Change my mind

Лэйни складывает вещи в чемодан и старается не думать, что пару недель назад, как раз после знакомства с командой Гарри Стайлса, ей пришлось отключить уведомления в Инстаграме. Клэр отметила её в своей публикации, и профиль Лэйни подвергся первому «нападению» фанатов Стайлса. Закрыть его она теперь не имеет права — по договоренности с Джеффом, одобренные фотографии из тура она должна выкладывать и у себя на странице. А, после нескольких выложенных снимков с репетиции (которые, опять же, одобрил сам Джефф), на неё посыпались комментарии, лайки, подписки и отметки, и, как оказалось, справиться с этим потоком было не так-то легко. Привыкшая к относительной тишине в своих социальных сетях, Лэйни вообще не понимает, что делать с чужим вниманием. Порой, открывая фотографии, она не в силах даже пролистать комменты, потому что на некоторые из них даже отвечать не хочется. Есть, конечно, и добрые пожелания. Их много, но если положить ложку дерьма в бочку мёда, мы получим бочку дерьма — это закон Вселенной. И некоторые комментарии и обсуждения — да, прямо на её личной странице — вынудили Лэйни просто перестать их читать. Боже, её личная страничка действительно превратилась в какую-то помойку, и всё, что Лэйни может, — это постараться не обращать на это внимания. Иногда она заглядывает на страницу к Гарри и к остальным ребятам; видит, что фанаты и там устраивают разгул, и на полном серьезе думает, что нужно завести другой профиль. И закрыть его. В один из дней она прячет в архив все старые личные публикации, оставляя только кадры с концертов и фотосессий, и ей становится чуть спокойнее. Она понимает, что приняла верное решение — пусть остается только работа. Тут могут хоть обкомментироваться. Джефф одобряет её ход, присылая в директ большой палец и краткое сообщение «Хорошая идея». Гарри шлет в тот же директ несколько знаков вопроса. Лэйни набирает сообщение, в котором советует почитать комментарии и заглянуть в отметки. Где-то там, в их недрах, лежит пара фоток и видео, сделанных сталкерами в ресторанчике — видимо, они восстановили удаленные снимки, стоило Гарри и его охраннику отвернуться, — и такое откровенное вранье Лэйни не по душе. Это выглядит как неуважение. Возможно, это оно и есть. Гарри в личке затихает — то ли действительно лезет в комментарии, то ли просто занят; Лэйни ставит на второе, — и она возвращается к сбору вещей, стараясь не думать, что само наличие Гарри Стайлса в её личных сообщениях выглядит сюрреализмом. Боже, впереди три месяца, а она понятия не имеет, что брать с собой! Погода везде разная, как и климатические условия, а за окном снова льет серый дождь. Лэйни берет худи, врученную ей Стайлсом. Шмотку нужно вернуть, конечно. Ей чужого не надо, пусть это и был совершенно очаровательный жест вежливости. Гарри Стайлс просто джентльмен или хочет им казаться. От плотной ткани пахнет его парфюмом, лондонским дождем и ещё — чем-то странно-неуловимым, щекочущим обоняние. Лэйни кажется, так пахнет сам Гарри. Она мотает головой и запихивает худи на самое дно чемодана. Как-нибудь в туре вернёт, пока никто не видит, — лишние слухи ей не нужны. Следом летят запасные джинсы и пара запасных футболок. Тонкий свитер на случай холодов и много белья. Впереди четыре месяца в туре, аж до самого конца сентября. Она точно сойдет с ума. Почти две недели она думает, что будет спрашивать у Гарри Стайлса? Вопросов у Лэйни — вагон и маленькая тележка, да только она не журналист, и расположить их в правильном порядке у неё пока не получается. Пресс-конференция, посвященная его новому альбому, стала для неё точкой невозврата, и теперь Лэйни заново пыталась сгрести в кучу свои впечатления. Гарри Стайлс ни разу не прокололся в