***
Гриммджо скосил глаза. Джируга глотал выпивку с высоты вытянутой руки, и каждый глоток толчками шёл по горлу; треть, не меньше, текла мимо, по лицу, шее, впитываясь в белую тряпку. С одной стороны, он понимал. Охуевшая в живом теле суть жгла аспектом материю, надетую, как непривычная нарядная тряпка на праздник. Пятый Эспада — отчаяние. Так пусть нажирается. Точнее, думает, что нажирается. Всё равно, чтобы его всерьёз напоить, не хватит и трех таких баров. Аспект Гриммджо тоже искал выхода — но, в отличие от импульсивного Джируги, Гриммджо все же сдерживаться умел. Тем более рушить ему хотелось вовсе не стены или мебель. ... Он, в общем-то, ещё в доме Куросаки это понял. Только вот в местах, подобных этому, не было ничего подобного. Не то что несокрушимой мощи — просто хотя бы достаточно сильных, чтобы не вянуть рядом с ними, как цветы на сквозняке. И самцы, и самки — сраные куски мяса, в которых болтаются жалкие души. Но вот на последних тело здорового тридцатилетнего мужика, копирующее в реальности антропоморфную форму пустого Пантеры, реагировало. Это мешало, бесило и отвлекало. Ннойтору, разгонявшего шлюх агрессивно и против маскировки, Гриммджо не одергивал. Пока какая-то сисястая девка с ссожеными до зелени светлыми волосами не захрипела у того в руке, вздернутая за шею. Голос-то был похожий, писклявый. Бабища была более красноречивым свидетельством того, чем заняты мысли Пятого, чем несколько литров до. — Твою мать! Придурок!! Ннойтора, не ожидавший атаки, отлетел в угол, согнувшись пополам. — Ты про плотность этих тел забыл?! — Гриммджо обрушил руку на пустой стакан — тот обдал их и спинки сидений дождём осколков, вызвав визг где-то рядом. — Пальцем пошевели — от них кровавое месиво останется! — Куросаки плохо на тебя действует, — криво усмехнулся Ннойтора, вставая. — Жалеть их стал, надо же. — Если мы тронем кого-то, кроме пустых, шинигами поднимут хай. — И что ты предлагаешь? Сидеть и глазеть на этих недоносков? Эта тварь с тиной вместо волос — блять, пятая сука, что попыталась меня снять! — Кто вы... такие... — венозно-багровая полупридушенная девица с полыхающими на шее следами пальцев хрипела на полу, пытаясь отдышаться. — Я позову... охрану... — Захлопни рот, — Гриммджо немного «вылез». Сквозь гигай, сдвигая порядок слоёв реальности, поступило его настоящее лицо. Не факт, что увидит, но вещества подстегивают духовное зрение даже у таких слепых червей. Подействовало. Девица ахнула, прижала руки к лицу и съебала. — Тебя хоть только бабы, — хмыкнул Гриммджо. И вдруг напрягся. — Ты чего? — Стоп. Кажется... Закончить мысль он не успел: перед ними как из-под земли вырос бугай ростом с Ннойтору — но в плечах втрое шире. — Проблемы? — оскалился Джируга. — Вали, — прорычал мужик. — Или? — Или я твою пасть огромную разорву до кон... Перехваченный кулак здоровяка застыл в тонкой с виду руке Ннойторы. Спустя секунду раздался животный вой. Ннойтора сминал кисть, как лист бумаги. Бугай, оравший от боли, спалил бы их — но низкочастотные звуки заглушали его крик. Наконец он вскочил и, прижимая культю, пронёсся прочь. Гриммджо выругался долго и грязно. — Тип из магазина ясно сказал: повредим гигаи — будет очень плохо, — отрезал Джируга. — Похуй на него, — Гриммджо бегал глазами по залу. — Я что-то чую. Какое-то движение. — Здесь? — Нет. Неподалёку. Пойду-ка немного пройдусь. — Гриммджо обернулся. — Без глупостей. — Фрасьонам указывай, — огрызнулся ему в спину Ннойтора. Улица, освещенная редкими фонарями, петляла — и в итоге привела в тупик. То, за чем он пошёл, словно растворилось. Зато объявилось другое. Гриммджо остановился. Дождался, пока еле слышный звук утих. — Вас заметил бы даже человек, — сказал он, медленно оборачиваясь. Пятеро. Как он и предполагал. — Твой дружок себя очень агрессивно ведёт. — Шраморожий коренастый толстяк повертел зажатой в руке цепью. — Может, вы поссорились и ты разбил ему сердце, но у нас так не принято. — Я?! Гриммджо как наяву увидел расплывшееся в недоумении лицо Нелл. И не выдержал. Когда его смех стал звучать в полной тишине, Гриммджо наконец остановился. — Так, а от меня-то, — прорычал он, нервно потерев губу, — вы чего хотите? — Раз он сам намёков не понимает, — нехорошим тоном заговорил шрам, — может, дойдёт, когда попортим его подружке смазливое личико? — И не только, — третий, совершенно обычный с виду, красноречиво подергал за ремень. — Если, конечно, там ещё есть, что портить. Как думаешь, красавчик... — Он обернулся к Гриммджо под гадкие смешки остальных. В темноте мелькнула сталь. — Хватит тебя на пятерых? — Вы видели, что может один из нас, — Гриммджо пропустил оскорбительные подозрения мимо ушей. — И хотите, долбоебы, чтобы то же самое сделали с вами? Ннойтору я остановил. Но меня... В воздухе потянуло холодом. —... остановить некому. Это неинтересно. Это как резать кроликов. Или давить насекомых. Если есть хоть тысячная доля того, что они одумаются — Гриммджо хотел её допустить. Можно было бы уйти. Но никто, никогда, ни в одной форме... Даже Айзен, унижая его сам или чужими руками, был безупречно вежлив. — Тебя? Остановить?