***
Чонгук проснулся. Проснулся весь в поту и отчего-то с выбитыми костяшками на руках. Вспышки прошедшего безустанно проносились на той стороне век и Чон никак не мог понять «Что это, мать его, было?». Результат продолжительного отсутствия отдыха или тот психолог ему всё-таки что-то подмешал? Немного щурясь от яркого утреннего света, парень поднялся на локтях, оглядывая освещенную днём комнату. Все ровно тоже самое, что было и вчера, но сейчас в сердце желчью испражняется чувство необъяснимого долга. Как будто он должен что-то сделать, но никак не может вспомнить. В зеркале ванной комнаты на него смотрел тот самый совсем не выспавшийся, уставший и вечно чем-то недовольный Чон Чонгук, с немного петушинной прической. Парень тяжело облокотился на раковину, приглядываясь к отражению и отчего-то быстро отдёрнулся. В голове промелькнула мысль «Может… это был сон?» и Гук мгновенно выбегает, не успев толком умыться. За завтраком, когда мать заинтересованно листает, видимо, вчера приобретенную книгу «Как справляться с психически-больным ребенком», Чонгук успевает между пережевыванием омлета и запиванием его апельсиновым соком, пробормотать: — Что такое сны? — и мигом уткнуться в тарелку. Книга из рук матери с грохотом падает на пол, а явно заинтересованная женщина быстро подбегает к сыну, садясь непозволительно близко и любопытно подпирая голову руками. Чонгук молчит и выжидает первого вопроса от женщины, продолжая ковыряться в завтраке. — А… что? Тебе что-то приснилось? — И не успевает он ответить, как она отвечает за него, — я так и знала, что тот доктор поможет. — Самодовольно тянет она, в подтверждение своей гордости, кивая головой. — Нет, ничего, — торопливо встаёт юноша, — просто стало интересно.***
— С чего это ты начал интересоваться сновидениями? — Вторит Мин а-ка «лучший друг Чон Чонгука» и на минуту откладывает телефон, — неужели тебе что-то приснилось? — Юнги с тем же любопытством прищуривает и так узкие глаза и растягивается в своей фирменной лисьей улыбке. — Небось, что-то эротическое, да? — Да что вы заладили про этот сон. Мне просто стало интересно, — Чон смущается, он всегда на грани тотальной красноты, как только дело доходит до чего-то эротического или интимного. Парень тушуется немного и просит друга забыть об этом, поворачиваясь на своё место. — Как хочешь, — безразлично выдыхает Мин и тут же задаёт новый вопрос, от которого у Чонгука, кажется, шерсть дыбом встала, — А, что у тебя с руками? Подрался с кем-то?***
Целый день Чон не мог найти себе места. Эти уже покрывшиеся коричневой корочкой раны на костяшках всё попадались ему на глаза, накрывая волной сомнения и замешательства. «Упал с кровати? Ходил во сне? Стоп. Сне? Это всё-таки был сон? Но, почему именно сейчас?». Ему хотелось верить, что это лишь глупое стечение обстоятельств: руки где-то обтёр да и не заметил, а психолог его напоил явным галлюциногенным. Логика верить отказывалась, а страх перед неизвестностью, кажется, был сильнее, потому что Чон всё больше убеждался в истинности совпадения. Как итог, Чонгук за весь день попал под гнёт учительских замечаний и парочке подзатыльников от друга, и всё это за лишнюю невнимательность.***
Дома его никто не ждал. Мама наверняка нашла какие-то новые курсы, на которые проходит недельку другую и забросит. А больше в их доме никого и нет. Чон сейчас слишком жалеет, что пришёл домой. Стены с силой давят, заставляя вспоминать в мелочах сцены насилия, а саднящие ранки лишь служат напоминанием о какой-то безысходности и отторжении. Каждый раз, когда Чонгук проходил мимо какого-либо зеркала, его разум находил в собственных чертах, что-то идентичное тому парнишке, а когда брал учебники для того, чтобы сделать домашнее задание (кое он выполняет достаточно редко), на уме только те прижатые к груди книги. Никакого покою и он уверен, что в отдыхе его тоже не будет. Но короткая стрелка часов всё приближалась к часу ночи; но глаза уже давно слипались под силой усталости и притяжения; но мать уже несколько раз заходила и жаловалась на лишний шум; Как бы он не пытался — сна не избежать, и, именно сейчас, укутываясь в одеяло плотней и вселенски отдаваясь усталости, Чон понимает, что боится. Боится новой порции странного состояния. Состояния Сна.***
Парень возвращается домой. Избитый, полуживой, всеми преданный. Он слабо поправляет прилизанную кровью челку и продолжает еле ковылять по безлюдным улицам. По щекам предательски текут слёзы, руки дрожат в агонии ненависти, а тело всё наровит свалится где-нибудь в кустах, да умереть спокойно, не переживая за значимость в этой жизни. Чонгуку его жалко. У Чонгука сердце кровью обливается, хотя это и совсем ему чужой человек. Чонгук понимает, что он снова в неизвестном ему мире и желания бить по барьеру у него нет. Чон идёт параллельно пострадавшему, пиная камни под ногами и поглядывая вбок, проверяя сохранность мальчишки. Правой рукой ведет полу-белесую линию по прозрачному щиту и сдавливает все сердечные попытки вырваться, прорвать ненужный щит и оказать помощь. Сдавливает, потому что уже успевает понять, что это невозможно. Парень не замечает, как вместе они заходят в старенький двухэтажный дом, не замечает, как проходит в грязную, чем-то тухлым провонявшую квартиру, и так же не замечает, как начинается ад, личный котёл для них двоих. Потому что Чонгук становится свидетелем домашнего изнасилования, а паренёк становится его жертвой. Все его крики настолько реальны и правдоподобны, что Чон с силой уши закрывает, да слёзы сдерживает. Потому что ну не может быть всё так плохо! Потому что не бывает такого! Но Тэхён (именно это имя он вычитал на одной из тетрадей), снова смотрит на него как-то сквозь и пропадает. Пропадает в бесконечном цикле и чистилище собственной жизни.