Change my mind

Лэйни его не ударяет. Ни тогда, когда он её целует, ни тогда, когда сама обвивает его шею руками и возвращает поцелуй с жаром, который Гарри почти удивляет. То есть он предполагал, что он ей нравится — надеялся на это, — но не ждал, что действительно нравится, и что она шагнёт с ним в пропасть. Гарри не знает, чего он ждал, просто хотел поцеловать Лэйни. И она хотела того же. Лэйни вплетается пальцами ему в волосы, подаётся чуть ближе, кажется, почти отчаянно цепляется за его одежду. Она хрупкая, но ни черта не стеклянная под его руками, и Гарри обнимает её крепче, скользит ладонями по талии, по спине, так же зарывается ей в мягкие рыжие волосы. Отпускает, когда последний соображающий кусочек мозга орёт о вторжении. У Лэйни широко раскрытые глаза, розовые щёки, припухшие губы, и вообще она очень красивая. А ещё — смущённая, немного испуганная и отходит на шаг, при этом не сразу расцепляя руки на шее Стайлса. «Вторжением» оказалась всего-то Клэр, уронившая что-то на входе в кухню и теперь с тихими ругательствами собирающая это по полу. Учима, кажется, малость пьяна, как все они тут, и лицо у неё расстроено-решительное, когда она сгребает всё своё рассыпавшееся из сумочки богатство: ручки, помады, что там ещё было. — Не помешала? — Рассеяно уточняет она, поднимаясь на ноги и входя в кухню. — Нет, ничего такого, — тихонько говорит Лэйни. Гарри искоса смотрит на неё: бить она его не собирается, но и, кажется, бросаться ему на шею тоже. И это значит… Гарри не знает, что это значит. Он знает, что не в восторге от того, что их с Лэйни прервали. — Хотела спросить, не найдётся зарядки? — Клэр вертит в руках свой телефон, и Гарри, поскрипывая мозгом, пытается припомнить, не завалялась ли где зарядка для андроида. Кажется, он их в глаза не видел. — Вряд ли, — Гарри качает головой. — Но если хочешь, посмотрю наверху. — Чёрт с ним, — отмахивается Клэр, — лучше поеду домой. Мне, кажется, достаточно. — Мне тоже, — внезапно присоединяется Лэйни. Гарри кажется, у него спина хрустит, когда он к ней поворачивается. Слишком быстро, чтобы это не выглядело подозрительно, но ему безразлично, что подумает Клэр. — Уверена? — Лэйни удивлённо моргает, и Гарри зачем-то повторяет движение. Ну да, так себе формулировка, но он уверен, она его поняла. — Я имею в виду, ты могла бы остаться, ещё не слишком поздно. Но Лэйни не остаётся. Им есть о чём поговорить (Гарри предпочёл бы сначала не говорить, а потом говорить о том, что они сходятся в том, что им всё нравится), но, возможно, о большем им нужно подумать. О том, что им действительно нравится, и о том, повод ли это продолжать. Гарри провожает Клэр и Лэйни на такси и остаётся на крыльце подышать воздухом, слегка протрезветь, если повезёт, и чуть-чуть подумать. Собственно… Ничего не просто. Ему нравится Лэйни. Лэйни нравится он. Достаточно ли этого, чтобы… Чтобы что-то. Кроме всех обычных сомнительных сомнений перед началом отношений у них есть ещё вагон других. Они работают вместе, и не просто работают — Лэйни о нём пишет, стараясь узнать и показать его, как есть, и наверняка хочет сохранить объективность в этом деле. Сможет ли она сохранить эту самую объективность, если будет влюблена? Она ведь влюблена? Гарри сильно сомневается, что у неё есть привычка целоваться со всеми, кто достаточно близко. Сохранить объективность возможно, как ему кажется, требует некоторого количества усилий, но возможно. Как кажется ей? И готова ли она пойти на эти самые усилия? Готова ли она пойти вообще на что-то кроме одного поцелуя на кухне во время вечеринки? Да и… чем этот поцелуй вообще был для неё? Короче, ничего не просто, и без разговора с Лэйни понятнее ничего не станет. Разговор откладывается. Сразу после вечеринки жахает эпический скандал, который делает Мехико и концерт в нём ещё жарче. Клэр Учима — прекрасная клавишница, прекрасный человек, — оказалась прекрасным другом и посмела заявить об этом публично, высказавшись в пользу обвиняемого в изнасиловании, нападении и Бог его знает, в чём ещё. Прежде чем кто-то имел шанс понять, что происходит и о ком речь, Клэр успела вступить в спор с пользователями твиттера, слово