***
Окрылённый собственным успехом в роли бабки-свахи Сокджин, пытаясь не смахнуть неловким движением образовавшийся над головой нимб, следующим шагом вознамерился окучить Чонгука в надежде, что послушного мальчика Гук-и направить на верный путь будет куда проще, нежели своенравного актёра. Никогда ещё Сокджин так не ошибался, впервые встречаясь с невыносимой детской капризностью прежде сговорчивого юноши. — Могу я поговорить с тобой? Не сказать, что это был вопрос, потому что резкое затаскивание в укромный больничный уголок за локоть никаких иных ответов кроме положительного, не предполагало. Чонгук, недовольно морща нос, воззрился на Джина, пытаясь не то дыру в нём прожечь, не то заплакать от беспомощности в стальной хватке старшего. Подсознательно Гук уже догадался, о чём пойдёт речь, потому как лицо у Джина было больно вдохновлённое, а становилось оно таким по наблюдениям Чонгука в двух случаях: когда Сокджин вспоминал шумные пьяные вечеринки, или же когда с завидной охотой обсуждал чужие отношения. Логический вывод напрашивался сам собой — будучи зажатым возле подсобки Гук готовился выслушивать явно не тусовочное прошлое. — О чём? — для галочки всё же спросил юноша, не выражая при этом ни малейшей заинтересованности. — Ваши взаимоотношения с Тэхёном, — в этот раз Джин решил не брать разгон, а выяснить всё напрямую, желая прежде выслушать позицию противоположной стороны. — В последнее время они заметно испортились. Чонгук, послушай, ты можешь доверять мне. Я прекрасно вижу твоё истинное, — нарочито надавил на последнее слово Джин, делая очень выразительное лицо, — отношение к нему. Расскажи, в чём дело, почему вы вдруг перестали общаться? — Мы не перестали, и отношения наши не портились. Они просто…изменились, — подобрал нужные слова Чонгук. — Если ты, хён, думаешь, что всё знаешь и считаешь себя просвещенным, то вынужден тебя разочаровать — не бери на себя слишком много. Пухлые губы медленно разлепились, потому что нижняя челюсть стала сползать вниз. Мрачный вид младшего и его дерзкий тон вместе со словами, которые задевали Сокджина за подпухшую в последние дни гордость, огорошили его настолько, что сложно было подобрать выражения. — Но разве ты не влюблён в него? Неужели я не прав? — промямлил, наконец, Джин после минутного ступора. — Прав. Я сам понимаю, что раньше был как раскрытая книга, давая всем понять, что у меня на душе. Потому что был слеп. Сейчас же, можно сказать, прозрел и теперь отчётливо понимаю — Тэхён… Мне не справиться с таким как он. В одном Джин не ошибся точно — железный стержень Чонгука стал виден куда отчетливее, сомневаться не приходилось. Тем не менее, как бы Гук не пытался скрыть сожаление и печаль — это ему давалось из рук вон плохо. Что бы он себе не надумал, мысли его очевидно пожирали. — Зачем тебе справляться с ним? Тэхён тоже неровно дышит к тебе. Или ты этого до сих пор не понял? Я врежу тебе, если так, — Сокджин начал чувствовать, что повторяется, но не по задумке, а от растерянности перед стойким взглядом Гука. — Уверен? — парень поднял одну бровь, заставляя кишки Джина свернуться в клубок от чувства неловкости. — Я вот не уверен. Раньше я тоже думал, что мои чувства взаимны и даже лелеял эту мысль, представлял, как хороша была бы эта реальность… — Она такова… — Дослушай! — что-то в Чонгуке заметно изменилось. Создавалось ощущение, что он балансирует на грани: в голосе сквозила дрожь, а во всём его напряженном теле видна была нервозность. — Мне так хорошо жилось с мыслями о нас как о паре, пока я не увидел его с другой стороны. В ту ночь, когда тебе стало плохо, кое-что произошло, и я больше не в чём не