У края бездны

Майкла выворачивает тёмной, практически черной кровью. Перед глазами плывет кровавая пелена, сквозь которую он видит лица — Мэллори, Корделия Гуд, Лилит, — но понятия не имеет, реальны ли они. Всё вокруг — лишь багровый туман. Он вновь сгибается пополам и блюет. Ему кажется, что он отхаркивает свои внутренности прямо на ковры в академии Ковена, а легче ему не становится. Совсем. Он слышит шепот на латыни, и латинские слова множатся, иглами впиваются в его разум. Он хрипло стонет, не узнавая своего голоса. Он сворачивается клубком, словно гусеница, которой необходимо окуклиться, но нет спасения, только кровавая пелена и яд, рвущийся наружу из его тела. Как сквозь сон, Майкл слышит: — Остановитесь! Вы же убьете его! — и он узнает голос Мэллори. Его Мэлли. Её свет пробивается сквозь багровый туман. Майкл тянется к нему и снова заходится кашлем, выплевывая сгустки крови и яда. — Успокойся, Мэллори, — а здесь уже Корделия Гуд. Наслаждается ли она его мучениями? — Если сейчас отрава, пущенная Дьяволом по венам Майкла, не выйдет наружу, он не сможет выжить. Снова шепот, многоголосный, вытягивающий из бездны или заталкивающий в неё, Майкл не понимает. Ему кажется, он плавает в бесконечности. Яд цветет в его крови. Голоса ведьм растут в своей силе, режут его сознание на мелкие кусочки, он снова выворачивается наизнанку кашлем — из него будто кишки крюками тянут, а легкие разрывает от боли. Перед его внутренним взором: лица, лица, лица. Снова Мэлли, снова Корделия Гуд и Лилит, бабушка, Бен и Вивьен, которые так и не признали его, призраки старого дома и ведьмы Ковена, Дейвин Кэмпбелл, но всех затмевает Отец. Глаза его черны, они похожи на бездну. Он прекрасен и ужасен одновременно, изо рта его ползут змеи. Майкл задыхается, перед глазами темнеет, и он проваливается в эту тьму, летит, сопровождаемый змеиным шипением и шепотом на латыни, а потом всё резко заканчивается. Он открывает глаза, и свет бьет ему прямо в лицо. Майкл стонет, закрывается руками. — Майкл! — Мэллори обрушивается на него, покрывает поцелуями его лицо. — Ты в порядке? Она заезжает Майклу в живот локтем, и боль пронзает его насквозь. — Буду, если ты перестанешь меня истязать, — хрипит он, хватаясь за солнечное сплетение. — Прости, — охает Мэллори, отстраняется. Несмотря на боль в животе и общее паршивое состояние, Майклу хочется притянуть её обратно. — Кажется, я уснула, — у неё на щеке и правда розовеет след от ладони. Кажется, Мэллори спала в кресле рядом с его кроватью, и у Майкла в животе от этого становится тепло, а за грудиной тонко тянет, но уже не от боли. — Мне кажется, будто меня вывернули наизнанку, — он пытается приподняться на локтях, но обваливается назад на постель, сдаваясь. — Великие ведьмы Ковена, что, не могли вернуть меня после этого в обычное состояние? Мэллори фыркает, забирается на кровать с ногами. Её юбка задирается до самых бедер, но, кажется, её это не беспокоит. В отличие от Майкла. Может, на нём нет живого места, но он всё ещё мужчина, а Мэллори — женщина, и его влечет к ней так, что его выкручивает хлеще, чем выкручивала болезнь. Мэллори льнет к нему, утыкается носом в шею. — Твой организм должен был бороться с ядом твоего отца сам, — она осторожно, стараясь не причинить ему боли, ведёт ладонью по его торсу, останавливается на животе. — Ты был в отключке целые сутки. Я так боялась за тебя! — она легонько бодает его лбом в висок. — Ещё раз так сделаешь — я тебя снова джипом перееду! Наверное, её угроза должна была заставить Майкла отстраниться, разозлиться об одном упоминании его несправедливой смерти, однако он только улыбается. Нет, он всё ещё не простил Корделию, что она не дала ему шанса. Нет, он всё ещё думает, что могли быть другие пути. Но он знает, что их не было у Мэллори, понятия не имевшей, кто он такой, и какой он на самом деле — он и сам не знал, какой. Мэллори видела перед собой монстра аванпоста №3, и именно его она уничтожила, три раза проехавшись по его телу на Рендж Ровере и слушая, как хрустят детские