и отзывчивость. Хоть где-то должно быть хоть что-то хорошее.       — Спасибо, — он сказал это достаточно тихо, и он прекрасно знал, что она поняла, к чему это было.       Они просидели так ещё некоторое время, пока Юлий окончательно не отпустил всю свою обиду и злость на, собственно, самого себя. Он не хотел срываться на Руслана, почем зря — это не его прерогатива.       Он был уверен, что всё утряслось, поэтому он просто планировал ещё раз поговорить с Русланом, и... он не знал, что «и». Он и знать не знал, зачем пытался делать хоть что-то, когда Руслан ведет себя как подросток.       Он узнал от своего знакомого, что он видел Руслана с Даней, хотя Юлик по-человечески просил его с ним не тягаться. Он знал, что это было некрасиво — влезать в чужую жизнь. Да ещё пытаться ставить какие-то запреты, но, черт, Руслан же сам нихрена не понимает.       Руслану просто нечего делать с Даней. Как и Дане с ним, и почему он вообще таскается около него — Юлий не знал. Но догадывался, что хорошего от него ждать не придется.       В любом случае, он не мог насильно запретить ему с ним общаться, поэтому приходилось терпеть и надеяться, что это не выльется в ещё более тихий ужас, чем тот, что расклеил Руслана окончательно после того, как он осознал, что Юлий его не полюбит. Юлик бы себя даже заставить не смог. Просто потому что Руслан — это не его партия. Не его формат.       если бы Юлий любил Дашу, то все было бы хорошо.       Он поджал губы и тяжело выдохнул. Все он делал не так, как надо, как бы не заставлял себя играть по-хорошему и делать правильные ходы, он все равно выбирал отвратную тактику, которая приведет его к проигрышу. А что делать? Тут уже пиши пропало, Юлий какой месяц в игре — если не год.       Дома Руслана не оказалось, и Юлий в ту же секунду у него спросил о его местонахождении, потому что после пар прошло достаточно времени. Руслан написал, что скоро придет. Юлик даже захотел себя обмануть касательно того, что всё у них хорошо.       Но даже этого у него не получилось сделать.       Руслан не пришел ни через час, ни через два.       Он даже не отвечал на звонки и смс, элементарно не заходил ни в вк, ни в телеграм, ни в другие соц. сети.       Юлий действительно занервничал, потому что ну — он же не был на него в обиде, чтобы просто так игнорировать. И он действительно начал волноваться о том, все ли было в порядке. Он сделал, кажется, больше десяти звонков, и даже написал несколько смс, потому что, черт возьми, он же не собирался пить или типа того?!       Юлий сам не знал, почему так волновался, но, на самом деле, такое было впервые — чтобы Руслан просто пропал, не отвечая на звонки. Даже когда он ходил пить или зависал с какой-то девчонкой, он через какое-то время отвечал ему, или просто подавал признаки жизни.       Когда Юлий хотел в очередной раз набрать Руслана, на экране засветилось имя Юры. Юлия это только выбесило — нет у него сейчас времени на него, ну, нет. Он ответил, сказав, наверное, чересчур злобно: «Что надо?». У него не было времени на очередное тупое извинение или что-то вроде того, что очень тонко его унизит, хотя сам Юра и не думал этого делать, но тот в последнее время вообще не думает, но делает. Юлий его в этом не винит.       Юлий винит только себя в том, что до сих пор в этом участвует.       Юра напомнил о методичке, а следом спросил, что случилось и все ли нормально. Юлик догадывался, что его «да, все, блять, нормально» звучало не очень убедительно, но ему было все равно. Он впервые хотел отвязаться от Юры и, может, даже начал обзванивать морги, больницы, отделения полиции и другие очень интересные места Санкт-Петербурга, куда, по его мнению, могло занеси несчастную жертву затянувшейся депрессии.       И Юра сказала, что приедет, сбросив трубу.       Тогда Юлий завис, растерянно пялясь в стену, напротив себя. Он не был уверен, что хотел видеть Юру, но он вспомнил, что тот просто не знал его адреса, так что вряд ли он действительно приедет. Но он приехал. Сказал, что в деканате легко найти и номер, и адрес, и чуть ли не адрес электронный почты.       