своем отношении к людям — по крайней мере, у неё на глазах. Даже когда те девушки в ресторанчике фотографировали его, он просто вежливо попросил их удалить снимки, а потом ещё и автографы дал. Интернет утверждал, что он поступает так всегда, но Лэйни всё ещё думала: насколько он искренен в этом? Гарри Стайлс отдал ей свою худи, чтобы она не замерзла. Лэйни покосилась на шмотку, лежащую в чемодане среди остальных вещей. Он вовсе не обязан был делиться своими вещами, зачем он это сделал? В смысле… какова причина? Ей так хочется понять, каковы причины его поступков и действий. Хочется понять, какой он. И что он думает теперь о девушках, что не сдержали слово и опубликовали видео и фотографии, которые моментально разлетелись по апдейтам? Ни одна из них даже не упомянула, что Гарри просил их удалить фотографии. У Лэйни это вызвало совершенно понятное возмущение, но Гарри сделал вид, будто ничего не произошло. Кажется, он всегда делает вид, будто ничего не случилось. Почему? Неужели он думает, что если закрыть на какие-то вещи глаза, то они исчезнут? Перестанут существовать? Несколько дней назад они с Гарри встретились на студии, где у него была фотосессия для нового интервью с Rolling Stone. Лэйни поймала его в перерыве, и Гарри, улыбаясь, подошел к ней — в очередных шмотках от Гуччи, но на этот раз не в костюме, а в чем-то, подобном его образу на Мет Гала, и глаза у него были подведены черным.  — Эй, привет, — он улыбается и сует руки в карманы, и стилист тут же кричит ему, что карманы растянутся же, не надо. Гарри послушно вытаскивает ладони, складывает руки на груди. — Я отмечу этот день в календаре: Лэйни Джонс пришла на мою фотосессию. Лэйни моргнула: его шутки порой вгоняли её в ступор, Боже. Гарри шутил, как дышал, но его юмор был слишком специфичен. Он заметил её реакцию, и, казалось, тоже стушевался, провел рукой по волосам, уложенным гелем.  — Джефф пытается заставить меня подстричься, — пояснил он зачем-то. — Но я хочу поехать в тур вот так. Возвращение в 2015 год, и всё такое. У Лэйни на языке упорно вертелось замечание о схожести его прически со стрижкой во время OTRA tour у One Direction, однако она проглотила его, так и не высказав. Стоит ей открыть рот и задать хоть один вопрос о его бывшей группе, как она может посчитать себя уволенной, Лэйни почему-то была в этом уверена. Вот он, Гарри Стайлс, весь перед ней, как на ладони, но в то же время: настоящий ли он? Что прячется за этой широкой улыбкой и за этим образом, созданным стилистами от и до? Лэйни чувствовала жгучее любопытство, снедающее изнутри. Какой ты, Гарри Стайлс? Ты обещал быть честным. Так будь. Гарри вновь улыбнулся, и ей показалось, что где-то внутри что-то оборвалось и ухнуло вниз.  — Джефф сказал, я могу сделать несколько бэкстейдж-кадров и выложить в Инстаграм, — Лэйни попыталась объяснить свое внезапное появление. На самом деле Джефф не просто разрешил ей, а добавил, что так будет лучше. Чем быстрее поклонники привыкнут к её присутствию в команде, тем лучше. — Ну и… вот, — она поправила на плече рюкзак с фототехникой. — Ты не против?  — Нет, конечно, — Стайлс обернулся, махнул рукой фотографу. Лэйни узнала Вилли Вандерперре и сглотнула так громко, что Гарри хихикнул. — Эй, да не бойся, он классный, — он подмигнул ей, явно, чтобы успокоить. Вилли подошел к ним. Окинул Лэйни взглядом.  — Привет, — довольно дружелюбно поздоровался Вандерперре, провел рукой по коротко стриженным седоватым волосам. — Я — Вилле, — он протянул руку, и Лэйни осторожно её пожала.  — Лэйни Джонс, — представилась она. Черт, голос у неё предательски дрогнул. Нахрен, это же Вилле Вандерперре, который снимал Кейт Мосс в рекламных кампаниях для Гуччи! Лэйни на его фотографии смотрела, как на произведения искусства. Кто бы… твою налево, кто бы мог подумать вообще! Гарри снова улыбнулся. Так, будто понимал её эмоции. А понимал ли?  — Лэйни сделает пару кадров для апдейтов, ты не против? — обратился он к Вандерперре. Тот пожал плечами: почему бы и нет? И, кивнув Лэйни, вернулся к своим мониторам. — Давай по кофе? — Стайлс кивнул в сторону кофейного аппарата в углу студии. — Умираю, как хочется пить. Пока они пили кофе из бумажных стаканчиков — так, будто Гарри вовсе не был мультимиллионером, — Лэйни показала ему апдейты фанатов с видео, снятыми теми девчонками в ресторанчике. Видео и фотки облетели все социальные сети, и найти первоначальный источник было уже нереально, да и смысла в этом тоже особого не было. Гарри нахмурился, и его хорошее настроение явно как ветром сдуло. Потер лоб и вздохнул.  — Я же просил… Это, что, разочарование в его тоне? Лэйни замерла с бумажным стаканчиком у рта, ожидая дальнейшей реакции. Гарри пожал плечами.  — Это постоянно случается. Порой желание рассказать всем, что ты видел знаменитость, куда важнее, чем чужая просьба. В конце концов, мы все — просто люди, не так ли? Разумеется, эти слова были не для интервью. Разумеется, Лэйни об этом нигде и никогда бы не упомянула. Гарри не сказал тогда, что он разочарован. Он не сказал больше ничего, кроме этого, просто одним махом допил кофе и вернулся к фотосессии, а Лэйни принялась настраивать камеру, попутно наблюдая за работой Вилле — настоящего профессионала, которым и она сама надеялась однажды стать. Но что-то внутри у неё тревожно и болезненно сжималось, будто ещё одна деталь образа Гарри Стайлса (та, которую он мало кому показывал, но разве не он обещал быть честным?) стала ей известна, и не то чтобы она была от этого в восторге. Всегда есть вещи, которых лучше не знать. И не значило ли это, что Гарри всё-таки решил быть с ней честным до конца? Нужно ли поговорить о таких ситуациях с ним в рамках интервью? Возможно, лучше не стоило бы. Возможно, это придется обговорить с ним отдельно. Всё-таки она — не «жёлтая пресса», и тянуть из него что-то ради громких заголовков желания у неё нет. Зато у Лэйни — море вопросов, а ответы на них есть только у одного человека. И завтра она отправится с ним в тур. Лэйни смотрит на маршрутные квитанции: первый самолет — до Нью-Йорка, где у Гарри будет два дня выступлений в Madison Square Garden. Оба — солдаут, как и его концерты в Форуме в Лос-Анджелесе. Лэйни прежде никогда бы не подумала, что захочет поскорее уехать из Лондона, но теперь она рада, что не придется появляться в редакции. В последние дни большая часть девчонок на неё так косились, что она постоянно ожидала отравы в своем кофе. Людская зависть кажется ей черной желчью, способной отравить что угодно. А ещё Лэйни Джонс хорошо понимает, что никому из них не сдалась правда о Гарри Стайлсе — они просто пересмотрели «Красотку» и видели в нём эдакого Эдварда от мира музыки и моды. Ну их всех к черту. Лэйни берет блокнот со своими записями, листает страницы. С два десятка вопросов для Гарри она уже подготовила, но что-то не сходится у неё в голове. Он больше не кажется ей отъявленным лицемером, но всё же она не знает его, и может ошибаться. Возможно, ей не стоит делать выводов сейчас. Возможно, лучше просто подождать поездки. Природа людей прекрасно раскрывается в совместных турах, а Лэйни будет к Гарри ближе, чем многие члены его туровой команды. Слишком много людей уже думали, что раскусили Гарри Стайлса; слишком много людей ещё будут так думать. Она должна быть объективной, раз уж он пообещал быть честным. Разве она не для этого ввязалась в эту авантюру с поездкой? Лэйни кидает блокнот в чемодан и потирает лицо руками. Надавливает