кости. Мэллори спасала не только свой драгоценный Ковен, но и весь мир. Майкл притягивает её к себе ещё ближе, не обращая внимания на боль во всем теле, заставляя Мэллори прижаться к нему крепче. — Тебе придется встать в очередь, — хмыкает он. — Сразу за моим Отцом и братцем. — У меня есть привилегии! — она смеется. — Это какие? — вообще-то, говорить Майклу всё ещё трудно. Из-за того, что он выблевывал собственные внутренности, горло у него будто наджаком расцарапано. — Во-первых, — Мэллори, его Мэлли щекотно дышит ему в шею, — я — женщина… — Я это заметил. Кажется, к её лицу приливает жар, либо это он сам пылает, Майкл уже и не разберет. Мэлли, Мэлли, Мэлли. За её образ он цеплялся, когда лица в его сознании менялись так стремительно. На её голос шел, когда ведьмы шептали свои заклинания во тьме. Мэллори была его маяком и его спасением. Всегда. И, думая об этом, он едва не захлебывается в непривычной ему, удушающей нежности. — Во-вторых, — сердито бурчит Мэллори, — я — твоя девушка, а значит, у меня есть право убить тебя первой. «Его девушка» — это звучит, как ярлык. Майкл вообще не понимает, зачем людям нужны ярлыки, почему они думают стереотипами и жаждут на всех навесить какие-то обозначения? Люди такие странные, им обязательно нужно как-то обозвать отношения между людьми, чтобы придать им… социализированности? Цивилизованности? Он с трудом поворачивает голову, тянется и прикасается пальцами к подбородку Мэллори. Приподнимает её лицо, чтобы заглянуть в глаза, но взгляд соскальзывает на её губы. — Ты — не моя девушка, — произносит Майкл. Она хмурится непонимающе, дергается, чтобы отстраниться, и в её карих глазах вспыхивает обида, такая сильная, что даже в комнате чуть темнеет. Майкл удерживает её, хотя ребра и мышцы взвизгивают болью. — Тш-ш-ш, — он почти касается её губ, и между ними — пара дюймов раскаляющегося воздуха, потрескивающего магией, и смешивающееся дыхание. — Ты — моя… С розового цветка, стоящего на окне спальни, вспархивает несколько бабочек. * * * Дейвин Кэмпбелл точно знает, куда он идет. Королева Вуду — слабее, чем Мари Лаво, однако всё ещё способная вызвать Папу Легбу на разговор — живет за Французским кварталом. Она старается не привлекать внимания ведьм, и поэтому скрывается от их взора. Корделия знает о существовании Дайны Стивенс, но, пока их интересы не пересекаются, Верховной наплевать, чем занимаются вудуисты. — Что тебе нужно? — в глазах Дайны — неприкрытый, животный страх. Дейвин пресекает её попытки захлопнуть перед ним дверь, ставя ногу между косяком и створкой. На пороге рассыпана кирпичная крошка, призванная оберегать дом от желающих Королеве Вуду зла, однако его не остановить такой примитивщиной. — Поговорить с Папой Легба, — хмыкает Дейвин. Дайна хмуро глядит, как он входит в её жилище, осматривается, чуть усмехается. — Папа Легба не заключает сделок с Антихристами, — она отступает, когда Дейвин оборачивается к ней. — Я пришел не за сделкой, — он в два шага пересекает комнату, приближается к ведьме вуду, с удовольствием вдыхает её страх. Её ужас пахнет болотами и дымом. Дейвин знает, что ни один лоа не справится с ним. — Я пришел за взаимовыгодным сотрудничеством. И Папа Легба почувствует разницу. — Я не буду вызывать его для тебя! — Дайна Стивенс ещё сопротивляется, хотя знает, что проиграет. Дейвин не двигается, лишь склоняет голову набок, и невидимая рука хватает Королеву Вуду за горло. — Подумай ещё раз, — тянет он. — Ведь у меня есть то, чего ты больше всего на свете желаешь. И они оба знают, что это. Дайна хватается за шею, кашляет, но чужие пальцы не отпускают её, пока она не кивает. — Приходи завтра, — хрипит она. — Я всё подготовлю. Удаляясь от дома Дайны Стивенс, Дейвин Кэмпбелл начинает насвистывать мелодию, услышанную им во Французском квартале. Кажется, что-то джазовое, он не уверен. Ведьмы могут думать, что он не сможет найти их, пусть. Он их уже нашел. Проходя мимо академии мадам Робишо, он усмехается. И где-то там, за её стенами, Лилит вздрагивает, будто гусь прошел по её могиле.