Change my mind

«Гарри Стайлс рассказывает людям, что нужно быть собой, не смотря ни на что, и фанаты, собравшиеся в Madison Square Garden на два солд-аутовых концерта, одобряют его идеи. Конечно, в нашем мире быть собой зачастую — непозволительная роскошь, но это не значит, что мы не должны стремиться к этой роскоши. Порой только она нам и доступна. Порой умение быть собой говорит о внутренней свободе, ограниченной только рамками закона и зоной чужого комфорта. Порой не стоит скрывать свои чувства. Уставший после концерта, но счастливый и довольный, Гарри сидит напротив меня в винтажной майке с эмблемой тура Белинды Карлайл и говорит, что уверен: если поклонники слушают его песни, если они понимают или пытаются понять, о чём он поёт и о чем говорит, то у них есть, что ответить. Концерт — это повод хорошо провести время, но, если они задумываются о смысле его песен и слов, значит, он не зря здесь вообще оказался. Возможно, Белинда Карлайл права — и каждый может сделать Землю раем для себя и для других. Возможно, каждый может сделать к этому свои шаги. Возможно, личная свобода — это хороший путь? Не хуже, чем помощь другим» Джеффри и Columbia Records одобряют первую статью, возвращают Word-файл с незначительными правками, и Лэйни отправляет его Уиллу, вместе с архивом фотографий, также отобранных Эйзоффом, менеджментом Стайлса и лично Гарри. Какие-то из этих снимков пойдут на официальный аккаунт Гарри. Сама она, возможно, выбрала бы другие — те, где в глазах Гарри можно прочесть характер и эмоции, — но эти снимки не предназначены для прессы. Некоторые из них Гарри публикует на своем закрытом аккаунте Инстаграма, который доступен только для друзей и близких, а ещё почему-то — для Лэйни. Ник у него там настолько заковыристый, что фанаты в жизни его не обнаружат, даже если очень захотят, а фотография профиля не наводит мыслей о его владельце. Лэйни хочется поставить лайк, но правильно ли это? И она просто жмет на кнопку power, экран потухает, скрывая открытую страницу социальной сети. Раньше у Лэйни был один начальник, а теперь их слишком много — и Уилл, и Джефф, который всё ещё косится на неё подозрительно, и менеджмент лейбла, и сам Гарри. Последний, правда, многого не требует, но ведёт себя так, будто хочет с ней подружиться, и это смущает.  — Я просто думаю, что если ты хочешь написать обо мне правду, то нам стоит общаться чуть больше, — пожимает плечами Гарри, улыбается: — Разумеется, я говорю о той правде, которая не заставит Columbia Records потом подавать в суд. Впрочем, громких судебных процессов, связанных с Гарри Стайлсом, Лэйни не припоминает — кроме того сталкера, который ночевал на скамейке у его дома. И, пожалуй, девчонки, которая преследовала всех One Direction ещё в бытность их очень популярной группой. Гарри, кажется, пытается оставаться в стороне от скандалов, и менеджмент одобряет это. Правда, скандалы сами находят его — взять хотя бы трепание его имени в связи со Стайлинсон в популярном американском сериале «Эйфория». Но хотя бы сам пытается на них не нарываться. Лэйни думает, что Гарри Стайлс платит ей деньги за её работу, почему его так беспокоит, что она подумает о нём? Даже если она раскроет о нём что-то, она не сможет об этом написать. У неё — контракт со строгими условиями. Но тогда она будет знать. Лэйни пытается об этом не думать. У неё есть зарплата, эксклюзивное право задавать вопросы Гарри Стайлсу и шанс на новую жизнь. Она должна этим воспользоваться. К черту, кого она обманывает? Она хочет знать, о чём думает Гарри, впуская её в свою жизнь. О чем думает, когда пытается с неё подружиться? Что за мысли возникают у него в