за слово… Кончилось тем, что Клэр поддерживает насильника, потому что он её друг, и унижает человеческое достоинство окружающих, обесценивая их опыт, потому что они кажутся ей слишком молодыми. По дороге в Сан-Паулу Гарри даже слегка поссорился с Клэр в попытке выяснить, что происходит и что она там в действительности думает. Гарри выслушал посыл идти подальше, а Клэр — посыл быть полегче на поворотах, выбирать выражения и вообще думать, прежде чем писать. В итоге оба чувствовали себя гадко и худо-бедно помирились, потому что у Клэр, да, есть право на личное мнение о том, что ей трудно поверить в виновность её друга. И Клэр пояснила мысль об опыте и возрасте, потому что да, иногда количество произошедшего так же важно или иногда важнее, чем качество однажды случившихся трагедий, заставивших повзрослеть слишком рано. Если бы этим кончилось — славно. Но не кончилось, скандал дошёл до верха Сони Мьюзик и… Гарри уверен, глаз у Джеффа дёргался сильнее обычного, когда ему сообщили, какие от него хотят видеть действия. Пришедшему возмущаться Гарри Джефф пригрозил, что свернёт шею, если он не свалит и не оставит Джеффа одного. А концерт в Буэнос-Айресе стал для Клэр последним. В Южной Америке жарко и теперь ещё и грустно, но у них есть пара дней выходных, и Гарри выползает погреться под зимне-аргентинским солнышком - здесь всё равно днем +23 и теплее, чем в Лондоне в том же декабре. Падает на шезлонг у отельного бассейна возле Джеффа: тот приветственно взмахивает стаканом с коктейлем. Рядом стоит трио уже пустых стаканов. — Маргарита, — поясняет он. — Женщина, на которую можно положиться. Гарри вопросительно вскидывает брови, но Джефф ничего больше не поясняет, поправляет на носу чёрные очки. Они оба молчат, созерцают блямкающий солнечными лучами на мелких волнах бассейн. — Мне нужно, чтобы ты отписался от Клэр, — вздыхает Эйзофф. — Зачем? Я не собирался рвать с ней отношения. — Тебе придётся принести жертву внешнему. Что ничего, в сущности, не значит для ваших отношений, но это только между нами и неофициально. Гарри пару минут рассматривает Джеффа: непроницаемые очки, такое же непроницаемое лицо. Стайлс не хочет приносить никаких жертв. Ещё меньше хочет делать вид, что осуждает друга, которого не осуждает, и для этого молча отписываться от неё. Но ещё думает, что ему придётся, и, вероятно, это будет меньшей кровью, чем доводить общественность до истерики, как было с поздравлением на юбилей группы. — Я пиздецки устал, — тянет Джефф. — Да, из нас двоих ты пишешь песни, поёшь и вообще приносишь счастье меломанам со всего мира, но я тоже устал. На мне ответственность за то, чтобы всё шло хорошо или хотя бы не под откос, а когда всё идёт криво, мне приходится быть злобным бакланом. — Гарри поджимает губы. Он понимает, что Джеффу непросто, и того сложнее говорить об этом вслух. Он даже про расставание с девушкой рассказал через неделю и так, как будто его вообще не задело, но не особенно-то обманул этим Гарри. — И обо мне, в отличие от тебя или моего отца, нет статьи в Википедии. И в гугле ничего. Меня знают разве что твои фанаты, и половина из них меня ненавидит. Поговорим о грустном, да? Гарри нацепляет очки, трёт кончик носа, разглядывает свои ноги. — Часть из них считает, что я давно женат. На мужчине. С которым толком нормально не говорил уже слишком долго. — Почему? Гарри молчит и раздумывает. Почему думают или почему не общался? Не так, чтобы он мог назвать одну внятную причину. Или две. Просто одно направление распалось на несколько разных, просто у всех свои потрясения и свои способы с ними справляться, просто они становятся другими людьми. Они не разорвали контакт, ничего такого, но остальные парни из группы общаются гораздо больше, как Гарри сейчас кажется, они всё ещё друзья. Джефф, видимо, интерпретирует молчание по-своему. — А, ну да, злобный менеджер запретил, как я забыл. Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Гарри и Луэтте. Или Луи и Гариэтте? Кто из вас снизу? — Гарри толкает его в плечо. Джефф замолкает, долго думает, рассматривает свой коктейль. Кажется, кто-то хорошо закинулся коктейлями. — Чёрт, надеюсь, это не какой-нибудь оскорбительный гендерный шовинизм или ещё что-то. Я ничего не имею против любых форм отношений и я определённо не против партнёрских отношений в которых позы в сексе ничего не значат. Нет, конечно. Гарри фыркает, снова толкает Джеффа, а тот присасывается к своей маргарите. Гарри возвращается к созерцанию воды и медленному обозрению своих внутренних мыслей. С тех пор, как группа рассосалась (ушла на хиатус, зависит от того, как посмотреть), прошло много времени. Достаточно много, чтобы Гарри Стайлс стал чем-то другим. Может быть, стал тем, кем всегда должен или хотел быть? — Гарри, если что, твой злобный менеджер не против, если ты будешь общаться с теми, чьи имена нельзя произносить, даже с тем, кто тебе муж или не-муж, — тянет наконец Джефф. — Если честно, твой злобный менеджер не против ничего, просто не подставляйся. — Я не приношу проблем. — Нет, но тебе могут принести проблемы. Влезть, куда не нужно. Сделать свои выводы, которые ничем не опровергнешь. Хорошо если не потребуют эти мысли подтвердить. Есть какая-то больная ирония в том, что Гарри всемирно известный и типа как всемирно любимый, он публичная личность по техническим причинам, и ему хочется открыть миру сердце, впустить туда мир, подарить себя, но это вот вообще не то, что в итоге получается. И потому, что миру не всегда есть до него дело, и потому, что Гарри не всегда соответствует требованиям окружающих, и потому, что не всё стоит открывать. По правде, Гарри приходится скрывать даже слишком многое по не всегда очевидным причинам. Просто чтобы не стать жертвой сталкера или не оказаться вынужденным объяснять свои слова и оправдываться за оскорбления, которые он и не собирался никому наносить, как это случилось с Клэр, например. Молчать оказывается безопаснее всего, да только окружающий мир иногда прямо требует говорить и показывать именно то, что хотелось бы и прилично было бы спрятать, а то, что хочется и полагается показать, куда как менее интересно. Гарри не знает, таков мировой парадокс или это лично на нём правила Вселенной увязались в узел? — Ты ведь не против отношений на работе? — зачем-то спрашивает Гарри. Ему не нужно разрешение, ему просто хочется… Не знает он, чего ему хочется — просто знать, что хотя бы проблем тут не будет. В смысле, ещё больших, потому что он на самом-то деле не вполне уверен, что вопрос об отношениях как явлении уместен, потому что разговора у них с Лэйни пока не случилось. Вообще никакого разговора кроме всего того обычного, что можно сказать вслух при других людях. Лэйни в эти дни очень поддерживала Клэр, но Гарри кажется, она и его избегала тоже. Вполне успешно, надо отметить — Гарри теперь чаще видел розовую Тришу и, кажется, даже говорил с ней куда разнообразнее, чем с Лэйни. — Надо было знать, что этим дело кончится, — фыркает Джефф. Затягивается своим коктейлем, приканчивая до половины, и машет бармену, пока тот не заметит, что нужна заправка. Гарри не останавливает; если Джефф собрался забухать, он, вероятно, знает о последствиях. — Я не против, если это не помешает работе. Вам обоим не помешает. — Джефф сосредоточенно думает, если судить по сложившимся над очками бровям, потом совсем хмурится, так что и кожа на лбу собирается складками. — Ну и я бы сказал, что лучше будет держать эти отношения подальше от публики. Это сомнительный инфоповод, ещё обвинят или в харрасменте, или в протекционизме, или непрофессионализме. Или ещё каком «изме», о котором я пока не подумал, но пресса и общественники подумают. У Гарри есть неуверенная мысль, что, возможно, служебный роман сам по себе не самая главная часть проблемы, хотя и безусловно существенная. Они с Лэйни наверняка смогут как-то договориться, но прежде не мешало бы начать говорить, а вот этого-то и нет. Стайлс сломал весь мозг об эти хитросплетения, пытаясь анализировать поведение Лэйни и её практически побег; и самым очевидным было, что Гарри Стайлс ей к чёрту не сдался. Но не примерещилось же ему? Ладно, не поцелуй — тут, может, алкоголь свою роль сыграл, да ещё и неожиданность, — но до этого-то ему однозначно казалось, что Лэйни он вполне нравится. Ну, хотя бы достаточно, чтобы