***
— Что за?.. — произносит обескураженно альфа, пялясь на синий коридор со множеством дверей, пока ему не закрывают глаза тонкостью ладони и не говорят: — Не смотри. Просто иди вперёд, отец. Почему-то Хосок поступает именно так, лишая себя возможности увидеть металлическую дверь с узким окошком справа и белую дверь с большим окном слева. Он вообще дезориентирован, пока не оказывается в небольшом помещении, напротив шкафа с зелёными ящиками. — Просто прикасайся поочерёдно к ключам, — инструктирует уже знакомый голос. — Не открывай ящики и не смотри в них. Ключи — проводники. Альфа понятливо кивает и подходит ближе, действительно просто прикасаясь к одному из ключей. …Просторный зал, похожий на университетскую аудиторию, практически пуст — там лишь один парень сидит, увлечённо что-то строча в блокноте… …Совершенно пустынные улицы пугают своей серостью и зловонием, но спокойствие быстро окутывает — ведь рядом все родные и близкие. Не отходящие ни на шаг… …Жар объятий мог бы сжечь, если бы не оставалось единственной верной цели — жить ради парня, который оплетает руками и улыбается так, словно смотрит на единственное, что дорого ему в мире… …Прыжок во внешний корпус движущегося поезда — сумасшествие, которое смягчается лишь тем, что рядом, по-прежнему, все члены семьи, кроме одного — на выручку которому и идут… …Близость очередного задания, которое слишком опасным видится, расшатывает все нервы, но уверенное сжатие плеча любимым человеком — стирает в пыль сомнения и страх…***
Очнуться среди буйства зелени странно, но Шону почему-то не удивляется. Он оглядывается и замечает расставленные вдоль стен холсты, что развёрнуты к нему тыльной стороной. Позади себя или вокруг, не определить, он слышит голос, который просит его прикасаться к картинам сзади и не спешить. Тревога охватывает сердце, но делает как велено. …Тёмное помещение, в котором лишь ночник, освещающий пространство постольку-поскольку. Впрочем, его света достаточно, чтобы увидеть очертания лица, претендующего своей красотой на звание идеальности… …Оказаться на чужой войне — ужасно. Потому что нет ни веры в правильность собственных действий, ни стремления что-то изменить. Стазис мог бы накрыть и обездвижить, если бы не понимание — жизнь товарищей зависит от того, что он сделает… …Возбуждение ещё никогда не было таким сильным, или так только казалось, но после долгой разлуки — крышесносный секс просто как подарок свыше и одновременно — полная растрата на него, с последующей продолжительной отключкой… …Красота окружающей природы по совершенству может только попробовать тягаться с улыбками друзей, весело что-то обсуждающих, сидя у костра. Те смеются столь живо и ярко, что просто хочется остаться в этом дне и никуда не перемещаться больше…***
Кихён смотрит на друзей, которых уже погрузили в кому, необходимую для восстановления памяти, с лёгкой грустью, ведь у него, не считая Хёнвона, самые полные воспоминания, о том, что с ними творилось. — Не парься, — Юнги падает рядом и гладит по щеке кончиками пальцев. — Эти психи, — неуважительный кивок в сторону отца и сына, — довольно неплохо всё подготовили. — Я не за процесс волнуюсь, а за его последствия, — тянет, кусая обветренность губ. Тяжесть его взгляда скользит от Чангюна к Чжухону и снова по кругу — к Шону, Вонхо и Минхёку, которые мечутся, как в бреду. — Знаешь, было так печально осознавать, что ни один из них меня не помнит. И в то же время — это ведь, должно быть, моё наказание за ошибки? — переводит отчаянность в глазах на своего альфу. — Вы не виноваты ни в чём. Забудь эти мысли. И ты не сделал ничего плохого. А за мелочи уже расплатился сполна. Парень неуверенно кивает, а после смотрит на подошедшего Хёнвона, который ему почти улыбается: — Хёнджин всё сделает, не волнуйся. Чуть-чуть осталось.***
— Ты уверен, что мы сможем это провернуть? — хмурит брови и перепроверяет данные, одновременно прослеживая изменения в программе. — Нет, — качает головой, поясняя просто. — Я не видел исхода для этих событий, потому что они за гранью даже моих способностей, — ощущает чужое смятение, продолжая более уверенно. — Тем не менее — это наш единственный шанс. — Завидная перспектива, — хмыкает, откидываясь в кресле, Хёнвон, а затем смотрит на сына. — Что будет с тобой после этого? — Вернусь в то время, где оставил вас с папой… И Чана, — улыбается довольно. — Мы все там счастливы, пусть для тебя это и не представляется возможным. Они там знают, что в другой ветке событий всё сложится наилучшим образом. — Что произойдёт с будущим, из которого мы себя сотрём? — О, там ничего не разрушится. Оно просто будет абсолютно другим. Не то чтобы эта информация успокаивает, но даёт себе шанс на отпущение собственных грехов. Хотя бы части их. — Но… Всё-таки. Тебя не будет, а значит у нас с Минхёком… — Всё будет отлично, — смеётся Хёнджин, впервые глядя на отца с подначиванием. — Ты всё увидишь сам. Понимаю, ты привык знать о событиях наперёд, но это не тот случай. Их разговоры вскоре затихают, поскольку требуется следить вновь за состояниями парней, каждый из которых абсолютно по-разному реагирует на происходящее: в то время, как Минхёк и Чангюн абсолютно расслабились, Чжухон и Кихён, которого последним погрузили в транс, подают признаки беспокойства, как в бреду произносят что-то непонятное. Вонхо же с Шону медленно просыпаются, отходя от лавины воспоминаний и ощущений. — Ты как? — хрипло спрашивает Хёну, укладываясь на бок и глядя на их руки, которые так и не расцепили за всё время странного транса. — Гораздо лучше, — улыбается уголками губ. — Теперь я тебя помню. И ещё больше благодарен за то, что ты меня нашёл. — Слишком мило звучит, не думаешь? — смеётся тихо Шин, сжимая крепче чужие пальцы.