уверен. Тэхён совсем не тот человек, которым мне рисовало его воображение. — Что могло так кардинально изменить твоё мнение? — Неважно, но теперь я точно могу сказать, что не потяну ничего больше дружбы с ним. Неужели ты не видишь, хён? — освещение, не слишком яркое, укрыло от Джина влажный блеск чонгуковых глаз, но вот всхлип утаить не удалось. — Тэхён насквозь пропитан своей старой жизнью — он актёр не по профессии, а по призванию. Во всё, что он делает, он вкладывает и себя, и свой талант. Его всегда больше чем нужно: он слишком шумный, слишком заметный, возведённый в гротеск. И я не понимаю, где он настоящий, а где играет. А может, и нет его настоящего? Может ему нравится отыгрывать драматичные истории, наслаждаясь чужими эмоциями? Обвинение было чересчур жестоким и больше походило на уже сформированный приговор в своей неуклонности. Всегда тихий и скромный Чонгук не своим голосом, через плотно сжатые зубы, цедил мысли, явно не раз перекрученные в голове и стройно облеченные в слова. Это говорило лишь о том, что он желал выговориться, и Сокджин оказался вновь прав — поток сознания, не имея выхода, убивал парня всё это время. Именно поэтому Чонгук горько ревел, уткнувшись в ладони, пока старший гладил его по голове. В этот раз неловкости не было, только сопереживание. — Он пресыщен вниманием, даже здесь каждая собака бежит с ним пообщаться, и что бы ни случилось, это не изменится никогда. Что я могу дать, что могу предложить тому, кто видел значительно больше жизненных прелестей, чем я? Сводить его в дешёвую кафешку на глазах у кучи репортёров или предложить посмотреть кино с его же участием на крошечном экране моего ноута? Вот поэтому я не справлюсь с ним! — истерика разразилась с новой силой, заходя на новый виток. Видно было, что Гук пытается сдерживаться, сохраняя последние крупицы самообладания, но внутри он надломлен, также как и Тэ. Вынести такое зрелище дважды подряд оказалось испытанием в первую очередь для Сокджина, которого даже со второго раза прошибло не слабее. — Не слишком ли ты беспощаден в своих заключениях, Чонгук? — Джин прошёлся ладонью промеж лопаток младшего, чувствуя жёсткую плотную ткань халата, в полы которого Гук укутался, обнимая себя за плечи. — Вот уж к кому, а к тебе Тэхён, по-моему, относится искренее всех. На тебя он смотрит по-особенному и никому не дарит таких улыбок, как тебе. К тому же, тебе стоит подумать, сколько переживаний живёт в нём. То, что с ним произошло — дело непростое, и он явно с трудом переваривает свою нынешнюю жизнь, и уж тем более боится смотреть в будущее. Представь как ему страшно. Конечно, он неосознанно уходит к себе прошлому, к счастливому, успешному и беззаботному, потому что вряд ли хочет, чтобы люди видели насколько он разбит — об этом выразительно говорит название заведения, где мы находимся. Всё и без лишних слов очевидно, и тебе не следует забывать, что ты — только будущий врач, а мы — уже настоящие пациенты. Для тебя Тэхён старается быть особенно солнечным, чтобы не беспокоить лишний раз, и не напоминать при каких обстоятельствах вы, собственно, познакомились. Он любит тебя, можешь не сомневаться, а его «слишком» — это маска, за которой ему комфортно, и, думаю, больше всего он мечтает избавиться от неё и зажить нормальной жизнью вместе с тобой. Не отворачивайся от него, не напоминай лишний раз кто он и где, а покажи другую сторону, свободную от предрассудков о богачах, наполненную дешёвыми, но уютными забегаловками, просмотрами фильмов под одним одеялом, любованием звёздами и простым человеческим счастьем. Огромные чёрные глаза Чонгука в темноте засияли, уставившись на Джина