У края бездны

Мэллори чувствует себя неловко, ведь у неё не было времени поблагодарить Лилит, пока она ухаживала за Майклом. Он приходит в себя через сутки после проведения ритуала, и дальше его сила лечит его сама, и у Мэллори образовывается немного времени, чтобы отыскать спасительницу. Уроки в Академии идут, как обычно. Лилит собирает травы в оранжерее — возможно, Мисти Дэй, преподающая травничество, дала ей какое-то задание. Мэллори неловко её отвлекать, но Лилит будто чувствует чужое присутствие и поднимает светловолосую голову от травяного сбора. — С Майклом всё в порядке? — у неё обеспокоенный голос. Лилит вытирает тряпкой руки от земли и спешит к Мэллори. Её чуть вьющиеся на концах волосы забраны в высокий хвост, а серо-голубые глаза кажутся смутно знакомыми, как и сила, волнами идущая от девушки. — Всё хорошо, — Мэллори улыбается. — Он почти поправился, не волнуйся. Он сильный. Я просто пришла, чтобы поблагодарить тебя за помощь. Лилит ощутимо расслабляется. У неё под глазами — тени, и она выглядит усталой, хотя после ритуала прошло достаточно времени. Кажется, она слишком юна для такого сложного колдовства, но одно то, что ей оно поддалось, уже указывает, что Ковен растит новую Верховную. Лилит могла серьезно пострадать, используя настолько сильную магию против яда, пущенного в организм Майкла самим Люцифером, и неудивительно, что она выглядит разбитой. Мэллори подается вперед и обнимает Лилит, и смутные, неясные образы вдруг вспыхивает в её сознании: пепел, тёмные воды, ореол светлых волос в деревянной бадье, Tempus Infinituum — тихий шепот, раздающийся в ушах всё громче и громче. Мэллори знает, что так уже было однажды, но в той воде теперь — не она, а кто-то ещё… Резкая боль пронзает виски. — Что случилось? — Лилит хватает её за руки. Мэллори моргает. Никакого пепла и пост-Апокалипсиса, она в Академии, в оранжерее, и обеспокоенное лицо Лилит постепенно обретает четкость. — Тебе плохо? — Просто голова заболела, — Мэллори снова прикрывает глаза, но видений больше нет, только спасительная, успокаивающая темнота. Лилит кладет ей на лоб теплую ладонь, и боль уходит, не успев развернуться во всю свою мощь. — Спасибо. — Я — целитель, мне это нетрудно. Лилит возвращается к своему прерванному занятию, а Мэллори оставляет оранжерею, выходит в светлые коридоры академии. Черный яд Люцифера в крови Майкла побежден, и она знает, что сейчас Майкл разговаривает с мисс Корделией в её кабинете. Верховная всё ещё не доверяет ему до конца. Возможно, Мэллори бы тоже не доверяла на её месте, но время, проведенное с ним в Нью-Йорке и в пути до Нового Орлеана, превратило их из полу-врагов в людей, так сильно нужных друг другу. Пока Майкл был без сознания, а его организм справлялся с последствиями ритуала, Мэллори осознала, как сильно он дорог ей… поняла, что любит его так, что это почти причиняет боль, и эта мысль не испугала её. Будто они всегда были частями одного целого, стремящимися друг к другу, жаждущими воссоединиться. Инь и ян, и прочая буддистская дребедень, что так нравится людям, и сила, способная заставить цвести даже мертвое дерево. Сила, в осколки разносящая лампочки и электроцепи. Сила, которая может озарить весь мир. Она осторожно приоткрывает дверь и входит в кабинет Верховной. -…если колдуны знают, кто такой Дейвин Кэмпбелл, нам нужно действовать на опережение, — мисс Корделия стоит у окна, глядя на цветущий сад, и в открытое окно врывается душный запах орхидей. Мэллори он почему-то всегда напоминает о смерти. — Нужно найти способ убить его теперь, когда он почти вошел в полную силу. — Разве это возможно? — Мэллори садится рядом с Майклом, и он тут же тянется к ней, берет за руку, сплетается пальцами. — Дейвин гораздо сильнее, чем был бы я в его возрасте, — Майкл качает головой. — Если Темпус Инфинитум лишь породит нового Антихриста в новой временной петле, нужно искать способ уничтожать не сосуд, а содержимое. Я бы хотел получить доступ в библиотеку Академии, если это возможно. — Ты думаешь, в книгах кто-нибудь хоть раз описывал способ уничтожения Сына Дьявола? — мисс Корделия оборачивается, вскидывает бровь. — Я очень в этом сомневаюсь, — она