Восход Луны

Тот день все изменил навсегда. Гриммджо шёл на эту битву Шестым Эспадой, главарем, вожаком. Возвращался — раненым одиночкой, разжалованным, униженным. Он потерял фракцию. Он потерял положение. И старался не потерять хотя бы лицо. С Айзеном это было крайне трудно. — Заэль. — Я слушаю, — тот поправил очки на лице, но даже не повернулся. Гриммджо тупо стоял в дверях лаборатории. — Ты же не о миссии мне хочешь рассказать? Я слышал доклад. О твоём поражении. И о гибели брата. — Ты не... — Что? Я не удивлён. Ты же призван разрушать. Рано или поздно. — И тебе... Все равно? Грантц наконец отвлёкся от своих дел. Улыбка ещё играла на его лице. Но само лицо сейчас напоминало маску. Стянутую, готовую вот-вот порваться. — А чего ты ожидал? Что я буду сидеть с тобой, оплакивая общую утрату? Ты сломал моё изобретение. Самое сложное. Доставшееся самой дорогой ценой. Но, — давление ослабло, и Гриммджо снял руку с рукояти меча, — как выяснилось, не лучшее... Что-то ещё? — Как ты вернул номер так быстро? — Всё просто, дорогой бывший-Сеста-Эспада. Потому что я совершенство. Сегодня воплощение моих инстинктов было убито окончательно. А ты — вечно голодный зверь. Ты, конечно, расстроен, подавлен, твой голод теперь некому утолить? Ты думаешь, я не знаю? — Плевать мне, что ты знаешь, — ухмыльнулся Гриммджо. — Ты не поймёшь. — Ой ли, — покачал головой Заэль. — Я очень хорошо помню свою прежнюю жизнь. И учёл... Ебанутый полудурок спустил хакама, обнажая дыру. Гриммджо мало чем можно было смутить, но, кажется, у этого получилось. —... все её ошибки. Кстати, кто у нас теперь Шестой? — как ни в чем не бывало продолжил Заэль, вернув подобающий вид. Вот тут Гриммджо перекосило. — Люппи. Восьмой откинул голову и расхохотался. Этот издевательский звук, ударивший по ушам с неожиданной громкостью, слушать было невозможно. — Сукин сын, — сказал Гриммджо, сжав кулак. Но делать что-либо с психом бессмысленно. — Ох, Гриммджо, — сказал Заэль, когда тот уже был далеко. — Почему я так ошибся? Брата ты мне не вернёшь. Но, я надеюсь, ты заплатишь за мою ошибку своей свободой. Все твои цели отныне будут искажены жаждой, что пробудил в тебе Ильфорте. Жаждой идеального, несокрушимого, разрушительной мощи, сравнимой с твоей. Только едва ли... — Стеклянная поверхность колбы бликанула едва заметным отражением. Совершенство.Все ещё.— Хоть где-то найдётся подобное. П о л г о д а н а з а д ... Гриммджо открыл глаза. Их тут же резануло светом. Не болело ничего. Настолько, что Гриммджо подумал, что он где угодно, но не в своём прежнем теле. — У кого-то меч зовут Солярис? —прохрипел он. Взгляд наконец сфокусировался — и Гриммджо едва сдержался, чтоб не заорать от радости. — Тиа. Халлибел обернулась на его голос. Луч, бивший из окна по глазам, обтекал её фигуру, кинул отблески на ресницы и волосы, золотил смуглую кожу. Гриммджо вспомнил её релиз и почувствовал привкус соли на языке. — Скажи мне, что ты взаправду. Что мы не сдохли и не в гребанном Обществе душ, пущенные шинигами на опыты. — Мы в Лас Ночес. В моей комнате. После того, как девушка вернула все назад, купол, созданный Айзеном, восстановился. Это единственное объяснение. Тут же обнаружился подвох. Боли не было — но и сил тоже. Гриммджо попытался встать. Попытки провалились. — Кажется, я прикован к твоей кровати. А ты знала, что делаешь, Трэс Эспада. Она присела на край. Тонкая рука коснулась его волос; пальцы очертили скулу, дошли до маски. Гриммджо прикрыл глаза. Очень хотелось заурчать. — Блядь, — выдохнул он, улыбаясь, как идиот. — Сколько раз я думал за эти дни... — Внезапно он осознал, что не так. Отчего было это ощущение нереальности. — Где остальные? Я никого не чую. — Вас спас шинигами и девушка. Она здесь, с нами. Ннойтора и Неллиэл не захотели остаться. — И хер с ними. Туда и дорога. А... шинигами? — Сказал, есть дело. И что вскоре вернётся. Гриммджо