El futuro es ahora

      Омега полагал, что альфы с Тори скоро вернутся, но ни через два, ни через три часа никто явиться не соизволил. Оле сначала заволновался, затем испугался — его обожгли такие эмоции Кьера, что даже сердце остановилось на миг, — а потом разобиделся. Обидно было за всё: за признание почти впустую — Тори оставил его как вещь, которая будет только путаться под ногами, альфа всему предпочёл деньги. Вот и вся истинность, вот и вся любовь — это омега напридумывал себе невесть что, поверил в сказки, мечтая о большой и чистой. Глупенький наивный мальчик — так и есть.       Может быть, прав был папа в своей аристократической упёртости — не существует никакой любви. Есть влечение, привычки, гормоны — и всё. А любовь — лишь иллюзия, рождённая книгами… Тори ведь к нему так и не притронулся по-настоящему, а альфе он был нужен только как способ решить проблемы: на деле плевать Кьеру на истинность, такого не удержишь возле себя запахами, ревность его — обычное альфячье собственничество, помноженное на самомнение. Космические пираты — пираты и есть, весь интерес только в сомнительных связях и прибыли, что им какой-то там омежка.       Да и каремский хер с ними обоими! Хуже точно уже не будет.       Махнув на всё рукой, омега вместе с ящеркой пустился во все тяжкие — юная рептилия поспешила отвлечь Оле от печали со всем энтузиазмом. Проходя мимо прилепившейся к серому куполу палатки, Зая неожиданно изобразила какой-то неприличный жест хвостом — оттуда выскочил разъярённый ящер, здоровый, матёрый — и омега с Заей, хохоча, как сумасшедшие, бросились наутёк.       С ящеркой было интересно. Она разговаривала так же, как и все рептилии — коверкая слова, но Оле её без труда понимал — не то что взрослых ящеров. Зая протащила его по всем злачным местам для молодняка — начиная с тира, где они на звездолёте стреляли по гигантским космическим червям, и заканчивая голотеатром — там крутили ящериный фильм про воинов саванн. Омега о жизни рептилий ничего не знал, однако ему понравилось — вместе с Заей он переживал за незнакомых ящеров, как за собственную родню.       Когда они выбрались наружу из очередной сферы, душная ночь Эсдвы ослепила омегу сиянием красок — сейчас город выглядел как-то по-дикарски, грубовато, словно дальний родственник из аграрной глубинки — не было здесь изысканных вывесок, реклам на грани фола и двусмысленных намёков. Ресторан был рестораном, скупка — скупкой, а заведения для господ с определёнными пристрастиями сообщали об этом сразу в лоб — не ошибёшься.       Слишком много впечатлений подарила ему эта неказистая с виду планетка, бесцветная и одновременно яркая, кипящая бесконечными трясинами, облепленная мошкой и утонувшая в болотных испарениях — Оле про свои обиды позабыл уже в третьем куполе. Это была не Терра, не планета-курорт, но жизнь здесь кипела в любое время суток — никто уже не обращал внимания на гигантских насекомых, распадающихся пеплом в силовом поле, на дождь и на туман, который пёр из тьмы, растекаясь по улицам смутной дымкой.       Хари выловил их возле входа на арену с живыми кузнечиками — подкрался незаметно, ухватил любителей экстремального отдыха за одежду и утащил на безопасное расстояние. Лиса омега почти не узнал — на вид это был тот же Хари, но вот что-то с ним произошло, словно кто-то и где-то незаметно поменял какие-то части. Оле не стал задавать вопросов — решил не пачкать свою главную добродетель, да и приставать к лису было неудобно.       Омега помахал новой приятельнице рукой. Ничуть не обескураженная бесславной поимкой Зая сказала, что найдёт его завтра — новые ролеки превизли, Себик говарил, — и растворилась в толпе, проворно, ловко, только хвостом махнула на прощание.       — Бешеный день какой-то, — поделился Хари — читать Оле проповеди он и не подумал, сказал просто, что в такие места неподготовленными лучше не соваться. Омега сообразил, что хватил лишку, увлёкшись, и пообещал себе не поддаваться на провокации обезбашенной ящерки.       — А где Тори? Почему он не пришёл? — спросил Оле. Обида снова царапнула острым коготком — не сильно, но больно, длинно. — Забыл про меня?       — Вопросы решает вместе с Кьером. И не дуйся — приличным людям в том обществе делать нехрен, как и на арене. Я бы своего омегу туда не пустил, — Хари прочитал его как открытую книгу. Кьер бы этому значения не придал — знал, каким лис может быть проницательным, когда захочет, а вот Оле удивился.       — А ты приличный, значит?       — Ещё какой. Хоть сейчас на приём к императору без предварительного прошения, — омега шутку оценил, похихикал вместе с Хари. — Надо приткнуться куда-нибудь, согласен?       Лис, не откладывая дело в долгий ящик, прицепился к прохожему инопланетнику, выспрашивая, где здесь гостиница или что-нибудь наподобие, потому что Торай их размещением на ночь озаботиться даже не подумал. Чужак, энергично жестикулируя ложноножками, пытался изобразить путь — на общегалактическом он болтал ещё отвратительней ящеров, но Хари, ко всеобщему удовлетворению, в его белиберде разобрался.       По путеводителю «тудысюдыпатомпаваротнинитудыатуды» они вышли к сфере — сфера и сфера, серая, неказистая, но Оле был в курсе, что на Эсдве внешнее содержание внутреннему не соответствует.       Постояльцев было немного. В этот час все гости предпочитали прожигать жизнь с пользой за пределами ночлежки, к примеру, на злосчастной арене с кузнечиками — толпа у входа была будь здоров — или в обычном баре без лишних заморочек.       Человек — ну наконец-то, а то весь этот инопланетный сброд успел надоесть омеге до чёртиков ещё на станции, — сноровисто снял сканы с регистрационных меток, на общегалактическом рассказал, что и где находится, объяснил, как пользоваться внутренним ИИ, и потерял к новым гостям интерес. Оле с Хари ответили ему тем же.       — Жрать и спать, — озвучил лис программу на дальнейший вечер. — Я задрался во всём этом разбираться — Кьер главный, пусть у него голова болит. Прошу.       Он пропустил омегу вперёд — хоть и мелочь незначительная, но приятно, — приложил к сенсору запястье, чтобы разблокировать выбранную дверь — она понравилась и Хари, и Оле сразу же: новенькая, блестящая, с выбитым рисунком. Просто прелесть, а не дверь.       Жилая секция купола на вид была цивилизованнее, чем вся станция, на которой Оле безвылазно проторчал семь циклов, не говоря про его каюту, где лишь одна койка, к тому же выдвижная, и имелась. Ещё в самом начале омега думал, что Тори попросту держит его, купленного раба, в чёрном теле, но потом как-то побывал в его норе и задаваться этим вопросом перестал.       Оле сел на кровать и вытащил из-за пазухи Колобка. Пушистый шарик, пресытившись информацией, вёл себя смирно — передал ему какой-то непонятный образ — что-то вроде «засунь меня обратно» — и впал в спячку.       Несмотря на обиду, омега понял, что соскучился по Тори — он привык видеть его рядом постоянно, ощущать ненавязчивую заботу, а тут почти целый день порознь. Вот только Тори было, видимо, всё равно — сам он не пришёл, прислал лиса. А ещё говорил, что тоже любит. Тупая бесполезная органика.       О том, что происходило, пока Оле развлекался с ящеркой, лис рассказывал походя — он исследовал обстановку, разбирался в устройствах, собственной задницей пробовал облюбованную лежанку на мягкость — и вдруг замялся.       — Оле, а ты можешь узнать у лисят…       — Они собираются на тебе жениться, сразу оба, — обнадёжил его омега. Теперь и он Хари насквозь видел — словно в одночасье стал телепатом вроде Са-Тэла.       — Ну… — Хари почесал затылок, потом радостно засмеялся. — Я не против. Поможешь мне завтра выбрать им что-нибудь в подарок?       Оле печально кивнул. Лисятам с таким альфой повезло, что ни говори, а вот ему… Но потом вспомнилось, как Тори сидел с ним, наплевав на всё, хотя у хозяина целой станции дел всегда было по горло — омега это знал, как никто. Как Кьер извинялся и обнимал его на корабле в попытке защитить, безо всякой похоти — в отличие от бывшего жениха, который не просил бы прощения у какого-то омеги, говорящей красивой мебели. Это о чём-то да говорило — а он тут дуется ни на что, как маленький капризный ребёнок, которому вынь да положь на блюдечке, чтобы напрягаться не надо было. Ну, точно, глупый.       