скользит взглядом по соединенным ладоням Мэллори и Майкла. — Никогда не видела, чтобы ведьма и колдун становились парой, — задумчиво тянет она, и Мэллори чувствует, как алеют щеки. — Я думаю, мы недооцениваем религиозные трактаты и археологические находки, — возражает Майкл. — Я не думаю, что я был первым Антихристом, возрожденным на этой Земле. Я не думаю, что Святая Церковь не знала о пророчествах. И раз в библиотеку Ватикана нам не проникнуть, быть может, у ведьм сохранились копии старых книг? Мисс Корделия задумывается, а Мэллори кажется, будто слова Майкла не лишены смысла. Ведьмы существуют на земле так же долго, как существует человечество, и намного дольше, чем христианство. Академия мадам Робишо, возможно, не всегда была академией, но ведьмы хранят гримуары и религиозные трактаты с одинаковой бережностью. Быть может, идея сработает. Особенно теперь, когда Дейвин временно лишился связи со своим блудным братом. Он будет искать способ вновь проникнуть в сознание Майкла, и у них не так много времени, чтобы отыскать хотя бы намёк на то, как уничтожить сущность Антихриста. Когда только Майклу вообще пришло это в голову? — Я не знаю, найдем ли мы этот способ, — Майкл смотрит мисс Корделии прямо в глаза. — Я не знаю, сбудется ли видение, в котором я проигрываю Дейвину в развалинах Мегиддо, однако я собираюсь попытаться избежать этого. Я не верю, что способа нет, иначе мой Отец так не жаждал бы подчинить меня себе. — И, найдя этот способ, ты отправишься в Мегиддо в одиночку? Мэллори вздрагивает. Она не хочет, не может и не должна позволять ему встречаться с Дейвином один на один. Она видела, чем закончится их противостояние, если он не найдет способ победить Антихриста, и знает, что, если найдет, она должна быть рядом с ним. Ковен должен быть там, ведь они защищают друг друга, а Майкл теперь- часть Ковена и часть её самой. Он не может ехать один. И не поедет. Она прикусывает язык, чтобы не начать возражать ему прямо сейчас. Они ещё поговорят об этом, она знает. И Мэллори слишком уперта, чтобы сдаваться. Майкл впервые отводит взгляд, опускает его вниз, на их сплетенные пальцы. — Разве у меня есть выбор? * * * — Ты с ума сошел?! — Мэллори налетает на Майкла тут же, как только за ними захлопывается дверь спальни. — У меня нет выбора, — он ловит её за руки, прижимает к себе так, что ей приходится запрокинуть голову, чтобы взглянуть ему в глаза. — Я не могу по-другому. Восхождение Дейвина Кэмпбелла — вина, которую мне с себя никогда не снять. Мэллори не понимает, почему. Она не хочет понимать, ведь Майкл, которого она едва обрела, собирается пожертвовать собой ради… человечества? Ковена? Планеты, которую он так хотел уничтожить? Или ради неё? Она хочет избить его, потому что ей больно, и эта боль где-то внутри раскаленными ножами режет. Мэллори хочет, чтобы Майкл понял, как сильно она не хочет его терять. Как отчаянно любит, хотя, казалось бы, когда успела? Они через многое прошли вместе, и он не может… не должен оставлять её вот так! Мэллори швыряет в него всем клубком своих перепутанных эмоций. Майкл пошатывается от неожиданности, но не выпускает из объятий, только пристальнее заглядывает ей в глаза. Взгляды бывшей Верховной ведьмы и бывшего Антихриста, а ныне — колдуна Майкла Лэнгдона схлестываются в молчаливой борьбе. Стекло на окне дребезжит, и от верхнего левого угла идет длинная тонкая трещина. Она заканчивается в самом низу рамы, и осколки сыпятся на пол со звоном, заставляя обоих отвлечься. Разбитое стекло валяется на полу. Мэллори тихо ругается сквозь зубы — в очередной раз она не подумала прежде, чем выпустить силу, и хорошо, что разрушения ограничились только окном. Она прикрывает глаза. Ей нужно успокоиться. Да только как, к черту, успокоиться, если Майкл… если он… Майкл наконец выпускает её запястья. — У меня нет выбора, — повторяет он. — Ты не поедешь в Мегиддо один! — Мэллори скрещивает руки на груди: в основном, чтобы не применить магию и не кинуть в голову горе-самоубийцы чем-нибудь тяжелым. Это трудно, очень трудно. Она не понимает, какого черта Майкл снова решается лезть в самое пекло?! Эта фраза звучит как идиотский каламбур. Почему, скажите