***
Мысли Джина не оставляли его в покое ни на секунду. Возможно, окружающие обманывались его позитивным настроем, думая, что юноша свыкся с участью провести в лечебнице месяц и успокоился, но это было чересчур далеко от правды. Внешний Сокджин казался весёлым и бодрым, но внутренний — полыхал ярче праздничных фейерверков, чувствуя взрывы ежесекундно. Общение с Тэхёном и Гуком мало отвлекало его — парни были значительно младше, и порой Джин находил в их общении нечто по-детски наивное вроде первой влюблённости и других маленьких деталек, от которых зубы скрежетали. Бунтующий разум, удерживаемый на голодном пайке, стал строить отвратительные картинки, и во снах новоиспечённые друзья, будучи юными и симпатичными, приходили к Сокджину в качестве бесплатной фантазийной порнушки с элементами его собственного, накопленного за жизнь, извращенного опыта. Просыпался Джин весь мокрый от пота и с таким стояком, что в бёдрах ломило, а потом не мог смотреть парням в глаза, несмотря на всю свою бессовестность, ибо понимал, что у него едет крыша. — У тебя руки отсохли, что ли? — принял его за психа Юнги, когда Сокджин во время очередного визита зама, пожаловался на своё плачевное состояние. — Что ты как подросток себя ведёшь? — Я надеюсь, что Чимин заглянет ко мне в ближайшее время. Понимаешь, я уже настолько отвык удовлетворять себя таким неандертальским способом, что не знаю какие вещи надо навыдумывать, чтобы у меня встал, — о том, что происходит ночью, Сокджин благоразумно умолчал, потому что один раз попробовал представить такое днём, и его чуть не стошнило на свои же штаны от мерзости. — Извини, тогда это твои проблемы. Жди пока яйца отвалятся или когда тебя спасёт святая поллюция, — пожал плечами Мин, ни капли не помогая. Как назло, когда Сокджин принял важное для себя решение, случился непредвиденный конфуз. На исходе первой недели его уже заметно трясло. Вкупе с животной тягой к алкоголю и жуткими мигренями от его недостатка в крови, как считал сам Джин, это давало уничтожающий эффект. Поэтому не в силах дольше переносить насильственное воздержание, он ближе к вечеру сразу после душа, голым устроился в своей постели в максимально удобной позе, чтобы, наконец, выдохнуть хотя бы по этой причине. Собственное обнажённое тело и широко разведённые ноги, неоспоримо шикарные и со стороны крайне возбуждающие, разум хозяина не бередили совершенно, а уж «грустная вялость» в руке вообще отбивала всякое желание. Джин прикрыл глаза, откидываясь спиной на горку сложенных подушек, и постарался предаться воспоминаниям о Чимине. Образы выплывали нечёткие, смазанные, но природа взяла своё и механические движения в союзе с отдалёнными эпизодами сексуальной жизни дали результат. Спустя пару минут сильное возбуждение ударило в голову, и разум Джина прояснился, чётко и красочно рисуя перед ним желанное тело с татуировкой на правом боку и проколотыми сосками, которые Сокджин обожал цеплять языком. От нарисовавшихся под дрожащими веками бёдер и талии, перетянутых кожаными ремнями, и излюбленных парнем приват-танцев от Чимина, Джин не заметил как начал стонать в голос. Болезненная отдача в паху ему даже нравилась, она доставляла большее удовольствие в преддверии долгожданного оргазма. — Господин Ким, с Вами всё в порядке? — пулей влетел в комнату Намджун, проходивший мимо по коридору и неслабо напуганный звуками задыхающегося пациента. — Со мной всё зашибись! — взревел Джин, яростно округляя глаза. Он лежал на смятой постели, стройный, разгоряченный, залитый румянцем от наслаждения и жутко злой, продолжая на автомате ласкать себя. — Простите, извините, пожалуйста, — закрыв ладонью глаза, выпалил Намджун, вцепившись в дверную ручку и продолжая торчать в проёме, скованный стыдом. — Уйдёшь ты уже? — процедил сквозь зубы старший. — Или присоединиться хочешь? — Простите, — без умолку повторяя как мантру, Нам до звона в стёклах захлопнул дверь и, судя по удаляющемуся звуку опрометью побежал прочь. Кончил Сокджин исключительно на физике без всякого удовольствия, покрывая матом проклятого доктора. Естественно ему не было известно, что, оказавшись в своём кабинете, Нам заперся и, кинувшись на диван, изо всех сил пытался забыть увиденное. Однако, картинка была так ярко запечатлена в его глазах, что мозг раз за разом, как зацикленное видео, проигрывал её по кругу. — «Как же он хорош, Господи», — едва не рыдая от бессилия над собственными неуёмными мыслями, подумал Намджун, прижав ледяные ладони к пылающим щекам. — «Я врач. Я бесполое существо. Моя задача вылечить пациента и забыть об этом. Помахать ему рукой при выписке и пожелать больше никогда не являться перед моими глазами. Что я творю? Почему день ото дня всё становится только хуже? Что ж я за дерьмо такое? Как я могу вообще кого-то лечить, если себя в кучу собрать не получается? Но это тело. И его…такой…и как он…а пальцы. Дьявол!», — глядя на дугой выгнутую вперёд ширинку, Нам зашипел, сжав кулаки.***
