. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Боль, длящаяся вечность, нестерпима. Нестерпимая боль, длящаяся вечность, лишает рассудка. Но не того, чей аспект — Безумие.***
— Изящно и беспощадно... Признаться, я впечатлен. Пойдя против формальностей и доверив место Урахары бывшему заключенному, они в кои-то веки не ошиблись. Айзен везде остается собой. В Обществе душ. В мире пустых. В Аду. Неудивительно, что они похожи с местным главарём. Или никакого Сюрена нет? Может, и предателя-шинигами вообще здесь нет, и все это — иллюзия, очередная фантазия во плоти, вышедшая из-под острия Кьока Суйгетцу? Даже Маюри, даже сам Ад? – Но я рад видеть тебя, Октава Эспада. – Когда Айзен говорил таким тоном, в Уэко Мундо обычно кто-нибудь лишался части тела, а чай вносили новый. – Даже то, что осталось. Дрянной сгусток слизи – оказавшейся в горле чуть глубже, чем обычно. В Аду вообще очень... жидкостно — после пустынь Уэко Мундо это особенно остро чувствуешь; постоянно что-то пузырится, лопается, растекается, принимая форму и тут же теряя — возможно, сказки про кипящие котлы имели под собой основу? Заэль почувствовал, что захлебывается. — Прости, ты что-то сказал? — издевательски протянул Айзен, когда хрипящий кашель наконец утих. — Да, ты прав, здесь сыровато. Как в материнской утробе. Или первичном бульоне. — То... что... действительно... осталось... не здесь. — О да. Я даже не представлял, насколько много. У Маюри длинные руки, но даже он смог дотянуться не до всего. В тоне Владыки была... гордость? — Мне казалось, я знаю про вас все. Чем вы были. Что забыли и сами... ты тоже знал и о других, верно? Да. Заэль знал. Иначе бы не было тех ходов с Джиругой или Гриммджо. Избитая беременная вдова, заступившаяся за каких-то там бродяжек. Нескладный от рождения телохранитель, вынесший себе мозги после презрения хозяйки-аристократки, которая с ним от странной жалости спала. Бунтарь, которому прилюдно вытягивали кишки за заговор против местной власти, чтоб другим неповадно было — а еще за вскрывшуюся связь с подчиненным. Молодой послушник, умерший в яме от истощения. Похоронивший семью бандит, выдумавший себе дочь и покончивший с собой, когда его вылечили от галлюцинации. – Но ты – другое дело. Разложить себя до простейшего, чтобы переродиться в нечто новое... Кажется, Заэль начинал понимать. — Вам... нужен... Зеро?.. — Мне нужен ты. — Айзен подошел ближе, ловя его расфокусированный взгляд. — Все, что когда-либо было тобой. Сквозь боль продралось слабое ощущение. Кажется, это касание. Духовное давление или Айзен снизошел до физического контакта — Заэль не мог понять. — Что ты, будучи сильнейшим в Эспаде, избавился от силы для того, чтобы очистить разум, восхищает и потрясает. – Айзен покачал головой – кажется, он действительно выглядел удрученным. – Но теперь, чтобы ты снова мог думать ясно, как прежде, сила необходима. Слова и жесты бесполезны. Что бы ни решил Айзен в отношении его, он решил — и он сделает. — Маюри любит точность. Он рассчитывал на тот твой уровень рейацу. БОльшая доза убила бы мозг, а значит, шутка бы не удалась. Владыка намерен накормить его силой с ложечки. Кто бы мог подумать. – Не.... могу... поглощать... – Просто чуть сложнее переваривать. Поэтому мы подберем тебе наиболее родственную твоей сути подпитку. Лучшим запасом была та милая Паучиха, но девушка и так настрадалась. – Вы... не поняли... Ни...чего...Не... – Это твоя суть поглотит сама. – Догадка пронзила чуть раньше последовавших слов, которые подтвердили её. – Она ведь всегда к нему тянулась. ...Заэль не столько увидел – полоску света сквозь гноящиеся слипшиеся ресницы нельзя было сложить в полноценную картинку – сколько почувствовал. Тяжелое, хриплое дыхание – почти такое же, как при жизни. Другой. Ещё не пустой. А возможно, их жизнь была пуста уже тогда. Узко Мундо просто подчеркнуло всё. – Ильфорте?..***
