Мой дорогой дневник

      850 год       Мы стояли неподалеку от костров, что горели со всей яростью, но от них нам совсем не было тепло. И я вовсе не имею в виду температуру. Он не грел наши сердца, обливающиеся болью. Сегодня вечером мы навсегда отпускали своих погибших товарищей, друзей в иной мир. Много кто был против общей кремации, но разве у нас – толком несостоявшихся солдат, могло быть право голоса? Мы считали, что каждый человек, павший в Тросте, заслуживал отдельных похорон по всем правилам. Но их тела даже отказались отдавать семьям, хотя они настоятельно просили об этом, чтобы навсегда попрощаться со своими детьми, братьями и сестрами.       Сегодня утром мы с Анни вместе собрали вещи Мины и Ханны, хотя, признаться честно, мне далось это с большим трудом. Я бы так и продолжила откладывать это на потом, если бы не завтрашний день, в который мы навсегда покинем кадетский корпус и вступим в выбранные войска. Как только у меня появится свободное время, я передам вещи их родителям. Мне хотелось и себе сохранить что-нибудь на память, но я быстро отказалась от этой мысли. Это было бы эгоистично с моей стороны по отношению к их родным.       Тело Ханны так и не удалось найти. Я еще раз повторюсь, что она бы ни за что не бросила Франца, и могу предположить, что по воли сердца ей пришлось оберегать его до самой смерти. У них была большая любовь. Помню, как Ханна сначала скрывала от нас свои отношения с Францем, но мы-то сразу заметили изменения в ней – она стала светиться гораздо больше.       Ханна была милой и беззаботной. Мы ласково называли ее дитем солнца из-за ее рыжих волос и задорных веснушек. Стоило ей ступить в нашу комнату, как вокруг сразу становилось тепло и комфортно. Сейчас же там все стало тусклым. Лампа, которую мы обычно зажигали по вечерам, сейчас светит не так ярко, как раньше, а сама комната, в которой нам четверым было тесно, теперь кажется большой и совсем неуютной.       А вот с Миной нам всегда было весело. Она добросовестно училась, не пропускала тренировки, серьезно подходила к любым делам, но при этом не была обделена чувством юмора. Она умела интересно рассказывать истории, что порой даже на лице равнодушной ко всему Анни появлялась чуть заметная улыбка. Мина дружила с ней больше, чем я и Ханна.       Помню, как в последнюю ночь Мина спросила у меня, хотела бы я вступить в Разведкорпус, а потом сказала, что сама собирается туда. Я не стала ее отговаривать, а лишь еще раз убедилась в ее решительном характере и отваге.       Не могу дождаться наступления завтрашнего дня. Нет, дело вовсе не в том, что мы наконец выберем войска. Я просто хочу поскорее съехать из нашей комнаты, так как мне больно в ней находиться. Два дня назад после случая в Тросте я сидела в ней в ожидании, что вот-вот должно было что-то произойти. Потом только поняла, что я ждала, как раскроется дверь, и в комнату с шумом ворвутся Ханна и Мина. Я больше не увижу их – все никак с этим не смирюсь.       Весь следующий день я провела вне кадетского корпуса. Сначала я хотела добровольно присоединиться к отряду из Разведкорпуса, который очищал Трост от заключенных в нем титанов, но, увы, начальство моего рвения не оценило. Видите ли, если я действительно хочу помогать разведчикам, то сначала должна официально вступить к ним. Поэтому мне пришлось отправиться к матери.       Мы с ней целый день просидели в обнимку. Я много плакала, а мама гладила меня и все приговаривала «бедный ребенок». Она и тогда не упустила возможности заставить меня бросить военную службу. Говорила, что не будет давить замужеством, лишь бы я только была жива, и в тот момент я неожиданно для себя подумала, что в замужестве нет ничего плохого. Я представила, как выхожу замуж за Жана, бросаю военную службу, становлюсь домохозяйкой и рожаю ему детей. А потом поняла: все это время я бы сидела дома и не знала, что с ним происходит.       