Change my mind

Девушка с фотоаппаратом и вопросами поселилась у Гарри в голове, и вот не в том смысле, в каком это обычно с девушками бывает, и не в том смысле, который Гарри бы нравился. Точнее, эта девушка — Лэйни Джонс, — вообще говоря, симпатичная и всё такое, но ещё она хотела бы сожрать его с потрохами, если бы это помогло ей получить ответы на вопросы. К такому Гарри не привыкать, да вот ещё одна неувязочка — ответы Лэйни Джонс нужны самой, а не для её издания, блога, не для продажи или чего там ещё. А для чего тогда? Ей просто интересно? Это странно. Ответы и самому Гарри не помешали бы. Вопросы и ответы так и вертятся в мозгу, пока Гарри пересматривает присланные Джеффом на почту фотографии из её портфолио, останавливается на портретных снимках. Многие из изображённых людей ему лично знакомы, но, но, но… Что-то, какое-то «но» цепляет, свербит в мозгу. Эти люди знакомы ему, но незнакомы обычно фотографам, и потому снимки, на которых можно заглянуть человеку в глаза и увидеть что-то настоящее — редкость. И вот тут эта редкость в ассортименте. Гарри думает, ему интересно было бы посмотреть на его собственные фото, сделанные Лэйни Джонс на пресс-конференции. Он там только глянцево улыбается или всё же… А может у неё там пара дебильных снимков, вроде тех, что он выдавал фотографам несколько лет назад, пока был членом супер-пупер известной группы, от которой теперь фиг отлепишься. Гарри рассматривает фотографии самой Лэйни и пробегает глазами её неведомо где добытое резюме. Возвращается к фотографиям и тщательно ищет подвох. Подвох он чует задницей, но найти не может. Лэйни Джонс клеймит стандарты (и его самого, чего уж, за вроде как поддержку этих стандартов) так, будто они лично ей что-то сделали. Но только не понятно, что они ей сделали и сделали ли вообще. Гарри суёт планшет с фото Джеффу под нос. — Не пойми меня неправильно, но я думал, бодипозитивщики… ну, побольше. Джеффри отодвигается от экрана, непонимающе рассматривает картинку, потом так же непонимающе смотрит на Гарри. — Психи-бодипозитивщики, да, а нормальные, они за то, чтобы не стыдиться того, что не можешь в себе изменить. Должны быть, но по факту все скачут вокруг странных тем в духе «я имею право быть смертельно толстой и считать себя красивой». Ты это в связи с чем задумался? Ну, как сказать: стандарты, модельные параметры, влияние самого Гарри на распространение этих стандартов и всякие там другие обвинения (о, ни в коем случае не прямые, но вполне очевидные) заставляют задуматься, почему ему это предъявляют и почему предъявляет именно эта девушка. — У неё явно своя какая-то философия. Не знаю только, в чём конкретно она заключается, отказ от любых стандартов или что. Джефф забирает планшет, пару секунд рассматривает фотографию Лэйни — какой-то совсем простой во всём, от позы и улыбки до набора из голубых джинс и белой футболки, — и блокирует экран. — По-моему, прежде чем от чего-то отказываться, надо предложить альтернативу. Стандарты нужны людям. Они не должны править миром, но мир без ориентиров хаос, — Джефф рассматривает Гарри, хмыкает. — Чёрт с ними, с философиями и стандартами, по-моему, тебе пора подстричься. Гарри закатывает глаза. У Лэйни Джонс, наверное, есть своя философия и, наверное, ей бы следовало подобрать для её объяснения слова. И да, их разговор того стоил, он заставил задуматься о многом: о том, каков мир, каким мир должен бы быть, на ком лежит ответственность этот мир менять. О собственной философии Гарри. Он знает, что на него смотрят, и да, наверное, он хочет быть для людей примером, но примером таким, который вдохновляет, а не указывает путь, который нужно повторить — ни в коем случае. Это ответственность, которую он на себя взять не хочет, потому что знает — верит, — люди все разные, и счастье у всех разное, он, в конце концов, много лет проездил в автобусе с пятью, а потом четырьмя парнями, у которых было одно направление, но пути разные. И это нормально, правда ведь? Так и должно быть. Только почему кажется, что мир вокруг этого не понимает? И как понять, должен ли он это объяснять вообще? Гарри был влюблённым в музыку романтичным мальчишкой, когда оказалось, что он может стать звездой. И ответственность перед тысячами — миллионами, Господи Боже, — людей оказалась для него неожиданностью, с которой он постарался справиться, как смог. И ему думалось, он справляется, относясь к другим с добротой, поддерживая окружающих, открыто говоря о естественных правах тех, кто чувствует себя другими, участвуя в гендерно-нейтральных кампаниях… Что, если он не справляется? Что, если не одна мисс Джонс считает его лицемером, пиарящимся на модных темах? Гарри знает, что на тех, кого люди считают своими кумирами, оказывается