Омега устыдился своих подозрений — и на душе стало как-то светло, легко, словно пёрышком пощекотало, только необходимость делать выбор Оле удручала. Точнее, выбрать-то он уже выбрал, признавшись Тори на корабле, но эта проклятая истинность портила всё, что только можно — к альфе его влекло неудержимо.       Оле улёгся, подложив под спину подушку, и наблюдал за лисом. Хари шастал туда-сюда, одновременно с этим расстёгивая крепления комбеза. Омега представил на его месте сначала Тори, потом Кьера, потом обоих вместе, потом себя вместе с ними, потом вспомнил, что Колобок может его услышать, и закрыл ладонями лицо, пытаясь унять воображение — не вышло.       — ...и, в общем, там все такие, — заключил лис, сбрасывая с ноги ботинок. — Тяжко тебе с этими двумя будет.       Омега, который начало речи лиса пропустил мимо ушей, предаваясь запретным фантазиям, зарделся.       — С чего ты решил?       — Да Кьер на тебя ещё со станции запал, ты же его истинный, а он упёртый дофига. Альфа сказал — альфа сделал. То ему омеги попёрек горла, то яблочки. Теперь не отвяжется.       — У меня Тори есть, — насупился омега. — А Кьеру я помог совсем не потому, что он моя пара.       — Значит, и от Тори твоего не отвяжется. Я же говорю, он упёртый, когда надо, — Хари стянул второй ботинок. — И когда не надо. Суровый бродяга десять лет от омег бегал, представляешь?       А вот Тори на такое согласится или нет, подумал Оле, пытаясь угадать его реакцию, но сосредоточиться не удавалось — мысли были неповоротливые, густые, тягучие, как мёд, и почему-то сырые. Оле откинул голову назад — Хари незамедлительно предупредил его, чтоб тот не засыпал: после душа они пойдут на ужин. Омега показал ему два пальца вилкой — понял-принял — и провалился в темноту.

***

      Очнувшись, Оле обнаружил себя в тумане, но ведь последним, что он помнил, был направляющийся в душ лис. Очередной идиотский сон?       Омега озадаченно потёр лоб, нахмурился и ущипнул себя за руку. Густой туман не рассеялся и он не оказался в кровати. Воздух был тяжёлый, и болотные испарения лезли в горло, забивали ноздри, затрудняя дыхание.       Как он здесь очутился, Оле не понимал — он что, надышавшись местных ароматов, заделался лунатиком и решил прогуляться по трясине? Папочки, ну это совсем уже не смешно.       В ответ на безрадостные размышления желудок тоскливо булькнул — поужинать омега так и не успел. Голодной трели вторил Колобок за пазухой — он почему-то был напуган и бился под одеждой как второе сердце. «Не ходи он рядом Оллиере очнись я не могу долго сдерживать слишком сильный кайхэли беги отсюда».       В мозгу после его «слов» что-то разорвалось, горячая боль плеснула во все стороны, прокатилась по позвоночнику, угасая где-то в пальцах ног, но сознание омеги словно бы очистилось от мути. На смену острой вспышке пришла другая боль, глухая, ноющая: руки и лицо были покрыты сотнями крошечных волдырей — получается, он долго шёл под ядовитой изморосью, одурманенный чужой волей, лишённый возможности рассуждать.       Омега поспешно натянул на голову курточку, спрятал руки под мышки и огляделся. Темно было, хоть глаз выколи, и туман был всюду, затягивая омегу в кокон. Паниковать Оле пока не собирался, хотя было от чего — он один, под дождём, куда не выходят без спецскафандров, среди болот, полных хищных насекомых. Сейчас бы и Зрящего встретить за счастье, это ведь он как-то вызвал его сюда — без сомнений.       Сквозь марево впереди виднелись далёкие мерцающие огни — серебристые, как шерсть лиса. Оле, рассудив, что это город, уверенно направился туда — он был умным омегой и поступил так, как следовало в такой ситуации, по пути умоляя всех богов, четырёхруких и нет, чтобы его не заметили.       Идти было тяжело — ботинки то и дело увязали в грязи, неожиданно подворачивались под ноги камни и прочные, будто отлитые из металла лианы. В потёмках что-то чавкало, стрекотало — но никто так и не напал, позволив омеге беспрепятственно тащиться по размякшей поверхности недружелюбной планеты.       