заговорить с ним и объяснить, что ничего не было, давай забудем. Ему кажется, дело тут вовсе не в работе. И вовсе не в том, что он ей не нравится. Ему думается, вовсе Лэйни не против Гарри Стайлса, но ей надо предлагать и, возможно — вероятно? — уговаривать, сама она наверняка будет делать вид, что ничего ей особенно не надо, а вот ему бы не мешало подумать, так ли уж он хочет того, чего он хочет. Гарри знает Лэйни достаточно, чтобы сделать вывод о том, что мисс Джонс профессионально прикрывает свои мысли и желания сомнениями, догадками, анализом и Бог знает чем ещё, чем угодно, лишь бы не дать себе самой воли. Не то чтобы Гарри одобряет, но кто бы его спросил, да? — Мне бы до отношений добраться. — А есть с этим проблемы? — искренне удивляется Джефф. Гарри пожимает плечами, наблюдает, как Джеффу приносят новую маргариту, и качает головой, когда ему предлагают напитки. Проблемы… кажется, проблемы есть. Даже без «кажется». С отношениями всегда эта хрень, люди долго думают: надо ли, подходит ли мне этот человек, может ещё кого поискать, будет ли у меня вообще время на эту ерунду. К этим и другим вопросам прибавляются все эти финтифлюшки с работой. А на них нахлобучивается что-то ещё, чему Гарри не знает названий и даже не всегда видит очертания. Ему кажется, лучшее название — страх. Но чего в действительности Лэйни боится? Теперь, кажется, не его, но, может, репутации? Может, того, что он селебрити, а она из тех, кого почему-то зовут обычными людьми (будто селебрити все поголовно с крыльями или копытами)? А может, она боится отношений, как есть. И отношений с Гарри. Боится, потому что гарантий нет, потому что будущее не определено, потому что «мы оба знаем, сердца меняются» и всё вот это. И может, боится потому, что отношения это открытость, а с этим у Лэйни вообще тяжело. В отношениях ей придётся открыться. Больше — открыть не только мысли, но ещё и чувства, просто-напросто довериться другому человеку, поверить в надёжность Гарри Стайлса. Может ли быть, что у неё есть чувства и она боится, что они окажутся взаимными? Потому что если они взаимны, нет самой высокой преграды для отношений, и ей придётся свои чувства с ним разделить? Да к тому же выразить их, а с этим у Лэйни тоже, возможно, не всё гладко. — Я думаю, ты ей нравишься, — говорит Джефф. Даже не думает спросить, о ком речь, и наверняка это не упущение, он что-то знает. — Ну, начни с того, что скажи, что она красивая. Или это будет объективизмом? — Гарри закатывает глаза; Джефф против всех возможных обвинений в «измах» это нечто. — Но ты ведь наверняка считаешь её красивой? — Да. И ты наверняка согласен со мной. — Это не будет объективизмом с моей стороны? — хмыкает Эйзофф. — Она симпатичная девчонка, хотя из той породы, что не рассчитывают на внешность и убеждают себя, что вообще о ней не думают. Ну, надо сказать, фотограф она действительно классный, так что у неё есть козыри кроме лица. Гарри хмыкает. Он не знает, прав ли Джефф про породу, но думает, что он лично точно считает Лэйни красивой. Не яркой красотой звезды Голливуда, другой: у неё тонкие выразительные черты лица, и они становятся тем привлекательнее, чем лучше Лэйни выражает себя, как человека. Ну что же, если она и не думает о своей внешности, ей придётся поверить, что он считает её красивой. Поверит ведь? — Думаю, она возмутилась бы тем, что лицо кто-то считает козырем. Медиа навязывают нам лукизм. — Ой, да, медиа, это их вина, — ёрничает Джефф. — До них жили тысячи лет и вообще не парились о том, кто как выглядит, а потом нам как навязали лукизм, так сразу всё пошло не в ту сторону и развитие человечества безнадёжно замедлилось! Мы всегда людей оценивали по внешности, так или иначе. И, может, с моральной точки зрения это страшный грех, но тогда зачем человеку глаза? — О, какой взгляд на эволюцию! — хмыкает Гарри. — И на эволюцию тоже, — Джефф важно поднимает палец вверх. — Какие-то учёные доказали что-то там про то, что мы выбираем себе людей, похожих на нас, и это для того, чтобы создать такое же похожее потомство. Так что в биологии тоже есть лукизм, и это благо. — Гарри громко смеётся; профессор Эйзофф с маргаритой в