на веки, будто сможет так снять усталость и нервозность перед туром. Ожидаемо не помогает. «Объективность, Лэйни Джонс, — думает она. — Помни об этом». Дождь за окном барабанит в стекла, напоминая о дне, когда Гарри подвозил её домой. * * * Аэропорт Хитроу встречает Лэйни шумом и спешащими на свои рейсы пассажирами. Она опаздывает, и поэтому торопится на регистрацию, а потом — через досмотр на посадку. Большая часть команды улетела в США ещё несколько дней назад, чтобы помочь подготовить сцену Madison Square Garden к выступлениям, а Гарри и его группе предстоит лишь финальный прогон накануне первого концерта. Джефф сказал, что она тоже должна там быть. Лэйни не очень понимает, действительно ли ей нужно присутствовать на репетиции, но догадывается, что Джефф пытается дать ей привыкнуть к Гарри и музыкантам. Или им — привыкнуть к ней. Лэйни не уверена, что ей нужно привыкать к Гарри Стайлсу. Но ей, определенно, нужно понимать его лучше, если она хочет быть объективной в своих заметках о туре. Судить о нём на расстоянии было намного проще, как и делать выводы с чужих слов и статей, но его появление в жизни всё усложнило. И продолжает усложнять, если говорить начистоту. Гарри будто был весь, как на ладони, и при этом — не спешил раскрываться. И его даже можно было понять. Слишком много людей пользовались его именем. Слишком много людей пытались вытрясти из него правду; неважно, какую. И чем больше трясли, тем сильнее он закрывался, прячась за фразой «Относись к людям с добротой». Но если с теми, кто его не трогал, его отношение было как-то объяснимо, то чем он руководствовался, когда не «показывал зубы» тем, кто кусал его? Где были пределы его доброты, где они переходят в умело созданный имидж, и существуют ли они вообще? Гарри Стайлс был полон загадок. Лэйни помнила, что писали о нём: бабник, помешанный на моделях. Один из богатейших музыкантов Англии и настоящий филантроп — часть гонораров с его первого сольного тура ушла на благотворительность. Лицемер, который не желает общаться с бывшими согруппниками, хотя лжет, что One Direction сделали его тем, кто он есть. Человек, который уважает своих фанатов, даже если они не уважают его. Кто же ты, Гарри Стайлс? «Миллионер, плейбой, филантроп», — мысленно улыбается Лэйни, пока складывает вещи обратно в сумку после досмотра. Она вспоминает Тони Старка из знаменитой франшизы, который тоже не то чтобы был тем, кем казался. И эта шутка даже не кажется шуткой: Стайлс вполне мог бы подписать так свой Инстаграм, если бы захотел. Она думает: в эту авантюру с туром по странам и континентам она вляпывалась с твердой уверенностью, что раскусит Гарри Стайлса, но за пятнадцать дней осознала, что объективность будет лучшим помощником. Боже, она сама не знала, к чему готовилась, но точно не к тому, на что напоролась… Не к мужчине, запросто отдавшему ей худи. Не к Гарри Стайлсу, который неудачно шутил и пытался казаться милым. И который уж точно не пытался её соблазнить. Лэйни закидывает на плечо рюкзак с документами и камерой. Багаж уже сдан, и, шагая к выходу в самолет, она издалека видит Клэр и Митча с Сарой, приветственно машет им.  — Как боевая готовность? — интересуется Учима, обнимая Лэйни. — Гарри уже в самолете. Он же у нас ВИП-клиент, — она смеется, разводит руками. Лэйни примерно представляет, что началось бы в зале ожидания, если бы Гарри Стайлс появился здесь, и поэтому даже не чувствует осуждения, хотя ещё месяца два назад такое отстранение бы могло её возмутить. Что сказать? Она своими глазами видела, как бесцеремонно могут вести себя люди, завидев знаменитость, и сколько теорий и предположений разлетается по социальным сетям потом. Они строятся на любой детали, которую якобы подмечает