голове, когда он смотрит иногда так странно, отчего у Лэйни пересыхает в горле. Почему он так упорно отказывается говорить о поддержке определенных социальных проектов, но и на проблемы, которые, по его мнению, стопорят развитие общества, указывает не так явно? Лэйни помнит его слова, что он пытается не игнорировать беды, существующие в мире, но ей всё ещё кажется, что привлекает внимание к ним он слабовато. Даже в рамках тех способов, которые ему доступны. » — В нашем обществе куча проблем, и я стараюсь не игнорировать их, поэтому у меня на гитарах наклейки и поэтому я ношу флаг. Я хочу привлечь внимание скорее к проблеме, чем к одному из вариантов решения этой проблемы, делая его единственным. Я хочу, чтобы люди замечали проблему, думали о том, что происходит и почему, что они лично могут сделать. Не все существующие способы той же благотворительности подходят каждому, и я это уважаю, — поясняет Гарри Стайлс, пока пьет колд блю из Think Coffee. Его привлекают возможности помогать людям, и даже в пути между кофейней и галереей Мэри Маккартни он пытается помогать другим, занимаясь при этом своими обычными повседневными делами. Он считает, что у всех должен быть выбор, как именно делать другим людям добро, да и делать ли. А Нью-Йорк вокруг кипит, не утихая ни на минуту, и, быть может, проходя мимо Think Coffee, кто-то задумается, что его помощь не помешает где-то ещё, кроме Америки» Гарри Стайлс — всё ещё загадка, «кубик Рубика», у которого не складываются грани. Лэйни кажется, будто они оба идут по узкому, шатающемуся под ногами мосту, и любое неверное движение приведёт к падению в пропасть. Она не боится потерять деньги, обещанные за контракт с Гарри Стайлсом (хотя эти деньги не помешали бы ей, как и возможность громче говорить своим голосом, которую принесёт ей работа со Стайлсом), но она боится, что другого шанса что-то изменить у неё не будет. Впереди у неё — целый тур и несколько месяцев, которые могут изменить всю жизнь.Once in a lifetime chance, который нельзя упускать. Следующий город у них на пути — Филадельфия. «Квакертаун» и город, в котором когда-то приняли Декларацию независимости. Город, с которого начиналась знаменитая американская свобода. Лэйни очень хочется увидеть Индепенденс-холл, но они приезжают в Пенсильванию рано утром, а выступление назначено на вечер того же дня, и она не уверена, что всё успеет, хотя пока что у неё вроде как свободные часы. В Уэллс Фарго Центре, уже знакомом команде по предыдущему туру, работа кипит, не прекращая. Гарри и его группа отдыхают в отеле, но Лэйни проводит время на площадке, наблюдая за отстройкой сцены и периодически делая фотографии крю. С секторов, находящихся прямо напротив основной сцены, видно весь зал, и Лэйни поднимает фотоаппарат к глазам, делает снимок: все суетятся, сидения, на которых вечером будут сидеть поклонники, ещё пустуют, и масштаб происходящего можно определить только по размеру самого спортивного комплекса. Лэйни знает, что после запуска первых зрителей в шесть вечера народ начнет собираться, и знает, что усидеть на танцполе поклонникам будет сложно. MSG плясал два дня подряд и мог бы плясать ещё, но Гарри движется дальше, а фанаты остаются ждать его возвращения.  — Привет, — Триша, с убранными в хвост розовыми волосами, присаживается на соседнее сидение, протягивает стаканчик с кофе. — Подумала, тебе пригодится. Лэйни благодарно улыбается и берет кофе в руки. Он обжигающе-горячий и пахнет шоколадным сиропом.  — Я думала, что вы с Лу приедете позже.  — Лу хотела, — машет рукой Триша, — но потом решила, что лучше подготовиться пораньше. Теперь заняться нечем, ни мне, ни ей. Триша в команде Гарри была явно новенькой: с ней дружелюбно, однако мало общались, так же, как и с Лэйни — привыкали, наверное. Лэйни не чувствует себя «не в своей тарелке», даже если почти не разговаривает с крю. Ей достаточно постоянного общения с Гарри, Джеффом и с группой. Она думает, что, возможно, в середине тура немного поговорит с другими, каково им работается со Стайлсом, но сугубо для того, чтобы включить некоторые их комментарии в статьи, а не с целью выведать побольше сплетен.  — Может, пойдем прогуляемся? — интересуется Триша. — До приезда Гарри на площадку ещё три часа. Они просто шатаются по улицам, болтают и смеются. Потом спускаются по Броад стрит до следующего перекрестка и по Честнат стрит доходят до того самого Индепенденс-холла. Двухэтажное здание из красного кирпича, с башенкой, часть всемирного наследия. Место, где США начинали свой путь, постепенно превращаясь в одну из стран, которая может руководить происходящем на планете. Колокол свободы. Лэйни достает широкоугольный объектив (16 миллиметров, на фуллфрейме кадр раскрывается в полной мере), прикручивает к камере и делает несколько снимков. На последний влетает Триша и корчит рожицу прямо в фотоаппарат.  — Тебе нравится тур? — спрашивает Триша, пока они возвращаются обратно к Уэллс Фарго Центру. Часы показывают четыре часа дня, и вот-вот уже должен приехать Гарри. У стадиона тусуются стайки фанаток, некоторые из них сидят на земле, некоторые распевают хиты One Direction. Когда они затягивают «What makes you beautiful», Лэйни замечает, что Триша тихонько подпевает и улыбается, но это не кажется таким уж удивительным. Хит 1D знают все, даже сама Лэйни.  — Ну, это новый опыт для меня, — Лэйни отвечает дипломатично, понимая, что обсуждать тур Гарри Стайлса не должна ни с кем, кроме Гарри Стайлса и его менеджмента. По крайней мере, до выхода статей на страничке журнала. Уилл уже сообщил, что после публикации первой заметки из «турового блога» сайт чуть не рухнул от наплыва фанаток Стайлса, и было слышно, как это радует редактора. — Но если бы мне не нравилось, я бы отказалась. Триша давится кофе.  — Отказалась от работы с Гарри и Джеффом?  — Внутренний комфорт важнее всего. Триша с ней не согласна, да и сама Лэйни понимает, что лукавила, отвечая на вопрос. Она согласилась на предложение Гарри по нескольким причинам, и все они в совокупности перевешивали даже сомнительное удовольствие от ранних перелетов. Каким-то образом Гарри удалось выбить для Лэйни билеты в бизнес-класс, пусть и не по всем направлениям. А до Филадельфии они и вовсе ехали на автобусе, сидя рядом. Прямым ходом между Большим Яблоком и столицей штата Пенсильвания — всего лишь несколько часов, но они успели обговорить личные границы и темы, о которых Гарри говорить с Лэйни не собирается. Хоть какая-то конкретика. Даже после разговора о личных границах и темах, которые пока (или совсем) не стоит поднимать в общении, с Гарри всё ещё… странно. Иногда общаться с ним легко, иногда Лэйни чудится, будто хрупкое взаимопонимание, только начавшее проявляться, вот-вот рухнет. Судить о Гарри пока что рано: пусть он и кажется искренним, Лэйни знает, что некоторые маски превращаются во вторую кожу, но это не значит, что их нельзя сорвать. Господи, это всё слишком запутано. Лэйни делает глоток кофе, вдыхая аромат сиропа со вкусом имбирного печенья. Это уже третий стакан кофе за день, а до начала шоу ещё несколько часов. Кейси Масгрейвс, уже второй американский тур подряд разогревающая публику перед сетом Стайлса, должна появиться на сцене в половину восьмого вечера, но её выступление Лэйни проведет рядом с Гарри, отщелкивая десятки кадров бекстейдж-съемки.  — Ни за что бы не отказалась от работы с Гарри, — мотает головой Триша. — Он — лучший работодатель, который у меня был. Её заявление вызывает улыбку — как минимум, своей категоричностью при отсутствии опыта. Но разубеждать Тришу Лэйни не собирается: пусть всё узнает сама. Когда они заходят на бекстейдж Центра, Лу Тисдейл тут же приватизирует Тришу и забирает в гримерки, а Лэйни заползает в комнату отдыха для музыкантов и падает на стоящий здесь диван. Прикрывает глаза. У неё до шоу еще полчаса как минимум, пока Стайлса и его ребят готовят к выступлению, и… Она просыпается от легкой тряски за плечо, распахивает глаза. Гарри сидит на краешке дивана, в сценических брюках и полурасстегнутой рубашке, и улыбается, неловко зарываясь пальцами в волосы. Лэйни садится, одергивает футболку, скомкавшуюся на животе и задравшуюся до ребер, проводит рукой по взъерошившимся волосам: уж извините, она не модель и не робот, и не выглядит после сна так же, как после посещения стилиста. Гарри, кажется, пофиг.  — Шоу через полчаса, — он поднимается. — Подумал, что стоит разбудить тебя, пока это не сделал Джефф. У него методы куда жестче. Лэйни в этом почему-то не сомневается. Она трет глаза ладонью.  — Спасибо, — голос у неё со сна какой-то хрипловатый. Гарри моргает, приоткрывает рот, чтобы что-то сказать. Его взгляд падает вниз, на ключицу и часть плеча Лэйни, виднеющиеся из-под широкого ворота футболки. Это как-то очень неловко, и, наверное, нужно что-то сделать? Триша, выглянувшая из соседней двери — кажется, обе гримерки ведут именно в комнату отдыха — роняет на пол флакончик с лаком для волос. Гарри вздрагивает, Лэйни вскидывается от негромкого, но отчетливого звука, и тишина распадается на осколки.  — Упс, — смеется Триша, и голос у неё нервный. Возможно, боится, что за упавший флакончик ей попадет. Мало ли. — Гарри, тебя Лу звала, хочет что-то там в прическе подправить.  — Как будто это всё не разлетится после первых же песен, — шутливо ворчит Гарри, вновь поворачивается к Лэйни. — Сделаешь нам общее фото через десять минут? — спрашивает он. — Пиарщики хотят обновить инстаграм завтра с утра.  — Нет проблем, — пожимает плечами Лэйни. — Я только умоюсь, ладно? Я отключилась, извини.  — Бывает, — Гарри возвращается в гримерку, оборачивается на пороге и подмигивает ей. — Ты привыкнешь к нашему расписанию. Как будто у неё есть выбор? * * *  — У тебя нет выбора, — смеется Надин. — Уилл с потрохами тебя сожрет, если ты сделаешь что-то не так, — на другой стороне Атлантического океана чайная ложечка стукнула о края чашки. — Впрочем, ты сама себя раньше сожрешь. Лэйни вздыхает: подруга права. Она сожрет себя, если облажается с этой работой. Как не забывает себе любые мало-мальски крупные промахи. Как уже годами поедает себя за то, как облажалась в средней школе. Как не разглядела, что… К черту. Надин уже успела рассказать, что рассталась с журналистом VOGUE, с которым познакомилась на лондонской неделе моды в феврале. Не то чтобы она расстроилась — она вообще к расставаниям относилась очень легко, а ещё пару дней назад, по её словам, она столкнулась в одном из клубов с каким-то «довольно известным музыкантом», но имя называть отказалась. Лэйни не настаивала: знала, что Надин всё равно расколется. Они абсолютно разные: Надин не скрывает, что любые феминистические «заскоки» Лэйни считает ерундой, которую из неё можно выбить парочкой сеансов хорошего секса. Она зарабатывает достаточно, чтобы обеспечивать себя сама, но не откажется, если мужчина вдруг захочет полностью оплатить ужин в ресторане или купит ей новый браслет. Она не видит смысла в брачных отношениях, но и не утверждает, что никогда не выйдет замуж. Для неё всё зависит от ситуации и точки зрения. А ещё она считает, что женщины бывают красивые и некрасивые, и от этого факта никуда не деться. Переубеждать её Лэйни даже не пытается: Надин — взрослый человек и не прикрывается красивыми словами и всегда в лицо говорит, что думает. Этого достаточно. Хотя иногда Лэйни задается вопросом: не становится ли от этого лицемеркой она сама?  — Мне понравилась твоя статья, — Надин с другой стороны разговора отпивает свой напиток. Наверняка черный чай с бергамотом, как она любит. — Ты начала говорить о сложных вещах. Трудно поверить, что раньше ты нас статьями не особенно баловала.  — Я — фотограф, — напоминает Лэйни. — Путевые заметки по типу блога — это мой предел, и я не собираюсь за него выходить. Просто мы с Гарри говорим о том, что интересует нас обоих.  — Боже, Джонс, не будь идиоткой, тебе не идёт, — Надин явно закатывает глаза. — Мы все читали то интервью в Стоуне. Вслух. И его интересует далеко не помощь голодающим в Африке.  — А, может быть, тебе бы хотелось, чтобы так было? — Лэйни фыркает в ответ. Она отлично помнит, как Эллисон — редактор раздела о киноновинках — зачитывала вслух интервью Гарри для Роллинг Стоун и всё косилась на Лэйни: как отреагирует коллега? Слухи о её контактах с Гарри Стайлсом уже ползли по редакции, хотя до своеобразного подтверждения от Клэр было ещё далеко. Надин, как обычно, выхватила то, что интересовало её больше всего: замечания о сексуальной свободе и об отношениях, которые Гарри, как обычно, бросал вскользь, как бы «между прочим». Лэйни же за его словами ещё тогда почувствовала человека, который хотел бы говорить, но которого не очень хотят слушать.  — Не отказалась бы, — мурлыкнула Надин. — Но так и быть, оставлю его тебе. В Лондоне полно красивых мужчин и без Гарри Стайлса. Лэйни чувствует, как её щеки заливает ярким румянцем, и невольно вспоминает странный взгляд Гарри — пару дней назад, в Нью-Йорке, и перед концертом в Филадельфии. Но мотает головой: вечно Надин со своими идеями сбивает с пути.  — Хватит думать, что общение двоих людей невозможно без секса, — вздыхает она укоризненно. Впрочем, Надин на её укор должным образом не реагирует, даже не пытается. Глупо было надеяться.  — Возможно, — опять смеется она. — Если второй человек — не Гарри Стайлс! Ладно, лучше расскажи, как там Нью-Йорк, — и разговор уходит в безопасную сторону. Лэйни рассказывает ей о выставке Мэри Маккартни и о переполненном Мэдисон-сквер-гарден, и о Индепенденс-холле в Филадельфии. Надин слушает, периодически вставляя комментарии, а потом улыбается в трубку:  — Я рада, что тебе нравится в туре. Но ещё больше я рада, что из-за этого тебе не придется торчать в нашем журнале ближайшие лет… много, — и что-то в её тоне заставляет Лэйни задуматься: где у Надин был шанс изменить свою жизнь, который она упустила? Эта мысль посещает Джонс уже не в первый раз, но она знает, что Надин не захочет об этом рассказывать. Есть вещи, которые остаются тайной за семью печатями. У самой Лэйни такая тоже была.  — Ну, это просто тур, Надин, — отвечает она, проглатывая закономерные вопросы, в очередной раз вертящиеся на языке. — И однажды он закончится.  — Значит, начнется что-то ещё, — где-то там, в Лондоне, Надин пожимает плечами. — Впрочем, вряд ли ты изменишь мир. Лэйни не очень понимает, что ещё могло бы начаться, но она знает, что в глубине души рада переменам. И рада возможности наконец-то заниматься чем-то стоящим. Разве попытаться изменить мир — так уж плохо? Даже если не получится, она хотя бы может заставить кого-то задуматься, а там… Кто знает?