— щербатым прикусом, посвистывая, засмеялся коротышка, прерывая молчание. — Ты в зеркало давно смотрел, пидор? Тушь не растечется? Или, не дай бог, сломаешь ноготь... Гнев, поднимаясь, как пена варева, клокотал, заполнял Гриммджо до краёв. Орудие не материализуется. Но сама атака... Поведение этих людей собрало в фокус, как линза, рассеянные проявления его аспекта. Гриммджо посмотрел на свои руки — и улыбнулся. Сперва обозначились багровые линии. Затем сдвинулись и поехали руки и куски тела. После коротышки, порезанного, как суши, пришла очередь трех остальных, без особых примет. Но смерть каждому из них Гриммджо подарил особенную. Крик каждого последующего при виде того, что стало с предыдущим, становился все отчаянней. Последний, хрипя и пытаясь отползти, зачем-то закрыл руками лицо. Гриммджо сбавил шаг. Когда мужик спиной встретил мусорный бак, медленно склонился к нему. — Запомните, уроды. — Одуревший от предсмертного страха, он наверняка видел осколок зубастой маски. По штанам под взглядом Гриммджо расползалось зловонное пятно. — Не все знаки во всех мирах одинаковы. Люди пытаются быть ярче, чтобы стать жертвой. А животные — отпугнуть. О бак стучало — шрам, мелко дрожа, бился о него спиной. Кисть, которой тот закрывал лицо, Гриммджо отдёрнул — и, сжав, перекрутил, как тряпку. Вот же хрупкие. И вот ну как Куросаки?.. — Всё ещё считаешь меня подстилкой? — спросил Гриммджо. — Сейчас, лёжа в луже своей крови и мочи, хныкая, как маленькая девка? Мужик наконец поднял на него взгляд — блестящий, отчаянный; у него дрожали обескровленные губы. Глядя на него, Гриммджо понял, что забыл вкус охоты живьём. — Я... столько лет... стольких... — На перекошенном мокром лице уже не было страха. — Но... никогда раньше... Только боль — и немой вопрос. — Я уже сказал — вы слишком верите глазам. — Гриммджо привстал, вновь собрал силу в руке. Его жертва перестала дрожать — лишь следила, широко распахнув глаза, за слабым голубым сиянием. — Когда ты попадёшь в ад — помни, кто и почему отправил тебя туда. Свободной рукой Гриммджо ухватил его сзади за шею, придерживая. — Я — король. Но не в этом мире. Палец, войдя в череп через глазницу, у затылка пробил его насквозь. ... Когда всплеск унялся, Гриммджо наконец понял, что за часть пазла выпала из общей картинки. — Улькиорра.***
В комнате, практически не освещенной, было много странных вещей — и одна большая кровать. И двое. Юноша очертил лежащую на ней женщину странным взглядом — словно кошка, смотрящая на что-то в углу. — Насколько далеко ты готова зайти? — О, — рассмеялась та, — я могу многое. Они смотрели друг на друга. Змея, понявшая, что зверёк перед ней — не кролик, а мангуст. — Как ты понял? — Просто увидел. Я вижу абсолютно все. Суть всех вещей. Всех явлений. Женщина широко улыбнулась. И оказалась рядом быстрее, чем можно было ожидать. — Жаль, что из вас троих меня заметил именно ты. — Теперь они стояли друг напротив друга. Белое и жёлтое пятно в темноте. — Люблю подобных. Такой холодный... внешне. Всегда тянет заглянуть, — цветной длинный ноготь нацелился в грудь — ровно на место исчезнувшей дыры, — что же под этой ледяной коркой. Вдруг там, внутри, — настоящий зверь... — Нетопырь, — отозвался Улькиорра. Девица зависла на секунду, потом откинула голову и расхохоталась. Она распрямилась в полный рост, расправила плечи. Платье, сдвинутое с них её рукой, сползло, обнажая грудь — та сияла в темноте медово-желтым пятном, как свеча. — Вот только это совсем не то, что мне нужно. Улькиорра не шелохнулся. — Но, к счастью, большинство здесь не такие, как ты и твои приятели, — деланно-расстроенно произнесла Связанная. — Сейчас мой бывший любовник соберёт с этого скотного двора остатки живого. Большинство из них даже не заметят разницы. А ты не отвлекайся, — она вдруг с неженской силой толкнула его на кровать. — Мы будем здесь с тобой. До утра. Хочешь ты того или нет.