ответственность за то, что эти люди будут считать верным, и он делает, как ему казалось, то, что от него зависит, чтобы показать: мы все равны, свободны, прекрасны и прочее бла-бла. Но мы все равны и свободны, и не лежит ли на людях самих ответственность за определение для себя моральных, этических, эстетических и каких там ещё норм? Не лежит ли на людях самих ответственность за то, что они не принимают самих себя, но хотят повесить на окружающих эту ответственность-обязанность принимать их, любить, как есть, и не требовать соответствия списку требований? Он думает, и думает, и думает об этих вопросах всё время: и тогда, когда Джеффри «радует» его новостью о том, что Элен Памбрун не будет с ним в туре, и тогда, когда назначают съёмку предложенных мисс Джонс моделей, и тогда, когда входит в павильон, где эту съёмку проводят. Лэйни Джонс со всей сосредоточенностью щёлкает девушек, действительно, всех размеров, и Гарри кажется, они все подтверждение того, что он говорит — каждая по-своему симпатичная, хотя каждая по-своему далека от модельных параметров. В чём проблема-то? Джеффри со скрещенными руками наблюдает за работой Лэйни и фотографиями на мониторах, и Гарри подходит к нему, тоже просматривает фото. — Не хочешь попробоваться в роли модели нестандартного размера и возраста? — говорит он вполголоса Джеффу. — Уверен, тебе пойдёт мой мерч. — Иди к чёрту, Стайлс. Свободные от работы модели подтягиваются за автографами, и Гарри, разумеется, не отказывает, болтает с ними и надеется, что не мешает рабочему процессу. Оглядывается, перехватывает мимолётный взгляд Лэйни и не знает толком, что в нём было. Возможно, она думает, он избалован вниманием. Возможно, она думает, он оторван от тех, кто не вращается в модельном мире VS. Возможно, она думает, что он имеет влияние, которое использует неправильно. Возможно, вовсе она о нём ничего не думает. Она не знает, что он сам находится под давлением своих фанатов, и это тяжёлое давление. Гарри хотел бы, чтобы его принимали, как есть: в кепке, в широких брюках вместо скинни, иногда уставшим, иногда философствующим, не всегда Гарри Стайлсом в Gucci и блёстках фанатского восторга, но всегда Гарри Стайлсом из Холмс, мать его, Чапела. Но не принимают, хотят чего-то своего, и Гарри даже не знает, чего. Просто потому, что этих разных картинок слишком много, и он не может угодить всем, кто хочет видеть его частью Стайлинсона, и тем, кто хочет, чтобы он женился на ком-то из них. И Гарри думает, он и не должен угождать, иначе сам себя потеряет. Лэйни берёт короткий перерыв, отходит к мониторам, пересматривая сделанные фотографии, и Гарри подтягивается туда же, молча смотрит, как она что-то бракует, что-то приближает, рассматривает и одобряет. А потом она вопросительно смотрит на него, и на секунду ему кажется, он вторгся на чужую территорию. — Мне просто интересно, как ты работаешь и какими ты видишь людей. Лэйни смотрит на него снизу вверх, раздумывает. Возможно, раздумывает, не послать ли его подальше, вон, с Джеффом кофе попить. Но в итоге только пожимает плечами, убирает за уши пушистые рыжевато-золотистые волосы. Ей будто неловко, когда он её рассматривает. — Разными. Я стараюсь эту разницу отразить на фотографиях, — она возвращается к фотографиями и, чуть подумав, добавляет: — Но не все готовы раскрываться. И Гарри знает, она бросила камень в его огород. Будто не понимает, что он был с ней откровенен как, возможно, не был с большинством журналистов. — Ну, не все доверяют всем. — А вот это уже звучит, как будто он ей не доверяет. Но он… доверяет. Ничего, по сути, о ней не знает, но доверяет просто потому, что ему кажется, что ей не всё равно, что он говорит. И Гарри поясняет свою скомканную мысль: — Я имею в виду, некоторым людям сложно раскрыться, они боятся, что их поймут как-то не так. Но я не имею в виду себя. Он знает, что звучит, как полный идиот, и видит это в глазах Лэйни, когда она поворачивается к нему. Мисс Джонс вежливо приподнимает брови. — Вы что-то хотели? Он чувствует, что она снова обращается к нему на «вы» и чуть хмурится. Ему-то казалось, они нашли контакт в прошлый раз. — Ну, вообще-то я хотел сделать тебе комплимент по поводу снимков. И ты была права, разные фото пойдут на пользу. — Так люди смогут оценить, пойдёт им выбранный товар или лучше посмотреть что-то другое, — она пожимает плечами. — Обычно для этого есть примерочные, но не в интернет-магазинах. И фотографии кого-то не четвёртого размера, может быть, покажут женщинам, что не нужно ненавидеть себя, если твой размер десятый. У Гарри вытягивается лицо, и он автоматически оглядывает Лэйни взглядом. Она не похожа на того, кто ненавидит себя из-за размера или чего там ещё. — Ненавидеть себя вообще не лучшая