Мой дорогой дневник

      850 год       После сегодняшней утренней тренировки нас – кадетов, собрали в мастерской. Мы должны были показать свои устройства маневрирования и ответить на некоторые вопросы. Я сначала подумала, что это обычное дело перед вступлением в определенное войско, но потом до меня дошли слухи – кто-то избавился от двух титанов, пойманных разведчиками для дальнейшего изучения. Это мог сделать абсолютно кто угодно. Например, я сама мечтала прирезать их. Они наверняка были в закрытом пространстве, да еще и привязаны, что значительно облегчило бы их убийство. Но, конечно же, я ни за что бы не совершила подобного. Это как пойти одной против всего Разведкорпуса.       Далее нас отправили на открытый воздух, так как до построения осталось не больше часа. Я стояла одна, опершись спиной об стену ближайшего здания, когда ко мне подошел Жан. Он встал рядом, но не слишком близко, и я почувствовала как бы случайное прикосновение его пальцев к моей ладони. Это не было похоже на то, как обычно стоят парочки, держась за руки. Все было украдкой, что, если честно, мне не особо понравилось. Я неожиданно прозрела: с чего это мне скрывать отношения с Жаном от других? Дело было определенно в нем, ведь когда мы остаемся одни, он не обходится одним прикосновением.       – Ты как?       – Все в порядке. Я хотела поговорить насчет твоих вчерашних слов…       Жан тут же убрал руку и заметно напрягся. Зря я заговорила об этом. Хотела спросить, не было ли его желание вступить в Разведкорпус минутным порывом, или, может, он уже успел передумать. Да, я помнила о своих словах, что последую за ним куда угодно, но Разведкорпус пугал меня своими частыми жертвами. Думала, что если я присоединюсь к этому войску, то стану свидетелем еще больших смертей, чем было в Тросте, и кто знает, может быть, даже встречу свою.       – Я потом подойду, хорошо? – сказал Жан и, не дождавшись моего ответа, отправился к группе, где находились Конни и Саша.       Все оставшееся время я бы так и провела в одиночестве, если бы ко мне не подошел тот самый лейтенант из Гарнизона. Позже он представился просто Фредериком. Первое, что бросилось мне в глаза еще в Тросте – это его подбородок. Он был покрыт множественными серыми точками, хоть и казался гладковыбритым, что говорило о предрасположенности лейтенанта к густой растительности. Мне было непривычно видеть такое вблизи, ведь у парней из нашего выпуска только-только начали пробиваться волосы на лице.       – Ничего себе! Ты жива! – такими словами поприветствовал меня лейтенант Фредерик. Все же я не могу обращаться к нему только по имени, хотя по внешнему виду можно было сказать, что он старше меня где-то на пять-шесть лет.       – Могу заметить о Вас то же самое, – бросила я, так как его насмешка меня неприятно задела.       Лейтенант громко рассмеялся, чем привлек к нам любопытное внимание моих сослуживцев. Я заметила, как Жан тоже смотрел в нашу сторону. Интересно, о чем он думал?       – Ты всем так дерзишь, или я заслужил особое отношение? – спросил лейтенант, но я ничего ему не ответила, лишь смущенно опустила голову. Далее он так и продолжил лезть ко мне со своими расспросами: – Куда собираешься вступать?       – Не знаю, пока еще думаю…       – Думай скорее, распределение вот-вот начнется.       На это я тоже не знала ответа. Может потому, что лейтенант Фредерик был мне малознакомым, или потому, что говорить с ним было неинтересно. Я считала, что неловче разговора и быть не может, как его следующие слова еще больше усугубили положение:       – Я был бы очень рад увидеть тебя в Гарнизоне.       Я удивленно покосилась на него, и мой взгляд, видимо, спросил за меня: «Почему Вы были бы рады мне?», раз лейтенант неуклюже откашлялся и поспешил объяснить:       – Ну, ты хороший солдат. Нам как раз такие и нужны.       – Спасибо.       – О! Ты вновь заговорила! А я уже начал думать, что ты проглотила язык.       