Слышала, как некоторым кадетам удалось вступить в Военную полицию нечестным путем, то есть подкупом. Я точно решила для себя, что пойду вслед за Жаном. Тогда я не знала еще, что он может передумать, и была готова нарушить закон. В полиции и так действует коррупция, так что не важно, если ты и сам ввяжешься в это дело, думалось мне.       Ночью я легла на дополнительный матрас рядом с кроватью, где спала мама. Поначалу она хотела, чтобы было наоборот, но я объяснила свой выбор тем, что рано утром мне нужно было вернуться в свой корпус. На самом деле я не могла даже и представить, как мама бы спала на полу, в то время как я с комфортом бы возвышалась над ней на мягкой кровати.       Я чувствовала, как мама сильно переживала за меня, хотя внешне она не подавала виду. Кто-то из нас должен был быть сильным, чтобы утешить другого, и эту роль она приняла на себя. Взяв маму за руку, я попросила прощение за то, что доставляю ей столько душевных переживаний, и пообещала, что когда-нибудь подарю ей долгожданных внуков. Мама в ту же минуту проявила наблюдательность:       – У тебя кто-то есть?       – С чего ты так решила?       – Обычно ты и слышать не хотела от меня подобные разговоры, но я сказала себе, что ты обязательно пересмотришь свои взгляды, как только найдешь того самого.       От смущения мне стало жарко, но вместо того, чтобы откинуть одеяло, я наоборот натянула его на себя повыше, наполовину прикрыв пылающее лицо. Мне было крайне неудобно говорить с мамой на эту тему.       – Познакомишь меня с ним?       – Ты ошиблась, у меня никого нет.       – Ну, ладно, – вздохнула мама. В комнате было темно, но я знала, что в этот момент она довольно улыбалась. От нее ничего нельзя было утаить. – Видимо, еще пока не время для знакомства.       Я проснулась, когда солнце только собиралось вставать. Чтобы не разбудить маму, я все старалась делать максимально тихо: сложила постель обратно в шкаф, надела форму, взяла с собой приготовленный со вчерашнего вечера бумажный сверток с остатками ужина и украдкой вышла из комнаты. В кадетский корпус я вернулась как раз вовремя. Все готовились к построению, чтобы отправиться в Трост, который с помощью Разведкорпуса был полностью освобожден от титанов. Как бы я хотела не принимать участие в опознании тел.       Время тянулось долго. Я хотела поскорее выбраться из Троста и одновременно с этим не желала наступления вечера. Но, все же, это было неизбежно. Я не могла спокойно смотреть, как костер несправедливо забирал наших товарищей. В итоге от них остался лишь пепел, и то его потом навсегда унес за собой ветер. Чтобы удостоиться лучших похорон, надо достичь в карьере больших успехов. Это станет понятно, если на устах людей периодически будет проскальзывать твое имя.       Я подняла взгляд от земли лишь тогда, когда Жан обратился ко всем с вопросом насчет выбранных нами войск. Сегодня мы с ним толком не разговаривали. Во-первых, мы опасаемся, что кто-то догадается о наших отношениях. А во-вторых, я хотела дать Жану возможность побыть наедине с собой. Его сильно потрясла смерть близкого друга, Марко, и с тех пор он ходит весь задумчивый. Жан, конечно же, дружил с ним больше, чем я, но мне было не в меньшей степени грустно, что мир лишился такого доброго, бескорыстного человека.       Я ждала, что Жан снова объявит о своем намерении примкнуть к полицейским, после чего я бы подошла к нему и сообщила о своем выборе последовать за ним. Но что-то пошло не так.       – Я решил… – Жан схватился за руку и задрожал всем телом. Казалось, таким образом он сдерживал свой собственный страх, что мешал ему произнести предложение целиком. – Я решил вступить в Разведкорпус!       Не передать словами, как все были удивлены услышать такое от Жана, в том числе и я. Из-под моих ног словно ушла земля. Как же теперь мне быть?