***
— Не делай такое лицо. Я удивился не менее твоего, открыв глаза в тот день. — Улькиорра неспешно подошёл к подоконнику, задумчиво глядя на сидящую на нем собачку. Та распахнула глазенки, словно ожидая команды. — Ты... вернулся, — выдавила наконец Орихиме. — Ты ведь их слышала. Слышала, что они хотели. Я узнал, что будет атака, и... — Он окинул взглядом разрисованный пол. — ...не ошибся в том, насколько ничтожно ваше сопротивление. ...Ичиго ушёл почти сразу. Она была готова к этому. Куросаки-кун — он же вечно далеко, вечно недосягаем; следуя за ним, в глубине души она всегда знала, что опоздает. Улькиорра против её воли все время был близко, слишком близко — словно зажимал в угол, и оттого инстинктивно хотелось сбежать. Этого нельзя было предсказать, но так получилось. Она не была готова к его смерти. Но к его уходу — ещё более. Когда, обнаружив новую реальность, она не нашла в ней его — соломинка рухнула на спину верблюда с давлением бетонного столба. Непрошеные слезы залили лицо, встали в горле, искажая голос. — Почему, Улькиорра? — Орихиме уже погребало под лавиной, и глухая боль в груди, притупившаяся за эти месяцы, заныла отчетливо, свежо — и до ужаса по-настоящему. — Почему... только сейчас?..***
Оставшиеся в живых пустые уползали, проклиная Эспаду на чем свет стоит — было велено не добивать. Халлибел, наблюдавшая в релизе за ними с одной из башен, с облегчением вздохнула: топить народ своего мира, словно подопытных тварей, смотря сверху на их тщетные попытки спастись, ей хотелось менее всего. Заэля Тиа никогда не понимала. — Я горжусь вами, — первое, что хотела сказать она фракции, спустившись в замок. Слова, любые из возможных, застряли в горле. Мила Роза стояла на коленях рядом с Апачи, растерянно бегая глазами по её телу. Под кожей оголенного живота словно были прорыты ходы, и то и дело то в одном месте, то в другом набухала шишка. — Что это? — онемевшими губами спросила Халлибел. — Какой-то дурацкий меч-растение, — Тиа редко слышала в голосе слуги столько ужаса. — Прорастает в теле жертвы. — Хозяин мёртв? — Да, но... Апачи выгнулась дугой, забившись в судорогах. С иссиня-бледных губ пошла пена. Нечто двигалось в её животе толчками, словно искало выхода. — Он питается её силой, — Сун-Сун говорила спокойно, но стояла ни жива ни мертва. — Может, все же девчонка?.. — с надеждой спросила Мила Роза. Халлибел зажмурилась, сжала губы, словно от боли, и помотала головой.***
Её слезы сейчас — почти атака Халлибел. Атака длилась несколько непрерывных, невыносимо долгих минут. И нервное всхлипывание, которое обычно уже сложно остановить, Орихиме посчитала тем, что успокоилась. Арранкар номер тридцать пять, подбежав и ткнувшись ей в подол платья, сочувственно поскуливал. Улькиорра все это время молчал. — Тому, что ты сделала, — наконец услышала Орихиме, и, глубоко вдохнув, подняла заплаканные глаза: он касался рукой места у горла, — очень сложно найти определение. Что я сделала? Что я такого сделала?.. Я привык к твоим глупым речам и действиям. «Спасибо тебе» Так ты поступаешь с жизнью, которую тебе подарили?.. «Я ещё раз повторяю»: Мне не нужна твоя смерть. Всё, что я возьму могу взять силой, потеряет смысл, как только я это сделаю. «Я не причиню тебе вреда» Чувство, что лишает человека воли, люди так ценят? «Поэтому ты все ещё здесь, женщина?» Что-то из этого говорил не он — только его голос в её голове. — Мой меч разбит. Ни одной техники, кроме сонидо. В мире, где кучи голодных до власти врагов сорвались с цепи, я мало того, что больше не один из самых сильных. Я больше вообще не один из них. Я пытался понять. Что с этим делать. — Он выдержал паузу. — Судя по этой битве, догадки мои верны. Орихиме молчала; внутри начинался какой-то новый отсчёт, и ей оставалось только прислушиваться к стуку метронома. — А что ты? Чем ты вообще занята, пока другие сражаются? Сейчас, поняв, что все закончится, Орихиме испытала даже что-то вроде облегчения. Айзен привёл её сюда — заставил Улькиорру привести её сюда — без конца говоря об её силе. Гриммджо, буквально разорвав ради её поимки Лолли с Меноли, привёл её к Ичиго — чтобы она воскресила ему его излюбленного противника. Улькиорра, сам не оправившись после потери зрения, потащил её тренироваться — чтобы развивать её. Все смотрели на неё через эту оранжевую призму. Не отрицала ли она вместе с исходом той битвы и то изначальное, что к ней привело? — В тот день, когда вы... вернулись к жизни, мои способности были на пределе. Орихиме наконец нашла силы улыбнуться. Почему я рисую в обители мёртвых, словно на детской площадке? Почему ее королева принесла мне аналог питомца? Почему, когда любимый сражается, я просто жду? На все эти вопросы есть простой ответ. Видя, как отражается понимание на лице Улькиорры — Господи, да как может быть такой облик у дьявола, и дурацкие мысли вот же могут быть! — она испытала какую-то подлую радость. Никакой «силы бога». Нет ничего. — У меня... Шаг навстречу. Пойми, что ничего больше нет. Что остаётся, когда нечего отрицать? Пустота. —... больше нет силы. — Позволь, я исправлю ошибку в твоей речи. Расстояние между ними сократилось до протянутой руки. На белой ладони разрастался, набухая и мерцая силой, черный шар Серо оскурас. Он держал его так, словно дарил. «Защищать тебя я больше не могу». «Ни одной техники». Шар отправился в окно, прогремев отдалённым взрывом. Отрицая эти его прежние слова. — У тебя не было силы.