Мой дорогой дневник

      848 год       Сегодня случилось то, о чем я буду жалеть всю жизнь!       Моя соседка Ханна, с которой я уже успела подружиться, все время грезит о настоящей любви. Казалось, что кроме темы об отношениях ее вообще ничего не волнует. В силу своей воспитанности я никогда не задам ей этот вопрос, но мне очень интересно, зачем она пошла в кадеты? Думаю, в будущем из нее бы вышла отличная жена и, возможно, даже мать, но никак не солдат.       И вот, на одной из лекций Ханна решила развлечься и написать любовное письмо одному из наших товарищей. Я не стала заговорщически хихикать вместе с ней, потому что это совсем на меня не похоже, но и не пыталась отговорить. Ее дело, кому что отправлять. И тут я увидела, как она тайком от зорких глаз инструктора протянула мне оторванный кусок бумаги и кивнула головой в сторону Марко Ботта.       Вчера перед сном мои две болтушки-соседки разговаривали о мальчиках. Ханна по секрету сказала, что ей нравится Франц. Она долго не могла назвать его имя, то закрывала руками лицо, то смущенно хихикала, словно он мог услышать ее и прийти на зов. И когда Мина уже сгорала от нетерпения, повторяя «ну кто же он», Ханна наконец-то призналась.       Затем они с вопросом по той же теме обратились к Анни. Сегодня она легла самой первой, привычно отвернувшись к стене. В комнате стало совсем тихо – все прислушались к ответу, которого все не было. И когда мы были уверенны, что Анни уже спит, она холодно сказала, что ей никто не нравится. Тогда Мина, чтобы хоть как-то наладить отношения с недоступной соседкой, как можно осторожней сообщила ей, что наш товарищ Бертольд иногда поглядывает на нее своим мягким взглядом.       Я думала, на этой ноте девочки остановятся, но тут они перешли на меня. Даже темнота не мешала мне разглядеть любопытное выражение лица Мины, чья койка располагалась сверху койки Анни. Я уж было открыла рот, чтобы начать говорить о своих приоритетах, но потом подумала: а надо ли это им?       Каждый день наши мысли посвящены лишь только борьбе с титанами. Мы тренируемся до потери сил, чтобы быть готовыми противостоять им, учимся вырабатывать стратегию, изучаем их слабые места. Если вы не думаете обо всем этом, значит вы не проходите обучение в кадетском училище. Нам некогда отвлекаться: с раннего утра до позднего вечера мы пашем, потом собираемся на ужин, если остаются силы дойти до столовой, затем наконец-то ложимся спать. Кажется, только во сне мы можем расслабиться, и то, если и там нас не преследуют эти зловещие гиганты со своими огромными пастями.       Я чувствовала – девочкам необходимо отвлечься, пусть даже на такую глупую тему. Поэтому, поразмыслив, я спокойно назвала имя «Марко». Нет, это не влюбленность. Это скорее уважение, ведь кому не понравится общаться с умным, вежливым и добродушным парнем?       Вот так мы и пришли к запискам с признаниями. Мне хотелось отмотать время назад и оторвать себе язык, прежде чем я успела бы признаться. Но, к великому сожалению, мы живем в мире без волшебства. Одними губами я четко произнесла «нет», и так зная, что это не остановит напористость Ханны. Надо же было хотя бы попытаться.       Знала бы мама, чем я тут занимаюсь, может быть даже изменила свое мнение, а то во всех тревожных письмах она думает, что я все свое время отдаю серьезной учебе. Еще мама, не считая вопросов о хорошем питании, всегда просит меня вернуться домой. Не осмеливаюсь написать ей, что наш настоящий родной дом остался за стеной Мария, и что мы обе вернемся туда, как только нам – солдатам, удастся отвоевать ее обратно. Без конца задаю себе вопрос: я не пишу это потому, что боюсь ранить и так потрясенное душевное состояние своей мамы, или потому, что не верю, точно ли это когда-нибудь произойдет?       Взяв кусок бумаги с рук Ханны, я лишь озадаченно смотрела на него, понятия не имея, что написать. Давай сходим куда-нибудь на выходных? Я от тебя без ума? Будь моим молодым человеком? Конечно, и тем самым наврала бы не только Марко, но и себе.       В итоге Ханна оказала мне любезность и написала за меня, казалось бы, три простых слова – «ты мне нравишься». Видимо, устала терпеть мою медлительность. Поблагодарив про себя Ханну, что записка анонимная (иначе я бы ни за что не согласилась на эту авантюру), я скомкала несчастную бумажку и прицелилась в спину сидящего впереди Марко. И тут произошло непоправимое. Признание попало прямо в затылок его соседа – Жана!       От стыда мне хотелось убежать прямо с теоретической лекции, но это бы точно выдало меня. Поэтому я осталась сидеть, пытаясь сделать максимально равнодушное лицо и молясь про себя «не поднимай, не поднимай, не поднимай!». Но этот болван, который со своим вспыльчивым характером должен был выругаться и забить, ни с того ни с сего поднял клочок бумаги, развернул его и прочитал содержимое. Эту довольную рожу надо было видеть! Жан стал выглядеть самоувереннее обычного, что взбесило меня еще сильнее, но я всеми силами старалась делать вид, что вообще ни при чем. Он оглядел всех сидящих сзади него девушек, в том числе и меня, разумеется, и остановил взгляд на Ханне, которая вся раскраснелась, едва сдерживая смех. После Жан высокомерно усмехнулся и сел прямо, чтобы показать записку Марко, совершенно не подозревающему, что это было адресовано ему.       Как только инструктор скрылся за дверью после окончания лекции, Ханна аж прыснула, выплескивая из себя накопившийся смех. А я лишь скрестила пальцы в надежде, что Жан не воспримет это всерьез. Но через несколько секунд он деловито подошел к нам.       – Прости, но мое сердце занято, – обратился Жан к Ханне.       Мне самой уже стало смешно. Все девушки в нашем 104-м отряде знают о его чувствах к Микасе. Он так жалко выглядит, когда она находится рядом с ним.       И тут неожиданно для нас с Жаном моя верная подруга выдала меня с потрохами. Позже она объяснила, что испугалась, как бы по корпусу не пошли всякие слухи, ведь тогда ее неповторимый Франц точно не посмотрит на нее.       Жан стал еще счастливее: подумать только, две девушки соперничают друг с другом из-за него! Так и читалось это по его лицу.       – Это записка была не для тебя, я промахнулась. – Мне хотелось с грохотом спустить его с небес на землю, кишащую титанами.       – Можешь отмазываться, сколько вздумается, – бросил Жан со своей тупой усмешкой на вытянутом лице.       И тут я не выдержала. Встав со своего места, я закричала, что он напыщенный идиот, и что любая в здравом уме девушка никогда не влюбится в него. Только сейчас, написав сказанное в своем дневнике, я поняла, что это было жестоко даже для него…       Я ударила Жана прямо по самолюбию. Это было видно по его лицу, которое моментально изменилось. Когда он со всей серьезностью послал меня, я сделала вывод, что с этого момента у нас начнется своя война.