на милость, у него нет выбора?! Майкл трет лоб ладонью. — Я не собираюсь подвергать опасности тебя или Ковен, — он качает головой так же упрямо. — Если Дейвин входит в полную силу, то уже способен щелчком пальцев выкрутить позвоночник даже Корделии, не говоря уже о тебе или вообще о любой из вас. Наверное, в его словах есть рациональное зерно. И, наверное, Мэллори стоит к нему прислушаться, но она слишком зла на Майкла за его самопожертвование. Она снова зажмуривается, и видения волной накатывают на неё. Майкл, умирающий у неё на руках. Мегиддо, уходящий под землю. Хохочущий Дейвин Кэмпбелл, победивший небольшой жалкий Ковен, решившийся вновь противостоять его отцу. Всего слишком много, и это так тяжело, что Мэллори не выдерживает — пятится назад, опускается на кровать и закрывает лицо руками. Слёзы выступают у неё на глазах, катятся по щекам. Она знает, что должна остановить Майкла, но ещё не знает, как. Он садится рядом, обнимает её и притягивает к себе. Мэллори зла, Мэллори чувствует, как тёмным маревом в ней взрастается паника, но всё равно позволяет Майклу прижать её к груди. — Если мы сделаем всё правильно, мы ещё сможем его уничтожить и не погибнуть сами, — произносит он. В его голосе нет уверенности, но есть какая-то совершенно безрассудная надежда. Мэллори всхлипывает: о чем он говорит? Разве он не видел этих пророчеств? — Я знаю, что ты видела, — Майкл чуть отстраняет её от себя, заводит за ухо прядь её волос. — Но любое пророчество можно изменить. Ты ведь изменила все, когда использовала Tempus Infinituum, хотя мое появление предрекала даже Библия. — И мы добились только появления очередного Антихриста. — Поэтому нужно уничтожить саму его сущность, — кивает Майкл, будто её слова только подтверждают его идею. — У отца уйдут века, чтобы создать эту сущность вновь. — Откуда ты знаешь? Откуда? Откуда он знает? Мэллори чувствует, как солнечные лучи проникают через окно. Если не уничтожить саму сущность Антихриста, миру придет конец. И, кажется, Дейвин Кэмпбелл планирует что-то масштабнее, чем ядерная война. И куда разрушительнее, хотя, казалось бы… — Я знаю, — просто отвечает Майкл. — Не забывай, что годами эта сущность находилась во мне, и боролась с тем, кем я должен был стать, если бы не её присутствие. Мэллори понимает. Она видела всю его жизнь и знает, что Мид, сатанисты и колдуны взрастили в нём Антихриста, которого можно было на тот момент отделить от сущности Майкла, подавить, изничтожить. И она понимает, что Майкл прав. Другого выбора у него нет. Однако, Сатана — хороший режиссёр-постановщик. Мысль эта горчит, однако не уходит. Он знает толк в эпических финальных битвах, куда там Питеру Джексону или Бениоффу с Вайссом. Схлестнуть в борьбе за существование всего человечества двоих братьев по сущности — выглядит пафосно и очень в духе Люцифера. — Когда я был Антихристом, мне никто не давал инструкций, — Майкл чуть улыбается. — И поэтому я искал их сам — в Библии, в старых гримуарах Хоторнской академии и в фильмах. И в одном из этих фильмов я увидел, что Антихриста можно убить с помощью семи кинжалов. Я сомневаюсь, что эту тайну могли так легко раскрыть в Голливуде, но за долгое время нахождения в Аду я понял одно: в самой глупой теории может найтись немного правды. По крайней мере, если мы не попробуем, то можем распрощаться и с миром, и друг с другом. И Мэллори четко знает, что они не готовы попрощаться. У неё внутри всё болит и ноет из-за этих мыслей, и она смотрит Майклу в глаза — долго, долго. Будто заново изучает его черты, хотя за всё время, что они находились и были вместе, она может нарисовать их по памяти. А затем принимает решение. — Я не собираюсь прощаться с тобой, Майкл Лэнгдон, — поджимает Мэллори губы. — Не сейчас, ни потом. Иди ко мне, — и сама тянет Майкла на себя, заставляя обоих упасть на постель. Он не сопротивляется. Будь, что будет. Она его не оставит, пусть он хоть как её уговаривает, но сейчас Майклу об этом не обязательно знать. Особенно — когда он целует её так, что воздуха не хватает катастрофически, а касаний через одежду становится мало, мало, мало. Пусть они погибнут в Мегиддо, но сначала они поживут.