взглядом, полным непонимания и боли. Сокджин шумно сглотнул, понимая, что сболтнул лишнего. Чёртов Намджун, вскрывший своим глубоким разговором старые раны, плотно закрытые ещё во времена юношества, когда желание быть «нормальным» насильно вытягивало изо рта серебряную ложку и травило душу. — Откуда тебе знать каково это? — недоверчиво нахмурился Гук. — Ты ведь из богатой семьи. Боюсь, что он никогда не сможет меня понять, а я не вникну в него. Сомневаюсь я, что он мечтает о том, о чём ты наговорил. Люди так просто не меняются, а отказаться от всего, что у него было, ради таких банальностей…кто на такое пойдёт? Сокджин, сурово поджав губы, отстранился от Гука, намереваясь уходить. Жгучее чувство обиды подпаливало целый склад скопившейся агрессии, но показывать свою уязвлённость в планы Джина не входило. Он на мгновение обернулся и добавил: — Может, я и из богатой семьи, но я тоже человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Ты ещё очень молод, Чонгук, и скажу тебе честно, у тебя пока нет ни мозгов, ни опыта, поэтому прислушивайся чаще к советам старших, особенно к тем, кто не желает тебе зла. Подумай на досуге обо всём, что я сказал тебе. С этими словами Джин зашагал в сторону лифта, размышляя о том, что кажется, всем в этом месте не помешало бы воспользоваться услугами Намджуна.***
— Ну, кто там ещё? — нехотя отозвался Джин на стук в дверь. После проведённых со своими младшими товарищами бесед Сокджин чувствовал себя крайне разбитым, то ли оттого, что оба ни в грош его не ставили и упрямились как ослы, внедряя в разговор хилые попытки оскорбить хёна, то ли оттого, что где-то в подкорке закрался страх, что Джину придётся когда-нибудь тоже пережить такие неведомо сильные чувства, которые его не только надломят, но и превратят в дурня. Весь следующий день он провёл в своей комнате, носа не показывая не то что в парке, даже в коридоре, ссылаясь на то, что ему нездоровится и «вообще деприссос напал», и заставлял медсестричек навещать его самолично, отчего под вечер изрядно подзаебался. Именно поэтому очередной ранний утренний визит автоматически воспринялся им в штыки. Однако, когда Джин увидел гостя, настроение тут же переменилось, потому что видок у посетителя был — краше в гроб кладут. Юнги, любовно потирая сиреневые провалы под глазами, подбирая заодно мешки, образовавшиеся там же, смачно зевнул и, проморгавшись, соизволил зайти. Воронье гнездо на его голове ясно давало понять, что собирался он впопыхах и, судя по всему, не первое утро кряду. — Ну и видок у тебя, — прокомментировал Джин, пока Юнги пытался уместить тощую задницу на подлокотнике кресла, видимо, не собираясь задерживаться надолго. — Будто ты у нас Мировой Красавчик, — издевательски осклабился Мин, и лицо его приобрело совсем жуткий вид. — Я по делу вообще-то. — Ты соблазнил-таки братца Чонгук-и? — подмигнул Джин зачем-то обоими глазами по очереди. — Придурок, я по рабочему вопросу! Сокджин «ощетинился», едва его ушей достигло слово «работа». Он взглянул на часы, и по выражению на лице, стало понятно, что два плюс два, наконец, сложились в уверенную четвёрку. — Раз ты припёрся в семь утра, да ещё и как бомж с засратого Пусанского пляжа, значит нам пизда, я правильно понял? — Абсолютно, — подвёл черту Юнги. — Поясняю вкратце: последняя линейка ухода для молодёжи, которую разрабатывали с прошлой осени скоро пойдёт в производство в ближайшее время, а значит, ребром встал вопрос рекламного лица, кто будет представлять продукцию. Сколько бы я не предлагал наши с тобой наработки по кандидатурам — полный ноль. Ни аргументация, ни очевидные выгоды — ничего не сработало. Я даже блядскую