Юлику было на это все равно. Он просто стоял и пялился на Юру в проходе с очередной бутылкой алкоголя. Он тогда только и сказал пересохшими губами:       — Я не буду пить.       — Ты уж извини, но ты выглядишь так, будто тебе необходимо выпить, — Юра усмехнулся и шутливо ударил его в плечо бутылкой, проходя вперед.       — У тебя всё сводится к тому, чтобы выпить. Не все решается алкоголем, а если быть точнее — им ничего не решается.       — Я знаю, — он сказал это абсолютно серьезно, ставя бутылку на стол, и развязывая шарф, а следом снимая пальто. Юлий просто молча наблюдал за этим с абсолютно бесстрастным лицом. — Но это единственное, что помогает мне.       — Помогает от чего?       — Не свихнуться, — он глянул на него краем глаза, усмехнувшись так ненатурально и болезненно, что Юлий, кажется, спинным мозгом ощутил, что за этой улыбкой крылось что-то действительно страшное. — Ладно, пошли, расскажешь, чего взвинченный такой. Если не хочешь — не пей. Я не заставляю.       Юра прошел в гостиную, а Юлик просто подвис на какое-то время. Он проморгался.       А был ли Юра так чист, как ему казалось? Он вечно считал Юру каким-то островком отвлеченным от мира. Будто бы Юра вовсе и не был человеком. Будто у него не было ни драм, ни проблем. Но никто не давал гарантию, что тот не хуже Руслана. Что тот мог пережить нечто намного страшнее их припиздовсратых драм, которые локально происходят у них на пару с Русланом.       Юлий прошел вперед, отвлекаясь от своего волнения о Тушенцове, и зашел на кухню за стаканами. Он сразу рассказал о том, что его друг решил поиграть на его нервах — без эмоций, просто как факт. Он не видел смысл разыграть драму на глазах у Юры.       Честно говоря, Юлий никогда этим не занимался. Он никогда не разыгрывал драму, никогда не говорил в слух о том, как ему плохо, он никогда и никому не рассказывал о своих локальных приступах тревожности.       Потому что он искреннее считал, что у него нет на это права.       Узнала бы об этом Даша — дала бы по голове.       она ведь так хочет его защитить.       Юлий лишь криво улыбается.       Бессмысленно защищать то, что само рвется на ножи, пойми, Даш, я хочу, чтобы ты защищала себя, а не меня.       Юлий сказал:       — В последнее время у нас с ним полный разлад. Я очень волнуюсь о нем, и тут теперь... вот это. Не знаю, что думать.       — Что он просто пошел бухать?..       — Нет, он бы...       — Ты сам говорил, что у вас с ним разлад в отношении, — Юра пожал плечами, открывая бутылку и наливая только себе, будучи неуверенным, что Юлик сейчас хочет пить, и вообще — хочет чего-то в принципе. — Ты можешь быть уверенным, что он бы не стал делать чего-то специально, чтобы насолить тебе?       Юлий промолчал. Потому что нет, он не был в этом уверен. Руслан очень на него озлоблен, и он знал, что тот ощутил, когда Юлий пришел абсолютно никакой после Юры. Он не мог быть уверенным в том, что Руслан ни в жизни не сделает ничего такого, чтобы специально не надавить Юлию на больное. Руслан, может, и не самый умный, но он очень хороший эмпат, поэтому знал наперед о том, что там — внутри у Юлия.       — Я ни в чем в принципе не уверен. Кроме Даши.       — Даши?       Юлий поджал губы. Он сам не знал, почему её имя вообще сорвалось с губ, но, Господи, она была достойна того, чтобы он произносил её имя с теплотой, чтобы он упоминал её как единственного человека, который стоит всего мира и даже чуть больше. Она была достойна самого лучшего.       — Это... твоя девушка?       — Нет, это мой очень близкий друг. Единственный не мудак из моего окружения.       — Это камень в мой город? — Юра сдавленно улыбнулся, когда Юлий кивнул. — Слушай, я знаю, ты, может, злишься...       — Нет, Юр, я не злюсь, — Юлий тяжело выдохнул, прикрыв глаза. — Я просто называю вещи своими именами. Я ни в чем тебя не обвиняю и ничего от тебя не хочу. Правда.       — Ты выглядишь так, будто пытаешься обмануть себя, — Юра покачал головой и невзначай подставил ближе к Юлию пустой стакан, — знаешь, сейчас просто расслабься. Я уверен, что с Русланом все хорошо, а ты зря время тратишь. Расслабься. Ты заслужил.       