А мирозданию, похоже, нравилось исполнять желания Оле — своеобразно, с этакой насмешкой над глупым омегой, влезшим в самое пекло. Серебристое свечение оказалось огнём для мотылька, приманкой, в которой ему суждено было сгореть — Оле понял это слишком поздно. Он качнулся назад, уворачиваясь от Зрящего, не Са-Тэла, какого-то другого, но телепат молча закинул омегу на плечо — точёные идеальные руки оказались неимоверно сильными — и полетел. На самом деле полетел — не касаясь ногами тёмной земли! Оле протестующе заверещал, ударил его кулаками по спине — но с тем же результатом он мог молотить по камню.       Чем дальше уносил его телепат, тем вокруг становилось тише, словно во вселенной Творец отключил разом все звуки. Зрящий тоже был безмолвен — омега не слышал ни его дыхания, ни стука его сердца — но зато в темноте, то справа, то слева вспыхивали и гасли два алых светлячка — как глаза болотного чудовища. Омеге стало страшно, телепат тоже занервничал — Оле наконец-то ощутил невесомый долгий вздох — и ускорился.       Преследовавшее их чудовище выскочило из тумана, не нарушая великой тишины, опустившейся на Эсдву, проявилось прямо перед Зрящим. За ним тянулись струйки чёрного, чернее ночи, дыма. Телепат сбросил с себя омегу, который ему сейчас только мешал, ударил по чудовищу на ходу серебристым сиянием — и пропал, оставив после себя снежно-белое, почти как туман, марево.       Оле покатился по земле, порвал куртку на спине, зацепившись за шип лианы, зашиб кисть, которой защищал Колобка. Лужа рядом вспучилась пузырём и взорвалась, окатив омегу кипятком. Горячие капли попали на шею, на лицо, и он глухо охнул — обожгло до вспышек в глазах.       Белый дым смешался в воздухе с чёрным, закручиваясь в невероятные узоры. Существо запоздало дало очередь в ночь, доведённым до автоматизма движением перезарядило оружие — такая же пушка была у Тори, только меньше, — и повело кошмарной башкой, выискивая жертву.       Разглядев в тумане Оле, чудовище одним прыжком оказалось перед ним, тяжело приземлилось на одно колено, подняв тучу грязных брызг. Омега зажмурился, засучил ногами, пытаясь отползти подальше.       — Солнце, блядь, грёбаное, куда ты, балда, прёшь? — рявкнуло оно вполне человеческим, но скрипучим, металлическим голосом. — За меня спрячься!       Оле замер. Он узнал любимую поговорку Тори, и это удержало его от бегства — хотя жуткий болотный монстр пугал его так же, как и прекрасные Зрящие. Существо повернуло к нему шлем-череп, отставив согнутую в локте руку — на ней ослепительно полыхали золотые птичьи крылья, разгоняя ночную мглу. Где-то далеко засвистело, по земле прошёл утробный гул. Невидимый сгусток врезался в золотые крылья — сила удара была такой, что существо протащило по размякшей земле прямо к коленям Оле.       — Суки! — выругалось существо, вскинуло винтовку — туман в секунду разорвали тысячи миниатюрных снарядов. Болото заволновалось, отозвалось криком, и всё снова застыло во тьме, мокрой неподвижности и покое.       Теперь омега остался один на один с монстром, отбившим его у Зрящего, и не знал, благодарить ли существо за спасение или улепётывать от него со всех ног. Это бессмысленно, конечно, да и куда? В ночь, в пасти насекомых?       — Карра, — вдруг представилось чудовище, протянуло омеге руку, чтобы помочь подняться. Оле выдохнул, решаясь, и вцепился в холодные, закованные в металл пальцы. Чудовище рывком вздёрнуло его на ноги, включило фонарь — тусклый, но позволяющий не потеряться в темноте.       — Оллиере, — тихо ответил омега. — А ты кто? Болотный монстр?       Существо коснулось пальцами шеи, и лицевой щиток с нарисованным черепом уехал куда-то вверх. Взгляду Оле открылось лицо, тонкое, худое, белое — и некрасивое. Лицо это, обрамлённое чёрными прядками, было будто бы омежье, но существо определённо не было омегой в привычном понимании.       — Я? Ну и вопросы у тебя, милашка, — чудовище с человеческим лицом рассмеялось громко, сочно и так заразительно, что омега тоже неуверенно хихикнул, несмотря на то, что момент не располагал к веселью. — Я валькирия. Бывшая, но кого на Эсдве это ебёт? Убиваю не хуже, чем раньше.       — О-о, — только и сказал побледневший Оле, отступив. От Заи и лиса омега уже знал, куда они попали и кто такой был тот верзила Майк вместе с Тори (но не слишком-то поверил, хозяин был бета бетой даже с железом в голове) — у ящерки пастёшка не закрывалась ни на минуту, да и Хари успел кое-что поведать. В общем, Оле понял всё сразу.       Историю он не то чтобы не любил — относился с прохладцей. Папочка сына одобрял — ни к чему воспитанному омеге всякие истории с математиками, главное, уметь угодить альфе и вести себя в обществе, но слово в голове крутилось. Как же называли омег на старой Земле… жо… же… Не вспомнить, но это было оно самое.       Не сочиняла всё же балаболка Зая!       — А ты-то кто? Самка?       Бывшая валькирия (ну и слово, не выговорить) подхватила омегу под мышки и подняла его в воздух, рассматривая со всех сторон. В сознании что-то царапнуло — но очень бережно, не сравнить с Са-Тэлом, который ломал разум, не считаясь ни с чем.       — Я не самка, — возмущённо пискнул Оле. — Я омега!       — Что такое омега? — Оле открыл рот, чтобы пуститься в объяснения, но Карра вернула его на место и легонько подтолкнула в спину. — Пойдём, по дороге расскажешь.       Бывшая валькирия шагала широко, упруго, и омега едва за ней поспевал. Карра разговаривала так же, как и Тори, и Раччжте, и все обитатели Эсдвы — с тем самым неуловимым, но режущим слух акцентом, — и разговаривала много, молотила языком без устали, точь-в-точь Зая, обнаружив в лице Оле благодарного слушателя и рассказчика в одном флаконе.       — Так вы что, получается, рожаете через жопу? — с жадным любопытством спросила Карра. Оле кивнул. Он даже не обиделся на такое бестактное замечание — женщина отличалась редкой прямолинейностью, которую у людей почти и не встретишь, боялся только, что непосредственная валькирия попросит посмотреть, чтобы лично убедиться, но Карра просто покачала головой.       — Опизденеть, — с удивлением сказала она. — Ваши биоинженеры либо гении, либо идиоты. Либо всё вместе.       Омега не нашёл, что возразить — честно говоря, он не разобрался, что имела в виду валькирия, и потому пожал плечами. Для него, напротив, всё было просто и доступно — а как ещё рожать-то? Через рот?       — Такой ты сладенький, малыш, так бы и съела. Ам! — Карра вдруг повернулась, щёлкнула зубами, как волк из сказки, и Оле от неожиданности вскрикнул. — Да не ори ты, Торай попросил меня присмотреть за тобой, так что тебя и пальцем никто не тронет, даже я.       Всё-таки Тори о нём позаботился, вот так неординарно, но не забыл, не бросил. Не смог сам — нашёл способ. Омега невольно расплылся в ликующей улыбке — значит, он на самом деле Тори нужен, — и ему захотелось петь и прыгать, как они делали это с ящеркой в предпоследней сфере.       — Далеко он тебя упёр, сука… — Карра его радости не разделяла. — Еле догнала. Сколько тут их, не знаешь?       — Только этого эльфа видел. Но ещё где-то точно должен быть Са-Тэл, — призадумался омега, разом сник — он был всё ещё на болоте, а не рядом с Тори. — Гнался за нами от самой станции. Зачем, правда, я не знаю.       — Значит, как минимум двое, потрясающе.       Валькирия прикрыла глаза, прижала ко лбу палец и целую минуту стояла неподвижно. Оле изнывал от тревоги и нетерпения — мелькнула зубастая морда кузнечика-переростка и тут же исчезла, — но Карра вдруг вскинула голову к небу и озабоченно сказала:       — Их тут не двое. Запрыгивай, иначе не успеем до ливня.       Женщина присела на корточки, и омега забрался ей на спину, руками обвивая шею, а ногами обхватывая талию. Ехать на валькирии было неудобно — какие-то острые железные детали впивались в грудь, натирали нежную кожу на бёдрах даже через комбез. Пахло металлом и антисептиком — очень знакомо.       — Спрыгнешь, как только я скажу! — крикнула на бегу Карра. — Крепко нас обложили твои приятели!       Оле хотел крикнуть в ответ, что никакие эльфы ему не приятели, но валькирия резко взмыла вверх, и омега клацнул челюстью, прикусив язык.       Зрящих было пятеро или шестеро. Они неотступно преследовали Оле и его необычную железную лошадь — из густой пелены показывались беловолосые фигуры и расплывались дымкой. Почему они не нападали — омега не понимал. Телепаты давно могли бы раскатать их мозги в тонкий блин — и Колобок бы не помог. Но вместо этого Зрящие гнали их куда-то как дичь, и Карра преследователям подыгрывала.       