идея, — бормочет он, но Лэйни слышит его, щетинится. — Мало кто делает это специально, а не в ответ на ненависть окружающих. Сложно быть другим, особенно если ничего с этим сделать не можешь, хотя пытаешься. Гарри вскидывает обе ладони, показывая, что не собирается с ней сражаться. Он не понимает, это он что-то не то лепит или она что-то не то в его словах слышит? Или она вовсе не его слова слушает, а отвечает на какие-то свои мысли? — Я знаю, что сложно быть другим. Поэтому и говорю, что нужно быть добрее друг к другу. Потому что быть другим нормально, и нужно это принимать. Лэйни хмурится, разглядывая его, и Гарри почти уверен, она думает, что ему об этом ничего не известно. И, наверное, он не готов убеждать её вот прямо сейчас, когда у неё в разгаре рабочий процесс. Он не уверен, что ей это вовсе нужно. — Твоя философия для меня по-прежнему загадка, — говорит она наконец. Гарри передёргивает плечами. На лавры философа он никогда не претендовал и не думает, что-то, как он живёт и действует, справедливо называть философией. Он же не Ошо какой-нибудь, да и вообще личность, далёкая от статуса культовой. Но у него есть свои идеи о мире вокруг. Как и у Лэйни Джонс. — Я готов рассказать миру и тебе о своей философии. А ты о своей? Возможно, вот вся его философия — относиться к людям с добротой. Это в том числе значит, выслушивать их, дать им возможность самим выбирать свой путь, свои ориентиры, и не оправдываться, если они не совпадают с представлениями других людей о том, что для тебя правильно. Как только, интересно, до людей это донести? Особенно когда не всегда уверен, что слушают тебя, а не ищут в твоих словах подтверждения своих каких-то мыслей о тебе. Лэйни теряется, её светлые глаза распахиваются в откровенном неверии, и руки смыкаются плотнее на фотоаппарате, будто это её щит от Гарри. Или ото всего мира? Лэйни косится куда-то Гарри за плечо, и он понимает, приближается Джефф. — Миру мои мысли не нужны, — тихо говорит она. — Ну, мне-то нужны. Лэйни молчит пару секунд, потом отворачивается к столу, что-то непонятное делает с фотоаппаратом, листает фотографии. А Гарри в голову закрадывается новая мысль. Лэйни действительно делает интересные портреты, и Гарри давно было любопытно, каким она видит его. Возможно, у него есть возможность узнать об этом. — Ладно, Лэйни, у меня есть предложение. Я еду в тур, и у меня свободно место фотографа, хочешь его занять? Джефф издаёт маловнятный звук, и Гарри кажется, Лэйни его копирует. Чуть медлит перед тем, как повернуться. — У меня вообще-то есть работа, — напоминает она, хмурясь. — Подумай. Лэйни если и собирается подумать, явно не прямо сейчас. Она бочком проскальзывает мимо, бросает нечитаемый взгляд в сторону Джеффа и собирает своих моделей. Джеффри прихватывает Гарри за локоть и тащит в сторонку. — Только через мой труп, — шипит он. — Мне кажется, это всё-таки не обязательно, — улыбается Гарри. В его голове всё складывается вполне удачно, и Джеффри должен это увидеть. — Слушай, нам нужен фотограф, да? Она фотограф, и хороший. Почему бы нет? К тому же, нам нужна реклама альбома, почему не организовать какую-нибудь серию заметок в её журнале? Это, конечно, не план, но идея хорошая. Ему интересно увидеть Лэйни Джонс на своём концерте, увидеть её фотографии и узнать её мнение. Потому что ему кажется, у неё действительно есть своё мнение, и она может его аргументировать. Так почему бы и нет? — Она не журналист. — Но писать-то умеет. — Это вот так не решается, Гарри. Мне нужно всё обдумать, а потом ещё поговорить с её руководством и с твоим лейблом, если я решу, что идея не так плоха. — Я знаю, ты справишься. — Я ещё ни на что не согласился, Стайлс! — Ну не отказался же, — хмыкает Гарри. И всё же серьёзнеет. — Слушай, она ведь права, люди вокруг не знают толком, какой я и о чём говорю. Нам нужно найти способ им показать. Джефф неопределённо вздыхает, трёт бровь и действительно думает. Смотрит на Гарри, переводит взгляд на людей, снующих по павильону. — Ты умный парень и знаешь, что у всех свои идеи, в том числе и о тебе. Затея может быть сколько угодно хорошей, но не ожидай слишком многого. Это неожиданно звучит грустно и дружественно. А Гарри слишком хорошо понимает, о чём он говорит: как ни доноси людям правду, они будут верить в своё, как верят в плоскую Землю, Стайлинсон, масонский заговор и прочее. Но это не значит, что не стоит пытаться. — Я почти отвык ожидать слишком многого. Джеффри окидывает его скептическим взглядом, но всё-таки кивает, соглашаясь. И, кажется, уже что-то прикидывает. Это хороший знак. — Я подумаю, что можно сделать. В любом случае, согласованная реклама не может нам повредить. Гарри думает, попытки увидеть себя и других лучше не могут ему повредить.