Лейтенант снова залился смехом. Он вел себя так, будто встретил старого друга, кем я ему не являлась, и от этого мне было совсем некомфортно. В моей голове забегали планы побега, но они мне не понадобились, так как нас наконец-то позвали на построение.       – Ну что ж, до встречи! – сказал мне лейтенант. По его уверенному голосу можно было подумать: он не сомневался в том, что мы еще увидимся.       – До свидания. – Я натянула легкую улыбку и затем поспешила за своими товарищами. По идее я должна была отдать перед ним честь, но посчитала это неуместным, так как лейтенант Фредерик уже изначально установил не те отношения, какие должны быть между старшим по званию и пока еще простым кадетом.       Этим вечером от чрезмерного волнения все будто позабыли о выдержке, которой все эти три года нас обучал инструктор Шадис. Обстановка была, как на воскресном рынке. Стоял большой гул, среди которого сложно было разобрать отдельных предложений, но как только перед нами возник командор Эрвин Смит, все замолкли и послушно отдали честь.       Командор Смит был высоким, крепким мужчиной. Как и многие другие, я считала его прирожденным лидером, хотя у него была не самая лучшая репутация, впрочем, как и у предыдущих командоров. Я же не разделяла этих укоризненных взглядов на его счет, а придерживалась позиции, что если солдат пошел в Разведкорпус, значит он уже добровольно отдал свою жизнь. Лидер не может спасти каждого, поэтому удастся ли выжить этому солдату – зависит полностью от него самого.       Я была впечатлена грандиозными планами Разведкорпуса, которыми поделился с нами командор. В ближайшем будущем разведчики планировали вернуть стену Мария, а также добраться до подвала в доме Эрена Йегера, где должны были храниться ответы на многие вопросы. Во мне поселилась надежда, что у человечества есть шанс на нормальную жизнь, но тогда меня заботил вопрос: хотела ли я принимать в этом участие?       Я внимательно смотрела на Жана, который стоял впереди меня. Мне хотелось увидеть, как слова командора повлияли на него. Он был напуган? Взволнован? Или, может, воодушевлен?       – Готовы ли вы посвятить свои сердца во благо человечеству? – задал свой главный вопрос командор Смит.       Казалось, будто развернулись абсолютно все мои товарищи. Они проходили мимо меня, а мне и дело до них не было. Я следила всего лишь за одним человеком. Жан стоял в такой позе, словно был готов в любую секунду развернуться и уйти, и если бы он так и сделал, я бы тут же последовала за ним. Отсюда и ответ на мой вопрос: я не заинтересована в том, что лежит в подвале Эрена. Больше всего на свете меня интересует Жан Кирштайн – дурак и выскочка, в которого я влюбилась до беспамятства. Можно сколько угодно говорить о том, что в нашем маленьком мире нет места любви, но она существует, и тебе никуда от нее не деться. И как только она тобой завладеет, ты забудешь о том, чего придерживался ранее.       Нас осталось меньше двадцати. Командор Смит назвал нас храбрецами и спросил, готовы ли мы умереть, если нам это прикажут? Нет, я совсем не была готова. Я говорила себе, что ни за что не сдамся, что буду бороться до самого конца ради светлого будущего, где мы с Жаном смогли бы начать спокойную совместную жизнь.       – Вы все приняты в Разведкорпус, – объявил командор, после чего мы вновь отдали перед ним честь, правда, на этот раз с меньшим энтузиазмом.       Новоиспеченные разведчики принялись уходить, а я так и продолжила стоять и смотреть на спину впереди стоящего Жана. Мне было необходимо увидеть его реакцию на то, что я тоже присоединилась к Разведкорпусу. Когда Жан наконец развернулся, он заметил меня и застыл на месте. Его глаза широко распахнулись от удивления. Он был рад, что я осталась? Или же был расстроен? В любом случае я улыбалась ему так, будто все это время мы слушали радостные вести, и только потом обратила внимание на то, что по моим щекам бежали слезы. Мне было страшно.