презентацию сделал, где нафотошопил наших кандидатов с этими сраными банками кремов, пенок и остального дерьма, — Мин, не сдерживаясь, поносил компанию прямо перед лицом директора, сжимая кулаки. Настолько уставшим и измотанным, позволяющим себе столь откровенные грубости по поводу работы, Сокджин его прежде не видел, потому сидел, поджав ноги, в ожидании, когда Юнги набросится на него и придушит, но тот с отчаянием продолжал. — И что ты думаешь? Полное и абсолютное нихуя! Меня и слушать не стали, зато показали бумаги, где чёрным по белому уже пропечатаны все реквизиты какой-то крайне сомнительной компании-представителя. Я копнул поглубже и выяснил, что репутация у этой шарашкиной конторы крайне сомнительная, а модели, которых они продвигают — второсортный бесперспективный шлак, где нет ни одного приятного лица даже среди молодого поколения. Но самое интересное, что в смете значатся такие цифры по каждому пункту, что на эти деньги мы можем запросить десять западных моделей и устроить фотосессию на Багамах. Короче, это какой-то слив, и я без понятия, что делать. Мне нужен ты. — Показывай документы, — протянул руку Сокджин. — Ты ведь их принёс? — Я не имею права вывозить документы из здания до переговоров и подписания, потому что я только заместитель, — пожал плечами Мин. — Я даже отсканировать их не смог или просто сфоткать. Документы у нас теперь запираются в ячейки сейфа «для сохранности» или скорее для того, чтобы здравомыслящие люди не могли разглядывать и проверять неугодные начальству бумаги, указывая, где творится такой вот пиздец как у нас. — Стоило мне отлучиться с поста, — Джин закатил глаза, но потом вспомнил о беседе с Намом и как подстреленный подорвался с места, кидаясь к сидящему Юнги и крепко сжимая его в объятиях, прижимая того лицом к альпаке на животе пижамной кофты. — Спасибо тебе, Юнги, за твои старания, пока меня нет. Я так рад, что у меня есть такой друг как ты, который всегда поддержит и поможет. Я тебя очень ценю и крайне благодарен. Когда вернусь — выпишу тебе громадную премию. Тебе и мальчику твоему. — Твой утренний стояк давит мне на кадык, — сдавленно пробубнил Мин, отталкивая Джина от себя. — С ума сошёл что ли? Лучше помоги! Я ведь приехал с определённой целью — на меня очень надавили сверху, чтобы я подписал именно этот контракт, но я устал выдумывать причины, по которым до сих пор не проведена встреча с представителем агентства и короче…начальство назначило встречу без моего ведома. — Дай угадаю, — выуживая из шкафа деловой костюм, в котором он сюда приехал, проговорил Джин, — на сегодня. И ты хочешь забрать меня на переговоры, чтобы я всё разрулил? — Ты необычайно проницателен, — Юнги качал ногой, ёрзая на подлокотнике. Меньше чем через полчаса, а для Сокджина, любившего навести лоск, это были рекордные сроки, они как два истукана стояли перед главврачом, с запинками поясняя, чего хотят. Врач с сомнением оглядел обоих и, заострив внимание на впечатляющем внешнем виде Юнги, полез в железные ящики позади рабочего стола. Пару минут, бубня под нос имена, он ковырялся в жёлтых папках с историями болезни, пока не выудил на свет карту Джина с прикреплённым фото. Ещё несколько минут ушло на то, чтобы мужчина с натужным видом знатока полистал записи, просмотрел результаты анализов и просветил перед лампой снимок печени, без устали качая головой как болванчик. Пока он изучал бумаги, Юнги и так будучи как на иголках, весь извёлся, желая откусить этому мужику ебало, если он не закончит сейчас же, но на счастье самого главврача, он, будто почувствовал замысел Мина и с деловым видом поднял трубку телефона, тыкая одним