— Брат, я... Еще мерзее. Еще прекраснее. Дурная страсть, сжигавшая Заэля с юности. Не просто другой мужчина. Родной брат. Близнец. Он пил вещества, приглушавшие какую-либо тягу плоти, пока не убил себя как мужчину совсем. Но это все равно было. Брат был совершенен. Тело, полное силы и ловкости. Он, Заэль, был его бледной тенью. Он не позволил себе этого при жизни. Поглотил душу, заменив тягу тела, но потом, обретя новое как пустой, подавил опять, наблюдая со странным мазохизмом за ним и Гриммджо. «Ему нельзя видеть тебя слабым. Позволь мне немного скрасить миг вашей встречи». Он услышал свой голос – со стороны. Спокойный, уверенный, почти ласкающий. Гипнотизирующий. Заэль, продрав-таки глаза – он не был уверен, что все веки остались на своих местах, – наблюдал, как его двойник распахнул объятия Ильфорте. ... Они говорили – долго, или нет? Брат цеплялся за его ноги – его иллюзии, но, быть может, Айзен прав, и ненастоящее ничего? Нет. Настоящее – то, что принимает решение. И пока у этого, умирающего от боли Заэля, есть своя воля, он – реальность. И навязать себе чужую он не позволит никому. Даже Айзену. ...Копия, постепенно приблизившись, растаяла. Ильфорте стоял прямо перед ним, держась за его плечи. Утопающий и соломинка. Давай же. Сделай то, что хочешь. Что всегда хотел. Айзен прав – больше Заэль не сможет отделить так много. И поэтому сейчас, под конец, он возьмёт своё. Целиком. Полностью. Положив палец на губы брата, Заэль медленно очертил совершенные, тонкие линии. И, собрав остатки сил, впился в рот, соединив уста, языки. – Заэль, – потрясенно прошептал тот, когда смог наконец отстраниться. – Что... что ты... – Ты забыл? – Он вновь слышал свой голос будто со стороны – убийственно нежный. – Мой аспект. – Мы выберемся отсюда? – Страх, что вёл его, кажется, заглушил и удивление, и стыд. – Ты ведь не оставишь меня? Слабый, обезумевший от страха, дотянувшийся волей Айзена до единственного за долгое время островка безопасности, – сейчас Ильфорте был покорен, как тряпичная кукла. – Конечно, – улыбнулся он, чувствуя, как голод наполняет его силами. – Ты всегда будешь со мной.***
Каждый сантиметр этого тела стал его во всех возможных смыслах. ...Если плоть - иллюзия, бремя, помеха, почему она имеет такую силу? Потому что иллюзии чудовищно сильны. И доказательство – прямо перед тобой. Заэль не знал, наблюдал ли Айзен, как поцелуи стали рвущими плоть укусами, вздохи Ильфорте – душераздирающими криками, а после – агонией. Заэль сжирал его заживо – на глазах бывшего хозяина, как тварь, как зверь. ...Отправляя в пасть последний, самый лакомый, кусок, он почувствовал себя почти живым.***
— Грядёт большая и неудобная война. Нельзя выиграть одной силой. На Урахару Киске, к сожалению, я рассчитывать не могу, — к счастью, Общество душ формально тоже. Но Маюри Куротсучи, как минимум, заинтересован в тебе. У него фрасьон Халлибел, поражённый одним из твоих носителей. Сложно представить, чтобы он столько возился с пустой по доброте душевной. Скорее всего, его цель – воссоздать тебя. Никакой боли. Сила. Только сила. — Боюсь, это невозможно. – Заэль наконец выдавил улыбку.