фанатский глаз: помятый вид, небрежная прическа, расстегнутые пуговицы. А потом слухи растут, как снежный ком, и он летит с горы вниз. Нельзя остановить, можно только убраться с дороги. Если успеешь. Они заходят в самолет через десять минут после начала посадки. Ещё при регистрации Лэйни с удивлением узнает, что место у неё в бизнес-классе, а, пройдя к своему креслу, сталкивается взглядом с уже сидящим у окна Стайлсом. Гарри одет в футболку с изображением Человека-Паука и в широкие штаны темно-синего цвета. Волосы небрежно заколоты на макушке, чтобы не падали на глаза. Он поднимает взгляд и широко улыбается.  — Привет.  — Саппортишь Тома Холланда? — Лэйни кивает ему, приподнимается на цыпочки, чтобы запихнуть рюкзак на полку для ручной клади.  — Давай помогу, — мягко предлагает Гарри. Это даже не вопрос: он просто встает с кресла, отодвигает Лэйни в проход и кладет её вещи рядом со своей барсеткой Gucci. Она выглядит так же вычурно, как большинство его шмоток «на выход», но при этом удивительно ему идет. Подлецу всё к лицу, как говорят в народе.  — Спасибо, — отзывается Лэйни чуть растерянно, глядя на него снизу вверх. Они, если не считать их поездки в машине, впервые настолько близко, и ей приходится чуть задирать голову, чтобы посмотреть Гарри в лицо. Её цепкий взгляд фотографа отмечает легкую щетину на его подбородке, и небольшое шелушение на нижней губе, и синяки под глазами — кажется, последнее время, готовясь к туру, Гарри почти не спал. Стайлс, в ответ, смотрит на неё, и черт его знает, что он там замечает для себя. Они просто торчат в проходе, как идиоты, и если продолжат так стоять, то помешают остальным пассажирам. Лэйни мотает головой в сторону кресел.  — Может, сядем уже?  — Может, хочешь сесть у окна? — одновременно с ней спрашивает Гарри. Они замирают, таращась друг на друга, а потом Лэйни начинает смеяться, осознавая всю глупость ситуации. Небо, самолет и два дурака, стоящие посреди бизнес-класса. Стайлс моргает, а потом хохочет вместе с ней, когда до него доходит, как смешно они выглядят.  — Так что? — повторяет Гарри, когда смех стихает, забирая с собой неловкость. — Я могу уступить тебе место у окна.  — Не надо, — отмахивается Лэйни. — Мне всё равно, где сидеть. В отличие от эконом-класса, тут сидения двойные, мягкие и удобные. Лэйни с удовольствием падает в кресло и пристегивается. Впереди — около семи часов полета, и она может даже поспать, если захочет, но, как назло, прямо сейчас у неё сна нет ни в одном глазу.  — Том Холланд — классный парень, — произносит Гарри. Лэйни удивленно вскидывает брови, и он поясняет с ухмылкой: — Ты спросила, поддерживаю ли я Человека-Паука. А я отвечаю, что Том — классный парень. Лэйни поворачивается, скользит взглядом по его майке: на ней Человек-Паук сидит на крыше одного из зданий Нью-Йорка. Города, в который они прямо сейчас летят, и она старается об этом много не думать, а то захочется ущипнуть себя: правда ли это? Вообще, правда ли всё, что произошло с ней за последние три недели? Может, она сейчас проснется в своей постели, и всё окажется сумбурным, странным сном? Хотя с чего бы тогда Гарри Стайлсу ей сниться? Она думает, что Том Холланд вряд ли нуждается в поддержке Гарри. Думает, что никогда не видела других знаменитостей в мерче Стайлса — почему? Почему Гарри поддерживает других, но мало кто реально саппортит его самого? Вопрос срывается с языка прежде, чем Лэйни успевает себя остановить.  — Почему тебя никто не саппортит? Гарри склоняет голову набок, неопределенно хмурится, отчего между его бровей залегает морщинка.  — Что ты имеешь в виду? Что она имеет в виду? Лэйни и сама не понимает, что. Просто ей кажется, что на имени Гарри больше пиарятся, чем помогают ему, и это видится отвратительной стороной шоу-бизнеса, которая отравляет людей. Она осторожно, чтобы не прикоснуться к нему случайно, тыкает пальцем в его футболку.  — Ты ходишь в майке с Томом, а ходит ли Том в твоем мерче? Гарри пожимает плечами.  — Понятия не имею. Да и не думаю, что это важно, — мягко поясняет он. — Я думаю, что мы сами выбираем, кого поддерживать, и поддерживать ли вообще. И этот выбор не должен влиять на других, он принадлежит только тебе. Ну и, — он улыбается, — я не стремлюсь рекламировать себя за чужой счет. Думаю, моя музыка и мои выступления говорят за меня лучше. Да, Лэйни помнит: он уже говорил, что в первую очередь он — музыкант, потом уже кто-то ещё. Кто угодно: модель, актер, филантроп, мультимиллионер. До Тони Старка ему далеко, да он и не стремится изменять мир изобретениями. Его способ — древнее и проще. Лэйни сама прекрасно знает, что музыка влияет на людей так же сильно, как СМИ или общественное мнение. Но насколько его способ действенный, если при этом Гарри молчит о том, что происходит у него в голове? Он вон, права меньшинств типа защищает. Лэйни помнит, что он говорил: он делает, что может, для тех, кому нужна поддержка. И, наверное, им стоит об этом ещё поговорить, но не прямо сейчас. Гарри продолжает смотреть на неё, и взгляд у него чересчур прямой. Лэйни ерзает в кресле, затем достает из кармана телефон. В авиарежим она уже сеть переключила, но диктофон должен работать.  — Ты не против, если мы продолжим так? — она кивает на открытое приложение. — Думаю, кое-что из твоих ответов может пригодиться для будущих статей. Он откашливается, затем улыбается.  — Обещаю быть честным. Лэйни жмет на кнопочку на экране, пару секунд наблюдает, как ползет запись, а потом спрашивает:  — Если за тебя всё говорят твои выступления… что ты чувствуешь, отправляясь сейчас в тур? — что-то в этом вопросе не так, формулировка почти царапает нёбо, но Лэйни знает, что Гарри понял её вопрос. Он кидает на неё взгляд, и она старается не думать, что как-то так он смотрел на неё и в машине, когда она задавала свои вопросы в жалких попытках узнать его хоть немного. Стайлс потирает подбородок, раздумывая над ответом.  — Волнение, — произносит, наконец. — Страх, и это нормально. Всегда страшно, когда предстоит нырнуть в незнакомый водоем, и с концертами так же. Что еще? — он кусает нижнюю губу, и Лэйни залипает на этот жест. Незаметно сжимает свободную руку в кулак, чтобы ногти впились в ладонь. Это помогает. — Восторг. Радость. Предвкушение чего-то чудесного. Концертная программа отработана от и до, но жизнь есть жизнь, и в ней всегда что-то происходит иначе, пока ты строишь планы, понимаешь? Ты можешь думать, что знаешь, что произойдет сегодня или завтра, потому что твой менеджер уже продумал всю программу и обговорил её с организаторами, а потом что-то просто случается. Вот и всё. О, да, Лэйни понимает, о чём он говорит. С ней тоже просто случился Гарри Стайлс — втащил её в водоворот событий, и теперь она больше не будет прежней, слишком глубоко погрузилась в жизнь человека, раньше её не волновавшего. Её мир перевернулся с ног на голову, и теперь ей приходится как-то выживать в этом хаосе, который Гарри Стайлс принёс с собой. И, хотя каждый день тура до мелочей расписан, хаос поселился у неё в сознании. Когда Гарри засыпает, пока они летят над Атлантикой, Лэйни открывает в телефоне заметки и печатает первое, что приходит ей в голову. «Отправляясь в тур с Гарри Стайлсом, будьте готовы к организованному хаосу. Пусть всё, что произойдет в ближайшие три месяца, расписано организаторами по пунктам, вы всё равно будете чувствовать, будто у вас из-под ног увели привычную почву. Не волнуйтесь. Вы привыкнете. Я вот уже начала».