пальцем по кнопкам. — Доктор Ким, будьте добры, зайдите ко мне в кабинет, пожалуйста, — он положил трубку на место, поднимая глаза на застывших как изваяния Сокджина и взлохмаченного клопа рядом с ним, больше напоминавшего по позе доисторического Спанчбоба. — Вы присядьте, чего же вы стоите. Сейчас человечек подойдет, и мы с вами всё проясним. Неаккуратное брошенное «человечек» заставило парней содрогнуться, потому что оба не понаслышке знали о страсти отца Сокджина к этому словечку, само собой унижающему того, к кому оно было обращено. Оба предпочли постоять ещё немного — не развалятся. Джин был готов увидеть любого доктора Кима, но когда в дверях появился Намджун, с удивлением глядящий на собравшуюся компанию, ему стало особенно обидно за «человечка». — Дело обстоит так, господин Ким, — обращаясь на этот раз к Сокджину, начал главврач, — отпустить вас просто так я не могу, даже на пару часов, как вы просили. Надеюсь, вы понимаете, что я не имею на это права — вы пациент моей клиники и случись с вами что, — напряжённый рот говорил о надменности слов, которые из него лились, — рецидив, например, это будет крупным скандалом, каковые не нужны ни Вам, ни нам. — «Конечно, стричь деньгу нужно грамотно, а ещё лучше чужими руками», — Сокджин, уловивший нить, уставился на Нама, который явно пребывал в шоке от слова «отпустить». — Однако, я просмотрел записи доктора Кима о Вашем прогрессе и думаю, что на данный момент Ваше психологическое здоровье достаточно окрепло, чтобы выехать на короткое время за пределы клиники до полного окончания лечения. Не в одиночку, конечно же, а под присмотром вашего лечащего врача. — Чего? — воскликнули одновременно Намджун и Юнги. Сокджин только руки на груди скрестил, печально вздыхая и до конца осознавая свою участь. — Этот выезд будет считаться чем-то вроде «полевых исследований» для доктора Кима. Понаблюдаете за пациентом «в естественной среде обитания», так сказать, — шутка показалась врачу смешной, отчего он пискляво хихикнул, — проверите плоды своих трудов. С этой точки зрения составите план терапии на последнюю неделю, — в упор не замечая, какой Намджун растерянный и сбитый с толку, мужчина схватил несколько листов со стола для составления бумаги на временный выезд. — Простите, но мы не развлекаться собираемся. Это деловая встреча, — встрял Юнги, отошедший от шока. — Где вы видели посторонних людей на переговорах? Под каким ещё присмотром он будет находиться? — Надеясь на совестливость доктора Кима — под постоянным, — не отрываясь от дела, ответил главврач. — Я и так иду вам на уступки, обходя стороной поручителя, который направил Вас сюда, господин Ким, то есть Вашего отца. Это большой риск, понимаете? — он поднял голову, в упор глядя на Джина. — Детали обсудим по моему возвращению, — такие взгляды Сокджин знал назубок. — «Сколько же ты хочешь, собака?» — Непременно, — кивнул мужчина, протягивая скреплённые листы, на которые предварительно бахнул чуть ли не десять печатей. — Ваша машина находится на стоянке лечебницы, ключи Вам отдадут после предъявления этих документов. Удачных переговоров, господин Ким. — Благодарю, — с неохотой, но из вежливости поклонился Сокджин и потормошил два зависших рядом тела, чтобы шли за ним. — Во сколько встреча? Алло, Юнги! — Через час, — тупо пялясь на часы, ответил Мин. — Значит, переодеться мы не успеем, — Сокджин окинул взглядом их нестройные ряды. — Хорошо, что здесь вас обязывают носить нормальную одежду под халатами. А ты, Юнги, причешись, наконец. Джин похлопал Намджуна по плечу, ещё раз окинув взглядом его брюки, рубашку и жилет, и уверенным широким шагом направился на стоянку.