– Настоящий я – один. Всё остальное лишь копии. Он не может этого не понимать. – Любая из твоих копий скажет так же. Грантц нахмурился. Эта мысль посещала его и в лабораториях Лас Ночес. – Если в корабле постепенно заменить все доски, а из старых собрать другой — кто будет оригиналом? Ты ведь знаешь, верно? – Верно. – Заэль кивнул. «Ни один». – Но даже... часть меня – сильнейший соперник. Для чего ему это? – Возможно, он нашёл – извини за каламбур – родственную душу. – У нас разные методы. — С большой долей вероятности сейчас именно твой – то, что нужно. Сотворенный Айзеном стол с двумя стульями, подобный тому, что был уместен в стерильности тронного зала, выглядел здесь претенциозно и забавно одновременно. Заэль не мог не оценить этой любви к приличиям. – Деградация – тоже способ выжить. – Слово заставило поморщиться, но важно ли, что они думают? – Ведь наши новые знакомые — именно что паразиты, а их глава — по сути, идеальный паразит. — Квинси же давно сбросили со счетов. — О, поверь мне, дорогой Заэль — ничто не наносит такой урон, как сброшенное со счетов раньше времени. Айзен сделал взмах рукой; сперва показалось, что он открыл Гарганту (здесь?!) – но нет, он сделал мираж наподобие трехмерной карты. Карты миров. – Я действительно очень хорошо искал. С тем, что сейчас называет себя квинси, не справится ни Уэко Мундо, ослабленное шинигами, где самое грозное — Халлибел, ни шинигами — потому что они черепахи, к тому же погрязшие в бумажках и правилах. — Айзен водил рукой, и фигурки двигались по ее мановению. — Маюри это понимает. Именно поэтому и растит твою копию. Не боец, а умный приспособленец. То, чем никогда не будет, при всей своей удачной родословной, наш дорогой Куросаки. Его палач холит копию, жалкого двойника, отпочкованный отросток. Это льстило. – Он верно чует, что ты ключ к победе. Беда в том, что вы слишком похожи. И то, в чем вы похожи, он отсекает, считая, что для равновесия нужно культивировать именно ту часть, что не хватает в нем. Тогда как именно это общее и есть главное в тебе. — Не верю, что вы нуждаетесь во мне, — Заэль был рад возможности говорить, как прежде: достаточно ядовито, достаточно прямо. — Прикидываться слабым капитаном, влюбить в себя наивную девчонку. Что бы ни делали я или Маюри — даже вместе нам не... – Видишь ли, Заэльапорро, есть вещь, которую, к сожалению, не изменить. — Айзен, казалось, действительно говорил с легкой грустью. — Я тоже шинигами. Иллюзии есть тогда, и именно тогда, когда есть суть, иначе пропадает само понятие иллюзий. Страх, мой верный союзник, есть тогда, когда то, чего противник боится, нереально – ибо, случившись, оно уже не может пугать. Я успешно играю понятием реальности. Но игра есть тогда, когда есть настоящее. Чтобы играть, мне нужно признавать реальность. Это – мое ограничение. – Вы можете от него отказаться. – Тогда я перестану быть собой. А это роскошь, которую я не могу себе позволить. Но ты можешь. – Голос изменился. Сам Айзен изменился. Или это был не он, а другое – Владыка пустых? Тьма? Иллюзия? – Для тебя нет табу. Ты безумие, Заэль. Истинное безумие. Хаос. – Кем Вы хотите, чтобы я стал? Улыбка вновь растянула тонкие губы. – Адом.***
Он всегда хотел знаний. Но сейчас жаждет силы. Ее воплощением был Ильфорте, и Заэль привык, что оно недосягаемо, и развивал в себе иное. Он больше не хочет Ильфорте – даже как искусственный противовес. В нем самом есть все. Ну или почти все. В нем может быть все. Все, что он захочет. ...здесь, например, очень много жидкости. Пора это исправить. Заэль извлекал меч сотни, тысячи раз — но никогда прежде – и никогда больше, он знал это – он не испытает такого, как сейчас. – Пей, Форникарас.