Юлий поднял на Юру взгляд, и заметил, как тот как-то виновато улыбнулся. Взгляд у Юлия тогда был буквально никаким. Разбитым и уставшим — он сидел и просто не хотел существовать. Быть не здесь и не сейчас. Хотелось залезть туда, где нет солнечного света. И побыть одному. Вот чего ему хотелось.       — Я никогда никого не обманывал, Юра, — он сказал это, кажется, одними губами, когда взял бутылку и налил себя коньяка. — Я не Иисус, но я заебался терпеть вас — хреновых страдальцев.       Юра слабо сглотнул, потому что в лице Юлия отразилась какая-то надменность и жестокость, которой раньше он не замечал. Откровенно говоря, Юра в тот момент действительно ощутил между ним и Иисусом какую-то тонкую параллель. Юлий всегда спокоен и взвешен, всегда смолчит и только укорезненно кивнет головой, но Юре вполне легко можно было догадаться о том, как он мог заебаться держать себя в руках, держать маску и мнимое спокойствие.       Юра сказал:       — Ты вправе вести себя так, как захочешь. Мне не нужны от тебя стандарты. Ты мне нравишься любым, Юлий.       Юлик на эту фразу лишь криво улыбнулся и сделал глоток, отводя взгляд. Он не собирался исповедоваться — ему просто не о чем. Может, он врет и самому себе, и обществу о своим истинном характере и поведении, но, черт возьми, это просто первичная социализация — как ещё он должен был себя вести?       Кажется, они тогда проговорили весь вечер о какой-то ерунде, и Юлий даже успокоился. Внешне и внутренне. Юра его больше не выводил из себя, и Юлий вернулся к своему старту касательно своего отношения к нему. По крайней мере, он хотел быть спокойным и взвешенным в отношении Юры. Не то чтобы он это заслужил, но это казалось ему правильным.       Юлий изредка набирал Руслану в надежде на ответ, пока Юра аккуратно не забрал у него телефон, отложив на край стола. Он не отбирал его у него, просто дал паузу, чтобы он подумал о правильности своих действий. Юлий лишь кивнул. Он был ему благодарен за это. Иногда бывает очень трудно быть взвешенным по отношению к собственным мыслям и действиям.       Юлик, допивая второй стакан, спросил:       — Итак, я хотел бы кое-что прояснить.       — Конечно, — Юра согласился, и Юлий заметил, что теперь будто он старался держать какую-то марку. Будто он хотел выдержать какое-то мнимое спокойствие и расслабление. Будто бы ему было стыдно за своё прошлое поведение — для Юлия это не было чем-то удивительным.       — Мне интересно, что ты хочешь от меня и как относишься. Ты ставишь меня в тупик своим поведением и действиеми, Юр.       Хованский поджал губы и посмотрел на свой стакан. Юлий заметил в этом нерешительность, но он фактически ожидал это от него. Это было похоже на него — когда дело доходило до самой сути.       — Я сам не знаю, — он пожал плечами, сделав глоток. — Мне просто нравится быть с тобой. Если ты про тот... инцидент, то, смешно, наверное, но тогда я подумал о том, как не хотел бы тебя потерять. Это странно объяснять, но просто с тобой мне именно нравится общаться. То, с какой легкостью мы общаемся. Иногда меня раздражает, что наше общение строится на «ни о чем», но... но мне нравится это. Нет ничего. Есть только спокойствие. Я не ощущаю такого со своей женщиной. У нас есть шаблон поведения, есть мои чувства к ней, есть её чувства, и это все... такое лишнее. Оно мешает. Мне мешает наша любовь. Она всем мешает, Юлик.       Юлий криво улыбнулся, потому что — о, да — ему известно о том, насколько сильно мешает любовь. Как она мешала ему и Руслану, и как теперь хочет испортить все между ним и Юрой. Юлий мысленно похвалил себя за то, что Юра, кажется, и не догадывается о недвусмысленности чувств его к нему. Это шло, в любом случае, ему на руку.       — Да, знаю. Вообще, знаешь, наличие любых чувств очень сильно мешает.       — Поэтому ты ведешь себя как кусок пластмассы?       — Ты преувеличиваешь, — Юлий закатил глаза. Но он — опять же — был рад за то, что в глазах Юры он не чувствует ничего.       