Change my mind

Лэйни понимает, почему Гарри упросил Джеффри дать ей пару выходных. Возможно, на его месте она поступила бы так же. Чего Лэйни не понимает, так это почему Гарри так беспокоится за неё — и не только в выходных дело. Он своей заботы не навязывает, однако она чувствует, что он исподволь следит за ней. Не нужно ли подхватить? Поддержать? Лэйни уже забыла, что значит ощущать чью-то заботу: друзей своими проблемами она не нагружала, а родители живут далековато от Лондона, чтобы бежать к ним каждый раз. Она знает, что после разговора с Гарри ей становится легче. Будто слёзы вскрыли старый нарыв, и гной хлынул наружу, и Лэйни только жаль, что Стайлсу пришлось это вытерпеть. Наверное, такое никому не пожелаешь, и она бы даже поняла, если бы он оставил её в коридоре, а не унёс к себе и не держал, пока она вымачивала его футболку в соплях. Она до сих пор чувствует странный стыд за то, что не смогла сдержаться и вывалила на Гарри неприятную и совершенно ему не нужную историю о Кэндис. Она всё ещё не может забыть, что Стайлс просто обнял её, прижимаясь подбородком к её макушке, и сказал, что понимает. Что? Что он понимает? Лэйни не спросила тогда и боится спрашивать теперь. Не хочет поднимать из могил старых призраков. И она просто гуляет по Новому Орлеану с фотоаппаратом, позволяя очарованию Французского квартала излечивать её раны. Дома с чугунными балконами и джазовая музыка, несущаяся из баров, которых на Бурбон-стрит полно; богемность Рояль-стрит, где прямо на улице выставлены картины местных художников, а уличные музыканты через одного играют Луи Армстронга; кафе, где завсегдатаи берут новоорлеанский по-бой, покорили её сердце, и медленно, очень медленно Лэйни кажется, будто душа, разбереженная воспоминаниями, затягивается новой кожей. Она сворачивает на Джексон-стрит; её продолжает преследовать джаз, а потом темнокожая женщина ловит её за руку. Вздрогнув, Лэйни шарахается в сторону, но видит перед собой просто старуху, и выдыхает, прикладывает ладонь к груди.  — О, Боже… Старуха растягивает губы в улыбке, обнажая десны.  — Старая Мари хочет погадать тебе, красавица, — произносит она на очень кривом английском, и Лэйни вдруг чувствует, как очарование дня ускользает, оставляя тёмную дыру воспоминаний, в которую её вот-вот затянет. Она мотает головой, делает шаг назад, наталкивается спиной на какого-то туриста, и тот весьма невежливо отталкивает её обратно. Старуха опять хватает Лэйни за руку, переворачивает её ладонь.  — Доверься своему сердцу, — её английский так ужасен, что Лэйни едва разбирает слова. Ей хочется сбежать; она хорошо помнит, чем закончились попытки Джейн разложить Таро, и она, черт возьми, больше не хочет распахивать дверь для кошмаров прошлого. Стайлса здесь нет, чтобы успокоить её. Но почему-то ноги не хотят двигаться, и она стоит, будто вросла в асфальт Джексон-стрит, пока старуха вглядывается в линии на её ладони. — Твоё сердце ведёт тебя к твоей судьбе. Она совсем рядом, — старуха вскидывает на Лэйни глаза, такие же знающие, как улицы «Биг Изи». — Ничто не будет для тебя прежним. Она выпускает руку, и Лэйни шарахается назад, отступает, пока старуха не теряется в толпе. Никаких упоминаний о Кэндис, но слёзы почему-то снова наворачиваются на глаза, и хочется бежать обратно в отель, что Лэйни и делает. Пока она возвращается, её отпускает, и больше не хочется плакать. Она думает: странно, что здесь все лезут к ней с предсказаниями судьбы, такими же мутными, как воды Миссисипи. Но, может быть, город так влияет на них? Лэйни решает забыть о странным словах старухи, но мысли, всякие и разные, всё равно лезут в голову. Она думает: возможно, ей и правда было нужно рассказать всё Гарри, чтобы теперь любые упоминания о будущем и прошлом не разрушали её по частям. Она думает, что в руках Гарри ей было спокойно. Ей нравилось прислоняться лбом к его плечу и чувствовать его пальцы в волосах, и ей нравилось ощущение безопасности, окутывающее коконом, стоило ему обнять её. Лэйни думает, что в этом вряд ли есть что-то хорошее, но пока оно не вредит — пусть будет. К вечеру она совсем успокаивается и оставляет встреченную ей гадалку позади. Хотя идти на концерт ей совсем не обязательно, она всё же идёт. Прячется в тенях, наблюдая за Гарри, который, как всегда, обезоруживающе честен с залом. Замечает, что Джефф тоже видит её, и они кивают друг другу. А потом Гарри откашливается, пока его музыканты немного переводят дух после заводной «Kiwi», и начинает говорить — сначала о том, что каждый достоин быть собой и каждый прекрасен таким, какой он есть, и это даже не удивляет, но потом его речь идёт не по знакомому сценарию.  — Вам не нужно чужое одобрение, — произносит он, и Лэйни вздрагивает, делает шаг, впиваясь взглядом в его профиль в свете софитов. — Никто кроме вас не может сказать, кто вы. Если где-то болит, не прячьте это и не думайте, что вы должны справляться в одиночку. А если вам всё же нужно чьё-то одобрение, спросите, оно у вас уже есть, хотя бы от меня. У неё что-то в очередной раз переворачивается внутри, и, хотя она не понимает, согласна ли с ним или нет, потому что знает, что, несмотря на его слова, одобрение людям всё-таки нужно, она всё равно сглатывает и поджимает дрожащие губы. Лэйни знает, почему Гарри говорит об этом здесь и сейчас, хотя другие не знают, и это — маленькая тайна между ними. Плохо это или хорошо, однако она теперь есть. Лэйни знает, что Гарри пытается донести до неё и до всех людей, которые думают, что одобрение окружающих необходимо, чтобы не чувствовать себя изгоем: достаточно быть собой. Не нужно прятать свою боль, потому что всегда есть люди, которые поддержат вас, даже если вы думаете, что это не так. Гарри говорит о том, что Кэндис могла обратиться за помощью, но не обратилась, и что он поддерживает Лэйни в её борьбе, даже если не уверен, что эта борьба имеет смысл. Гарри говорит, что Лэйни тоже не должна справляться одна. И ей хочется обнять его, потому что она понимает, что многим в зале, возможно, эти слова были нужны именно здесь, сейчас и от него. Возможно, ей тоже. Зал вспыхивает тысячами фонариков, когда музыканты, наконец, вступают. Клавишная партия Клэр звучит печально и безнадежно, а голос Гарри взвивается вверх, устремляясь к звездам, видевшим конец множества галактик — что им до мелких человеческих жизней? Но Стайлсу, в отличие от звезд, есть дело. Лэйни закрывает глаза, пропуская сквозь себя «Sign of The Times» — возможно, впервые в жизни. We don't talk enough, We should open up Before it's all too much… Will we ever learn We've been here before? It's just what we know… Лэйни понимает: Гарри прав. Истории людей повторяются снова и снова, люди совершают одни и те же ошибки, потому что так уж они устроены. Однако измениться — в наших собственных силах. Разговаривать и слушать друг друга, открываться друг другу, — единственный возможный путь нашего спасения. Ей больше не хочется злиться на себя за то, что она рассказала ему о своем прошлом. Она думает, что, возможно, именно это помогло ей залечить рану, которая кровоточила столько лет и заставляла её бороться с ветряными мельницами, вместо того, чтобы делать что-то по-настоящему полезное. Лэйни кажется, что, возможно, именно сейчас она делает нечто важное. Может быть, они с Гарри смогут изменить мир — не в целом, разумеется, но мир внутри кого-то из тех, кто читает её статьи и слушает его музыку. Может быть, для кого-то из них будет не слишком поздно, как было поздно для Кэндис. Может быть, кто-то ещё сможет спастись. И впервые в жизни она чувствует, что всё не зря. Утирая лоб рукавом своего пиджака от Gucci, Гарри сбегает со сцены, чтобы передохнуть и переодеться. Лу и Триша колдуют над его прической, он отмахивается — безнадежно, забудьте. Хватает протянутую Гарри Ламбертом рубашку и только тогда замечает Лэйни. Улыбается.  — Привет, — преодолевает расстояние между ними в три шага. — Ты как? Лэйни не знает, как ответить на этот вопрос. Ей хочется обнять его и уткнуться носом в его плечо, сжимая ладони на его влажной от пота спине. Хочется сказать ему «спасибо», а вот обсуждать с ним его речь — нет. Но сделать ничего из этого прямо сейчас Лэйни не может, нельзя. Просто нельзя. Она чувствует на себе взгляд Триши, и улыбается.  — Всё в порядке. Гарри ловит её взгляд и на одно идиотское мгновение Лэйни чудится, будто мир вокруг них валится в тартарары.  — Можно, я хотя бы последние три песни отсниму? — она разбивает этот миг, вытаскивая из боковой сумки камеру. Стайлс фыркает.  — Значит, не собираешься меня слушать? — Всего три песни. Где-то позади точно так же фыркает Джефф.  — Гарри! — кричит один из роуди. Кажется, его зовут Майлз. — Пора! Лэйни сжимает в руках фотоаппарат и выскальзывает в пространство между залом и сценой, внезапно ощущая себя на своем месте. Гарри ловит её взгляд, когда пропевает Watermelon Sugar, и подмигивает ей, а она запечатлевает этот момент на карте памяти в своей камере. Её место — здесь. А о том, что, когда Элен откатает свой тур с Шоном Мендесом, она возвратится в команду Гарри, Лэйни не думает. Не сейчас. * * * Тур смещается в сторону Северной Калифорнии, чтобы провести два концерта — в Сакраменто и Сан-Хосе — прежде, чем Гарри взорвет Лос-Анджелес и The Forum в Инглвуде. Калифорния встречает их жарой, но не такой липкой, как на берегах Миссисипи. Она обрушивается сразу, придавливая к раскаленному асфальту, но распластываться по кроватям, собирая себя по частям, некогда. Шоу в северной части страны идут друг за другом, и между городами группа и крю перемещаются на нескольких автобусах, радуясь, что в Лос-Анджелесе им светит несколько дней отдыха перед феерическим завершением североамериканской части тура… и несколько дней отдыха после, перед южноамериканской и австрало-азиатской. Лэйни чувствует себя лучше, и она очень рада этому. Кошмары отступают, но даже если они вернутся, она знает, что у неё хватит смелости посмотреть в мертвое лицо Кэндис, потому что — да, она не смогла спасти её, но пытается помочь многим другим, помочь единственным доступным ей способом. И Гарри каждый день, каждым своим словом убеждает её, что она действует правильно. Гарри. Встретившись с ним в первый раз, Лэйни думала, что он — лицемер, которому плевать на других людей, который предпочитает окружать себя стандартизированными красотками и лжет о том, что считает красивыми абсолютно всех. Проведя с ним больше месяца в американском туре, Лэйни узнала Гарри таким, какой он есть. Узнала о его доброте и честности, о его собственных принципах и уверенности, что люди должны спасать себя сами, но если он может подтолкнуть их к этому пониманию — он это сделает всё равно. Ощутила на себе не только его сбивающее с ног обаяние, но и то, как он по-настоящему относится к людям. Поняла, что она ошибалась. А ещё, по пути из Сакраменто в Сан-Хосе Лэйни понимает, что Гарри ей нравится — как человек, как мужчина — нравится во всех смыслах. Эта мысль бьет по ней, как пыльным мешком. Она смотрит на Гарри, который хохочет над очередной шуткой Прендергаста, закидывая голову, и странное тепло, то и дело расцветающее у неё за грудной клеткой, обретает смысл, кристально-ясный и честный. Гарри Стайлс ей нравится. Лэйни прикрывает глаза: она в дерьме. И, быть может, ей стоит отказаться от контракта. Быть может, влюбиться в Гарри — самая дурацкая идея на свете. Быть может, это разрушит её. Она снова распахивает веки. Стайлс уже сам что-то рассказывает, встряхивает головой — по настоянию Джеффа он всё-таки подстригся, и теперь его волосы едва прикрывали уши. Лэйни думает, что она влипла, ужасно влипла. Как её угораздило не замечать предвестников бури? Она может прямо сейчас пойти к Джеффу и попросить отпустить её домой, но… не может. На самом деле не может вот так вот кинуть и Стайлса, и Эйзоффа, и всех, кто посчитал её достаточно талантливой и профессиональной, чтобы работать со звездой мирового масштаба. Из всех выходов у Лэйни есть только один: продолжать делать вид, будто ничего не случилось. И правда, кто бы мог подумать, что она, кажется, втрескалась в Гарри Стайлса? Никто. Или кто угодно. Уйти Лэйни не может. А, значит, ей придется как-то существовать с внезапно образовавшейся проблемой. И она сумеет — не вызывая подозрений ни у Гарри, ни у кого-либо ещё. В любом случае, пути назад уже нет. Гарри падает рядом с ней, протягивает пакет нарезанной моркови, прихваченной в Макдональдсе на одной из заправок.  — Как ты? — спрашивает он, и Лэйни знает, что это не дежурный вопрос, после которого нужно улыбнуться и сказать, что всё в порядке. Она берет пару кусочков моркови и закидывает в рот. Замечает, что Гарри следит за её движением, и от его взгляда едва не давится. И поглубже заталкивает мысль, что, может быть, её чувство может быть взаимно. На вопрос она пожимает плечами.  — Кошмары ушли. Гарри улыбается:  — Это хорошо, — делает паузу и тихо добавляет, — ты же знаешь, что если тебе понадобиться помощь, ты можешь просто сказать мне? Лэйни знает. А ещё знает, как сильно ей хочется рассказать о Кэндис — не те обрывки, что она, всхлипывая, поведала ему в Новом Орлеане, а обо всем. О том, какой она была и какой её сделали люди, для которых стандарты были важнее чужих чувств. О том, как долго она пыталась подстроиться под них, пока не устала. О том, что Кэндис была куда смелее, чем сама Лэйни, потому что пыталась отказаться от себя, чтобы радовать других и нравиться им — возможно, в этом тоже была смелость. Своего рода. Она кивает.  — Спасибо, — и ловит улыбку Гарри, возвращает её. Автобус катится в Сан-Хосе. А потом точно так же катится в Лос-Анджелес, где Джеффри уже позаботился об отелях для всех, кто в этом самом Эл-Эй не живет, и у Лэйни тоже есть там номер, в котором она может делать всё, что захочется, пока Форум готовится принять Гарри Стайлса, а сам Гарри готовится в очередной раз поразить Город Ангелов, который, казалось бы, видел уже всё. И он поражает. Наблюдая, как от криков фанатов дрожат стены The Forum, Лэйни чувствует гордость, переполняющую её сердце. Она стала частью чего-то потрясающего, настоящего и искреннего насколько, что это кажется чудом. На следующий день — до вылета в Мексику ещё двое суток — Лэйни списывается с Надин, и та первым делом спрашивает, не переспала ли Джонс с Гарри? Явно закатывает глаза, пока пишет свой ответ на возмущенное «Ты свихнулась?!» От кого: Надин Брось, Джонс, ты не фригидна. Гарри Стайлс нравится всем.

Кому: Надин Мы вроде как друзья, и давай на этом закончим.

Лэйни даже не врет: они и правда те самые «вроде как друзья», по крайней мере, им обоим явно хочется так думать. Надин фыркает, но переключает тему, рассказывает в общих чертах о том, что Джейнис лоханулась на интервью с Льюисом Капальди, а Уилл ей этого не простил. Не уволил, но теперь Джейнис, которая громче всех возмущалась тому, что Лэйни едет в тур с Гарри Стайлсом, отвечает на вопросы на кулинарной страничке — и это при том, что готовить она не умеет. Лэйни хихикает и ловит себя на мысли, что Джейнис ей нисколько не жаль. Интересно, что сказал бы на это Гарри? «Отнесись к ней с добротой»? Почему-то хочется рассказать ему о Джейнис. Так, просто чтобы услышать ответ. Надин рассказывает о своем новом парне, но рассказывает так, что по сути не говорит ничего. Он музыкант и финн, делает карьеру в Лондоне и младше её лет на семь или восемь. Не то чтобы их обоих это смущало. Джонс закатывает глаза и сворачивает диалог в Whatsapp, чтобы ответить на сообщение Гарри. От кого: Гарри Стайлс Мы собираемся устроить вечеринку у меня дома, ты с нами? Ещё несколько недель назад она бы сто раз подумала и двести раз обдумала, как бы отказаться, чтобы его не обидеть. Но с того времени слишком многое произошло. Лэйни кажется, что она стала чуть открытее, и внезапно её это не пугает. Она чувствует себя среди команды Гарри Стайлса как дома, и, возможно, это ощущение — самое близкое к дому с тех пор, как она уехала из Девоншира в Лондон. Лэйни соглашается. Ведь ничего не случится на многолюдной вечеринке, правда? Она знает свои границы. Она знает, что ей не стоит много пить. И она знает, что не должна позволить кому-то заподозрить, будто ей нравится Гарри. «Ты сошла с ума», — шипит её внутренний голос. И, может быть, так оно и есть. Дом Гарри полон народу — не только группа, не только Джеффри, но и целая прорва его калифорнийских друзей. Лэйни подсаживается к Клэр, которая, завидев её, прячет телефон в карман джинсов и улыбается. Её улыбка по-прежнему не выглядит так, будто с Клэр всё в порядке. Лэйни по-прежнему считает, что