слушал её низковатый голос — и понимал: достаточно его звуков, чтобы захотеть все остальное так, что хоть вой. Как же ему не хватало её. Ее безбрежной энергии. Её спокойствия, в котором растворялась суета их жизней. — Наклонись. Халлибел исполнила его просьбу. Светлые пряди защекотали лицо. Глаза, как всегда, были непроницаемы. Ничего, что он бревно. Побудет сверху. Гриммджо изловчился и зубами рванул вверх змейку на форме, открывая грудь и маску. Она оставалась невозмутимой. — Скучала по мне? — по лицу против воли поползла плотоядная улыбка. — Твои мысли заняты не тем. Я не настроена развлекаться. — Тиа, — Гриммджо нашёл в себе силы приподняться на локтях. — Какие мысли? Мы живы, хотя не должны быть. Я не видел тебя хуй знает сколько. Всё, о чем я сейчас думаю, это в какой позе. И не будь ты настроена, я бы был где угодно, но не у тебя, а твои вечно крутящиеся вокруг девицы не были отосланы так, что я их даже не чую. Он не врал. Телу, прошедшему через очередное перевоплощение, действительно требовалось подтверждение того, что оно живо. Светлая бровь выгнулась дугой. — Ты едва можешь пошевелиться. — Я говорю с тобой уже пять минут. Как видишь, — Гриммджо похабно оскалился, — язык у меня не отвалился. Всего лишь сильнейшая из оставшихся сильнейших в их мире. Но, когда она стояла над ним вот так и дрожала, закусив губы за маской, — какое это имело значение? — Над...чем... ты?... — Я подумал, — отдышавшись, Гриммджо хрипло рассмеялся, — ты сейчас, сжав колени сильней, запросто могла б свернуть мне шею. — Я могла это сделать, пока ты был без сознания. — Это не в твоих правилах. Всё, иди обратно. Даже голову на весу тяжело держать. Ты не в релизе, а значит, я не закончил. — Если ты утонешь из-за того, что я потеряю контроль, когда высвобожу... — Я буду утешать себя тем, что ты так от меня течешь. — Дурак. ... Оказавшись в настоящей форме, она резко остранилась. Гриммджо, чувствуя, что поплыл от выброса, облизал губы, предвкушая продолжение. Но вместо тяжести её тела на себе почувствовал, как светлые пряди защекотали бедра. — О. — Тебе не нужно ещё двигаться. — Будто я возражаю. Двигаться и не получилось бы. Несколько движений её сомкнутых губ хватило, чтобы его скрутило и выгнуло дугой. Пока Халлибел не вернулась в прежний облик, Гриммджо быстро прижал ее к себе, буквально впившись в рот. Дурацкий порыв. Но её хотелось целовать. Она была исключением. — Твою мать, Тиа. В такие моменты Гриммджо почти казалось, что он может чувствовать. В груди что-то болело и ныло. — Когда Айзен сделал это с тобой... — Не стоит. — Ты права. Нахуй их всех. Все миры, всех главарей этих миров. Когда я рядом с тобой — я уже чувствую себя королём. Больше, чем если бы мне подчинялись стаи всяких уродов. — Мир непрочен. Сейчас более, чем когда-либо. — Куросаки остался. Значит, есть надежда. Найдём и убьём с ним этого мудака. Ты и я, — глаза Гриммджо горели азартом охоты, — будем королями Уэко Мундо. Я сражусь с Куросаки, и никто не сможет оспорить мой титул. Вместе править. Вместе сражаться... — Гриммджо. Она всего лишь назвала его по имени. Одно слово — в которое вместилось холод и давление толщи северного океана. Его хватило, чтобы все рухнуло, и обнажилась правда. Вся его власть над ней — иллюзия. Все её подчинение — мнимое. — Ничего из этого мне не нужно. Ничего нового не прозвучало, но Гриммджо чувствовал себя так, будто его поимели. — Бремя правления я приму, если не буду видеть другого выхода. — Она удалялась — невозмутимо, оставив его, как дурака, в своей комнате, охуевать дальше. И, обернувшись, обронила: — То ли я, что ты ищешь? Море коварно. Ты можешь быть окружён тоннами воды — и мучиться от жажды. Гриммджо, зарычав, долбанул кулаком по стене. По каким там делам ушёл Куросаки? В конце концов, свое он получил. Теперь сил хватит если не на высвобождение, то на сонидо — точно. А там уже будет видно.