Потом Юлий через какое-то время опять задремал. Алкоголь успокоил его волнение, а вслед за ним пришла обволакивающая усталость. Через дрему он ощутил, как Юра накинул на него плед. Между ними повисла тишина, и лишь тихий голос Юры её расстворил. Он сказал:       — Юлик?       Юлий не ответил. Не хотел. Он почти спал. Он просто хотел засунуть, чтобы к утру в доме уже был Руслан, и он мог не волноваться о нем. Он думал об этом, когда Юра коснулся своими горячими губами его лба в ласковом поцелуе, который, наверное, значил слишком многое, чем Юлий мог догадаться. Сердце забилось быстрее, и когда за Юрой закрылась дверь, Юлий ошарашенно открыл глаза.       Это было... странно. Ненормально, боже — это же смешно!       Этот поцелуй не имел никакого смысла! Он ведь... думал, что Юлий спал. Он сделал это в тайне? Юра хотел от него что-то скрыть?       Юлий склонялся к тому, что это просто был отцовский поцелуй. Он не пошлый, он не резкий, он — одна сплошная нежность. В нем не было ничего лишнего, что могло бы выдать что-то... что-то что?!       У Юлия просто в голове перекати поле, когда он встал, закрыл дверь, а потом пошел в свою комнату, завалившись на кровать, и ещё долго пялясь в кровать напротив него.       Сердце и пульс давно уже успокоились, но Юлий, кажется, до сих пор ощущал ладонь на своем плече, будто бы Юра его придерживал, и касание теплых губ ко лбу.       Это должно было быть тайной. Юра хотел скрыть этот поцелуй. Будто бы он был неправильным и грязным с его стороны.       Юлий проморгался. Он не знал, что он значил, даже не предполагал. Это не пугало, это просто удивляло и поражало слишком сильно.       Он так бы хотел рассказать всё Даше, чтобы услышать её мнение, но он не хотел нагружать её лишний раз и взращивать в ней желание прибить Юру Хованского за его припизданутое поведение. А поведение уж точно припизданутое — даже со стороны Юлия Онешко, который вечно всем пытается сгладить углы.       Юлий не знал, что хотел сказать этим поцелуем Юра, и хотел ли вообще. Он сейчас вообще ничего не знал, потому что это было слишком сюрреалистично, чтобы делать об этом хоть какие-то блядские выводы. Это смешно — так думал Юлик, когда жмурил глаза, пытаясь провалиться в сон.       Заснуть у него вышло только через полчаса.       В семь утра он подскочил сам. Его отпустило буквально все, и осталось лишь неприятное опустошение и херова туча вопросов. Руслана в доме по-прежнему не было. Юлий выдохнул, досчитал до десяти и вывалил из аптечки херову тучу успокоительных. Он запил их оставленным коньяком. Он знал, что это не так работает, но ему насрать.       Через минут десять или чуть больше на него свалилось благословение. То есть не очень здоровый пофигизм вообще на все. И на Юру, и на Руслана, и на себя, и на то, что поспал он в лучшем случае часа четыре, если не меньше.       Он просто заварил себе чай и уткнулся взглядом в стенку, циклично проматывая в своей голове воспоминания о произошедшем, пытаясь найти им объяснения, пояснения, хоть что-нибудь, блять, найти — это же невыносимо. Просто невыносимо.       Был ли честен Юра, когда говорил, что ему легче с Юликом, потому что между ними нет ничего? Или же он имел в виду то, что чувства к Юлию для него более правильные и уместные? Что, черт возьми, он мог иметь ввиду?       На самом деле Юлик не мог сетовать на сложность восприятия слов Юры, потому что сам уже не был до конца с ним честен но, черт возьми...       В хрустящей тишине раздался звук открывающегося замка и Юлик открыл глаза, прислушиваясь к шагам. Он спокойно выдохнул. Хоть что-то вернулось на круги своя. Хоть что-то позволило ему выдохнуть спокойно.       Руслан зашел на кухню едва напряженным и явно считающим себя виноватым. Такой весь зажатый. Такой весь...       он выглядел лучше, чем было раньше.       Но оно уже не могло обрадовать Юлия.       Он был слишком в себе.       Но он хотя бы мог быть спокойным за Руслана. Хоть за что-то.       Тяжелый выдох вырвался из его грудной клетки, когда он смотрел Руслану в глаза и видел там легкий слой сожаления. Хоть что-то.       хоть что-то.