это — не её дело, и они разговаривают о прошедшем концерте, а ещё — об одном из романов Рю Мураками, который обе читали. Периодически кто-то приносит им выпить, и после второго стакана мартини Лэйни даже начинает считать вечеринку занимательной, хотя не любит тусовки. Где-то ближе к полуночи Кендалл Дженнер, очаровательно улыбаясь, предлагает Гарри приглушить музыку и спеть самому. Он пожимает плечами — разве не напелся он в североамериканской части тура? — но всё же соглашается. Лэйни подбирает под себя ноги, ставит бокал на подлокотник дивана. Смотрит, как Гарри зажимает пальцами струны гитары, прислушивается к мелодии и довольно быстро узнает один из хитов его бывшей группы — о тайных свиданиях и о том, что никто не совершенен, но при этом вполне может быть необходим и нужен здесь и сейчас, и в словах песни Лэйни чудится шифр, который она не может разгадать. Ей кажется странным, что он решился спеть что-то из своего старого репертуара, но «Perfect» прекрасно звучит и сольно. Необычно, чувственно и страстно. Лэйни ощущает, как знакомый жар вспыхивает в груди, устремляясь в низ живота. Черт. Она поднимает взгляд на Гарри и обнаруживает, что он тоже смотрит на неё. Кажется, Кендалл, примостившаяся рядом с ним, это не устраивает, но что она может сделать? Лэйни уже не впервые кажется, что, когда они встречаются взглядами, что-то где-то цепляется и не отпускает, и быть может… Может быть… Лэйни поднимается и идет на кухню. Ей нужно найти где-то что-нибудь холодное и не алкогольное, прийти в себя. Нехорошо и невежливо хозяйничать на чужой кухне — особенно на кухне, в несколько раз больше её собственной, — однако вечеринка подразумевает, что кто-то будет ходить куда-то и что-то брать для себя. Потом она извинится. Бутылка сока охлаждает пылающий лоб. Лэйни закрывает глаза. Ей кажется, будто сердце несется вскачь, и остановить его трудно. Слишком глупо думать, будто она может интересовать Гарри Стайлса всерьез, и ей лучше отбросить эти мысли, настойчиво лезущие в голову. Рядом с ним сидит Кендалл Дженнер, признанная красотка из его любимых Victorias’ Secret, на шоу которых он должен выступить… ради Бога, Лэйни, о чём ты вообще? Если Гарри нравится тебе, не значит, что ты нравишься ему. Эта мысль кажется спасительной, какой бы болезненной она при этом ни была. Только всё становится слишком сложно, и Гарри, появившийся на кухне, вообще не упрощает ситуацию.  — Эй, — он склоняет голову, — что-то произошло? Лэйни моргает.  — С чего ты взял?  — Ты ушла. Она приподнимает бутылку яблочного сока.  — Мне просто захотелось чего-то не алкогольного, — голос её вдруг падает до хрипловатого шепота. Это очень неловко. Как и вся ситуация. Мартини наконец ударяет ей в голову, и между ушей у Лэйни шумит, заглушая голос разума. С тех пор, как она рыдала у Гарри на плече в его номере, они почти не оставались одни — рядом был либо кто-то из группы, либо Джефф, либо Джордж, в оба глаза приглядывающий за подопечным. Здесь, в его лос-анджелесском богато обставленном доме, Гарри ничего не грозит, и Лэйни молится всем богам, в которых не верит, чтобы кто-нибудь вошел в кухню. Потому что она пьяна, и губы Гарри — четко очерченные, яркие — притягивают взгляд. Потому, что Гарри тоже выпил. Потому, что он смотрит на неё так же, как после разговора в бассейне — будто хочет поцеловать. Потому, что она не против, и он это знает. И знает, что они будут жалеть об этом. Сердце бьется о ребра, норовя выломать их к чертям. Возможно, им стоит поговорить. Хоть о чём-то. Возможно, это отвлечет их обоих, пока они не… Гарри делает шаг, сокращая между ними расстояние до нескольких сантиметров. Смотрит так, будто на что-то решается, а потом тихо произносит:  — Если что, ты можешь меня ударить, я разрешаю, — и целует её. Потому, что они оба пьяны к черту. И, наверное, только поэтому Лэйни отвечает на его поцелуй. Закрывает глаза и размыкает губы, впуская его язык; позволяет сгрести себя в охапку и сама зарывается пальцами в его волосы. Тянется к Гарри, где-то там, на задворках разума понимая, что другого момента истины у них может и не случиться. На губах у Гарри чуть горчит виски.