Пушистый шарик трясся под одеждой, как лист на ветру, что-то силился передать — ни одного внятного «слова». Какие-то обрывки, куски, не связанные между собой — он словно повредился рассудком и транслировал всё, что приходило в его крошечную голову.       — Прыгай! — Оле разжал руки, оттолкнулся от спины Карры и рухнул прямо в лужу — валькирия пронеслась дальше, замерцала, растворяясь в воздухе, как эльфы, и через мгновение появилась рядом с чужаками, которые такой прыти от железного чудовища не ожидали. Подняв гаусс-винтовку, она влепила полный заряд в грудь одного из Зрящих, закрылась щитом от серебристого луча — и получила удар по шлему. Одно крыло на нём надломилось и упало куда-то под ноги.       Омега снова зажмурился, заткнул уши, свернувшись калачиком в холодной грязи, но до него всё равно долетали жуткие вопли, грохот выстрелов, сквозь закрытые веки глаза резал ослепительный свет — золотой и серебристый.       — Милаха, вылезай, — Оле не открывал глаз — просто лежал и ждал, что будет дальше. Услышав искусственный голос Карры, он приподнялся на локте, с изумлением оглядываясь. — И не смотри, я немного перестаралась.       Оле встал, придерживая Колобка за пазухой — чтобы нечаянно не придавить его в такой суматохе — валькирия вопреки всему была жива и невероятно довольна. И лучше бы последней фразы она не говорила — посмотреть, что она натворила, тянуло со страшной силой.       Карра стояла посреди груд дымящейся требухи, катая носком бронированного ботинка чью-то оторванную беловолосую голову. Желудок незамедлительно подпрыгнул к горлу, и Оле согнулся в рвотном позыве. Запретный плод сладок, но так ли надо было его видеть?       — Я же предупреждала, — Карра оказалась рядом с ним, придержала за плечи. Омега признательно кивнул — на большее был не способен. — Давай, сладенький, прекращай, ливень скоро, не успеем до города, а скафандра у тебя нет. У, сука, — визоры мигнули красным ярче, чем прежде. — Сейчас, милашка, разберёмся, куда нас загнали эти черти, — валькирия крутилась во все стороны, разглядывая туман. — Кажется, догадываюсь. Термитник. Потрясающе, живём.       Почему она назвала место термитником, омега смекнул сразу, едва увидел грязно-серую скалу, высокую, узкую, с двумя пиками, похожими на бычьи рога. Скала была испещрена ходами — неровными, разных форм и размеров, то слишком широкими — такие Карра пробегала не сбавляя скорости, то слишком узкими — туда вряд ли бы пролезла голова Оле, не то что целая валькирия.       Наконец Карра нашла в скале пещерку, примерно метра два над землёй, и закинула туда омегу, затем забралась сама — непринуждённо, легко, словно не было на ней брони, чёрной, шершавой, матовой, как обшивка катера Тори.       Внутри их временное укрытие оказалось просторнее, чем на первый взгляд — поместились вдвоём, не сталкиваясь лбами. Карра сразу же сделала омеге инъекцию антидота — место укола распухло, волдыри отчаянно зачесались, но боль поутихла.       Перед ливнем похолодало слишком резко, слишком неожиданно — Оле, одетый в промокшие насквозь комбез и куртку, обхватил себя руками, пытаясь сохранить остатки тепла. Карра стянула с себя плащ и набросила на плечи омеги. Материал был грубый, прочный — но почти не грел. Валькирия уставилась на Оле визорами — качнулось на шлеме уцелевшее крыло — и положила рядом с ним оружие.       — Так, жди, — Карра подтянула крепления на рукаве и спрыгнула вниз. — Во всё, что не я — хуярь без разговоров.       Винтовка была слишком уж тяжеленная — Оле передвинул её обеими ногами, направив дуло на вход, и улёгся рядом, настроив уровень напряжения и придавив спусковой крючок всей ладонью. Стрелять из гауссовки он умел — Тори научил ещё в первый месяц их… знакомства. Омега тяжело вздохнул, волнуется ли он сейчас или даже не знает о произошедшем? Хотелось бы думать, что волнуется.       За пределами пещеры уже начало накрапывать. На границе между сухим полумраком и тёмной промозглой хмарью капли дождя шипели, соприкасаясь с камнем — потянуло чем-то кислым, уксусным.       