Чонгук в своей зелёной форме и с тонкой талией удивительно напоминал бутылку для Прованских вин. Сокджин сходил с ума. Это был субботний день, и радостный Гук забежал к хёну сообщить, что уходит на выходной и завтра его не будет, но Джин впился в парня мёртвой хваткой. — У меня будет к тебе личная просьба, можно? — облизывая сухие губы, гулко сглотнул Джин. — Конечно, хён. Принести тебе что-то из «большого мира»? — беспечному счастью Гука вечно не находилось предела. — Принеси выпить. — Чего? — и без того большие глаза Чона едва из орбит не вылезли. — Ты сдурел что ли, хён? — За языком следи, — Чонгук уже слышал от Намджуна на общем собрании персонала, что у пациента Ким Сокджина бывают всплески агрессии, но сейчас это больше походило на манию, и юноша всерьёз испугался оказаться в конце этого разговора задушенным. — Мы разве не друзья, Чонгук? Друзья ведь? — Друзья, но я на такое не пойду, — отрезал Гук, но на шаг всё же отступил, несмотря на то, что Сокджин держал его за руку цепкими пальцами с костяшками, что успели побелеть. — Не положено. — И ты туда же? И ты считаешь меня пьянью неадекватной? — сейчас Джин и, правда, выглядел далеко от адекватности. — Я ведь не прошу бутылку тащить. На донышке, всего-то. На один глоток. Я тебе покажу, всем покажу, что от этого ничего не случится — земля не разверзнется, а я не брошусь искать ещё. Я просто хочу самоутвердиться и уйти уже отсюда, когда все поймут, что держать меня здесь — бред. Как бы убедителен не был Сокджин, Чонгук оставался непреклонен, но тот всё равно не унимался. — Ты принимаешь лекарства, хён. Они могут дать реакцию, и тогда тебя могут даже не спасти. А если спасут, то меня уволят, выгонят из универа и… — такие ужасы Гук даже боялся представить. — Нет! Сокджин выпустил парня из захвата и с горящими глазами бросился к шкафу, вытряхивая на пол одежду. Растерянный Гук не знал, что ему делать: смотреть на это и молчать или звать санитаров. Потом он вспомнил, что сам санитар, хоть и на выходном, и растерялся окончательно. — Вот, я заплачу тебе, раз дружба для тебя не слишком весомый аргумент, — съевший собаку на переговорах, где требовалось грязно играть, прогибая инвесторов и спонсоров, Джин забыл с кем говорит в реальности. У восприимчивого Гука запершило в горле. — Возьми, я знаю, что у вас сейчас трудные времена, ты сам говорил. Только принеси хорошего алкоголя, но совсем чуть-чуть. Клянусь, я разбавлю, разгоню чуть ли не до состояния воды. Умоляю, сделай это. — Не могу. Я не могу, — давление на ранимую душу сказалось в полной мере. У Чонгука в глазах вскипали слёзы. Денег в семье не осталось, и чёрт дёрнул его за язык ляпнуть об этом. Если брат узнает, он открутит ему голову, но ведь он сам говорил, что полоса неудач всегда заканчивается внезапно, и когда-нибудь деньги повалятся на них с небес. Гук взглянул на деньги — это была его зарплата за год единой пачкой. — Обратно я их не возьму в любом случае, — предугадал Сокджин, складывая руки на груди. — Они твои. Ты очень сознательный мальчик, Чонгук, поэтому я хочу тебе помочь. Всё, иди. Гук продолжал, как вкопанный стоять на месте и пялиться на деньги, которые уже лежали в его руках. Он кристально ясно понимал, что нельзя, но он устал. Устал звонить брату и слушать, как тот говорит о поедаемой им жареной курочке, но хлюпает в трубку дешёвым рамёном, очевидно первым и единственным за день. Устал смотреть старшему в усталые глаза, когда он заставляет себя насильно улыбаться, но они его выдают. Устал считать, хватит ли им заплатить за жильё до конца месяца и врать, что с работы не отпустили, скрываясь от других работников в подсобке, просто чтобы не приходить домой и не пожирать себя за каждую секунду безделья. Сокджин вздохнул, закатил глаза, забирая перевязанную бумажной лентой стопку купюр, развернул Гука к себе спиной и закинул весомый кирпичик ему в рюкзак. — Топай, — хлопнул парня по спине Джин. — Хорошо проведи свой выходной, брату передавай привет. — До понедельника, — слабо проговорил Чонгук, намеренный всё равно не выполнять просьбу Джина, ведь тот сказал, что не потребует денег назад. Одновременно с этим Чонгук знал наверняка — он вернётся поздно воскресным вечером с запретной ёмкостью под курткой.