одной руке и знаниями о глубинной природе человека в другой это что-то с чем-то. Джефф, никак не смущённый, спускает с носа очки и поверх стёкол рассматривает Гарри. — Предлагаю считать, что с точки зрения биологического лукизма я вас благословляю. — Твоя доброта не знает границ. — Сам в шоке, — Джефф возвращает очки на переносицу и откидывается на спинку шезлонга. Ёрзает, подставляясь солнцу. — Я на твоём месте, кстати, прежде чем подъезжать, подумал бы, отношения — это не продукт мерзопакостного патриархата, орудие угнетения феминизма или ещё там что? Тут твою зазнобу хотя бы не придётся убеждать, что твои намерения чисты, как слеза младенца? Гарри хочется Джеффа треснуть. Или сказать, что он уже подкатил и выяснил, что поцелуи точно не орудие угнетения. — Маргарита творит с тобой странные вещи. Ты то говоришь, как Роза Люксембург, то объявляешь это всё фигнёй. — Маргарита возвращает мне ясность мысли. Я, между прочим, в университете состоял в кружке дебатов, регулярно побеждал. Могу любую фигню отстоять. — Очаровательно, — бормочет Гарри. Джефф поворачивает лицо к нему, пару секунд рассматривает, потом, видимо, смягчается и выключает чемпиона по дебатам. — Я не говорю гадости, я просто знаю Лэйни меньше тебя и точно не знаю, как и что у неё в голове. — Я понял. Мы с ней много говорили, но я тоже не отказался бы знать, что у неё в голове. Они молчат ещё пару минут. Джефф мешает лёд в стакане, Гарри наблюдает за купающимися. Ему кажется, он уже наговорил целую кучу того, что, возможно, не следовало. Что следовало бы сделать, так, может, дать Джеффу пожаловаться на жизнь, а не топить мысли в маргарите. — Слушай, ты взрослый парень, и мудрый, и все дела, но послушай меня как старшего товарища, который желает тебе добра, — вздыхает наконец Джефф. — Ты можешь её о чём-то спросить, она может тебе что-то ответить, у вас всё может сладиться за пять минут, но кое-чего она тебе не скажет. — Джефф выдерживает паузу, убеждается, что Гарри правда заинтересован. — Она боится боли, да мы все её боимся. Возможно, она настолько будет бояться боли, бояться оказаться в отношениях беззащитной и зависимой, что лучше вообще откажется от любых отношений, чтобы ничего этого не переживать. — Гарри молча пялится на Джеффа, как-то разом погрустневшего и задумавшегося, и сам слегка грустнеет. В словах Эйзоффа есть однозначная правда, и она, наверное, не грустная и не весёлая, она нейтральная, но от того, что Гарри чувствует этот самый страх, страх быть отвергнутым, непонятым, страх получить по лбу, когда что-то в отношения не выйдет, становится грустно. — Может, всё не так, может, Лэйни найдёт в себе храбрость, и у вас всё сладится. Я на это надеюсь, правда. Но ты будь готов убедить её в том, что бояться нечего. Во всяком случае, не нужно бояться, что ты намеренно сделаешь ей больно. — Джефф молчит, пока Гарри переваривает сказанное, а потом поднимает с лежака, достаточно уверенно для его количества маргарит. Смотрит на Гарри сверху вниз, может, хочет добавить что-то ещё, а может просто зрение фокусирует, в очках не разберёшь. — Пойду освежусь. — И бредёт к бассейну, как будто ничего такого. Гарри наблюдает его спину и достаточно уверенную походку — хотя бы не зигзаг, — и ворочает в голове оставленные Эйзоффом мысли. Бояться есть чего, бояться всегда есть чего. Но Джефф прав, нужно некоторое количество храбрости и некоторое количество уверенности в том, что тебе не сделают больно намеренно. Джефф, сам того не подозревая, подвёл итог всем размышлениям Гарри о том, почему Лэйни от него прячется и что сделать. А ещё Джефф, возможно, подвёл итог собственным мыслям о собственном расставании с девушкой. Никаких подробностей из Джеффа клещами не вытянуть — он всё переживал в себе и выглядел кашемирово-профессионально всё время после этого самого расставания, хотя далось оно ему ни хрена не легко. Может, теперь всё же отпустило? Однозначно только то, что Гарри собирается послушать советов «старшего товарища, который желает ему добра», но сначала ещё немного подумает. И охладится в бассейне, зря что ли пришёл. Заодно присмотрит за своим злобным менеджером, чтобы не утоп нафиг.