Валькирии не было долго. Оле не мигая таращился в ночь, изредка поглядывая на табло гауссовки — цифры заряда уже отпечатались на сетчатке. Омега плотнее запахнулся в плащ Карры, чтобы не задувало. Одежда была ему велика — Оле мог бы обернуться этой накидкой в три слоя, и ещё бы осталось.       Дождь снаружи превратился в ливень почти сразу же, резко — ни в какое сравнение это светопреставление не шло с мелкой моросью. Плотная стена ядовитой воды, серая, непроницаемая скрыла мир за одно мгновение — омега представил, что бы было, останься он там, на болоте, и его передёрнуло.       — Живой, милашка? — раздался механический скрипучий голос, оттеняемый шумом дождя. — Спрячься куда-нибудь за камушек на минутку.       Оле послушно укрылся за валуном в глубине пещеры. Валькирия запрыгнула на крохотный уступ, встряхнулась, как кошка — во все стороны полетели брызги, — и бросила на камни охапку влажных шипастых лиан. Кислятиной завоняло тошнотворно.       — Будем греться так, — валькирия собрала эти «дрова» в кучу, полила их какой-то синтетической дрянью, которая пахла ничуть не лучше, чем дождь, высекла гауссовкой искру.       Костёр разгораться не хотел. Карра выматерилась, содрала кожух с винтовки и выкрутила напряжение на максимум — лианы моментально вспыхнули ярким, с синевой, пламенем. К потолку вяло потянулся причудливо изгибающийся сизый дым. Оказалось, что Карры не было всего-то семь минут, которые Оле показались часом, не меньше.       — Теперь мы с тобой самые настоящие пещерные люди, — женщина ободряюще подмигнула омеге. — Пришли туда, откуда начали. Барахло бы твоё просушить, но никак, сладенький, извини.       С валькирией было почему-то комфортно и привычно. Оле словно бы знал её всю жизнь — хотя познакомились они едва ли час назад.       — А теперь колись, — потребовала Карра, когда омега согрелся и перестал отчаянно стучать зубами. — Кто это и зачем ты им нужен?       Пришлось начать с самого начала. Оле рассказывал про свой побег и похищение, про ящерёнка и лисят — привиделось, что с рук искалеченной ящерицы свисает мёртвый хвостик Заи — там было такое же тёмное пятнышко на чешуе. Омега дёрнулся, и наваждение расплылось — но он успел заметить, как неуловимо изменилось на мгновение лицо валькирии, стало жёстким, неподвижным, словно высеченным из белейшего мрамора.       Оле выложил всё без утайки — и про Зрящего с его странной злобой, и про Тори, достал и дал ей подержать успокоившегося Колобка. Валькирия взяла пушистый шарик двумя ладонями, обменялась с ним беззвучными фразами и вернула омеге.       «Как кайхэли но нет зло можешь быть не тревожен».       Оле и без Колобка видел это сразу — Карре можно было довериться, было что-то притягательное, располагающее в её белом, больном лице. Да и с ней хотелось говорить, выворачивать душу наизнанку — как ни с кем другим: неопытные лисята ему помочь ничем не могли, а вот Карра… она же омега у старых людей, пусть и дурная, но наверняка его поймёт.       — А Тори будет меня искать? — спросил Оле, придвинувшись ближе к огню.       — Будет, и не только он, — валькирия наморщила нос, когда лиана, прогорая, зашипела. — Такое похищение — это удар по репутации господина Себастиана, так что поверь, сейчас землю носом роет вся Эсдва. Но тут работает пси-глушняк, так что техническими средствами нас не обнаружить. После дождя будем вылезать из этой жопы своими ногами.       — А как же ты нашё… нашла?       Карра загадочно улыбнулась, но не ответила.       Громкое бурчание в животе омеги нарушило воцарившееся уютное молчание, где единственным звуком был треск костра. Карра сердито искривила тонкий рот.       — Этот Торай не додумался тебя покормить? Ой, дебил эффективный.       — Он был занят, — заступился за Тори омега. — Да я и не хотел сначала.       — Как есть дебил, — постановила валькирия. — Сейчас.       Она отложила винтовку и вытащила из поясной сумки брикет. Омега сглотнул голодную слюну, наблюдая, как Карра ломает железными пальцами спрессованную массу. — Держи, поджаришь над костром — получится вкуснее, — она протянула Оле тонкую лиану с насаженным на неё куском брикета. — Я до сих пор люблю эту гадость, хотя столько лет прошло…       Валькирия тоже подогрела паёк, только для этого ей не нужна была лиана. Она держала свой кусок над огнём прямо в руке, ожидая, пока он подрумянится.       — Почему Тори мне не сказал, что он с Земли? — задал омега вопрос, который так и крутился у него на языке, жёг, как самый острейший перец.       — Это ты у него спроси, но я полагаю, просто испугался, что ты от него отвёрнешься.       — Я бы не отвернулся, мне без разницы, кто он и что у него в голове, — Оле покоробило такое предположение — Тори что, правда думал, что омега сразу же исполнится к нему презрения? Ну и дура-а-ак…       — Говорю же — дебил. — Карра цапнула смачный кусок брикета и добавила с набитым ртом: — Ешь, передержишь сейчас.       Оле вытащил из костра успевший обгореть на краях паёк и укусил прямо так, с лианы. В тот момент ему показалось, что ничего вкуснее и слаще этой плотной массы он не ел. Карра, глядя на его аппетит, подала ещё порцию — заметно меньше предыдущей. Этот кусок Оле проглотил через силу — сбалансированный паёк насытил его быстрее, чем он думал.       — Знаешь… — Оле подтянул колени к груди. Щёлкали отсыревшие дрова, щедро разбрасывая искры. Валькирия села лицом ко входу, уперев в бедро приклад гаусс-винтовки. Это выглядело дико: человечество, сделавшее шаг к недостижимым звёздам, снова было ограничено пространством пещеры. Не хватало только шкур и шкворчащего над костром мяса — но его весьма сносно заменил прессованный брикет.       — Что, малыш? — губы Карры чуть дрогнули. — Хочешь ещё чем-то поделиться? Вываливай.       — Знаешь, я всегда хотел семью, — задумчиво сказал омега, глядя в огонь широко распахнутыми глазами. В зрачках отражалось пламя. — Мне трудно объяснить… — валькирия повернула голову, скорбно вскинула брови. — Обычную такую, простую, где не гонятся за титулами и деньгами. Мужа, которого я бы любил и который любил бы меня, детишек, двоих… — Оле мечтательно вздохнул. — Папа говорил, что я обязательно выйду замуж, но для этого я должен быть послушным и воспитанным омегой, чтобы приличные альфы обратили на меня внимание. А там уже будет и любовь, и всё прочее.       — Звучит как полная херня, — сумрачно отозвалась Карра. — Любят же человека, а не воспитание.       — Карра, вот именно! Я ведь потому и сбежал, что генерал тот не меня любил — моё положение в обществе, — омега протянул руку к костру и тут же отдёрнул её — пламя лизнуло тонкие пальцы. — Сбежал, чтобы теперь сидеть в болоте и мучиться выбором между истинной парой и чувствами. Но ведь я человек и могу решать, как поступить, без оглядки на инстинкты, правда же?       Карра про пары ничего не знала и вряд ли когда-либо слышала, поэтому Оле пришлось очень постараться, чтобы простыми и доступными словами донести до валькирии всё мудрёное устройство альфяче-омежих отношений, особенно приправленных истинностью. Карра соображала так же туго, как и Тори, однако дельную мысль изрекла даже не задумываясь:       — А чего тут голову ломать? Берёшь обоих и строишь. При должном подходе два мужика гораздо лучше, чем один. Альфа этот твой тоже дебил, а таким тупоголовым как раз нужен хоть кто-то умный.       — Это… ну… разве правильно? — усомнился омега, но слова Карры ему польстили.       — Почему это должно быть неправильно? — на некрасивом лице появилось искреннее удивление. Хотя чем больше Оле смотрел на валькирию, тем больше убеждался, что ошибся — со всеми недостатками Карра выглядела совершеннее любого из Зрящих.       — У нас так обычно не принято, хотя у императора двое омег. Но он император, а я нет.       Валькирия фыркнула.       — Малыш, ты не на Терре, не на Земле или где-то ещё. Ты в дальнем космосе — тут каждую секунду происходит такая хуетень, что впору за голову хвататься, а ты переживаешь, что будешь трахаться с двумя мужиками, особенно если тебе нужны оба? Наплюй на условности и императоров. Жизнь обладает только той ценностью, которой мы готовы её наделить. Вот и действуй — будущее происходит сейчас, а не потом.       — Карра, — простонал вконец обескураженный Оле: такое бремя, как деликатность, у валькирии отсутствовало напрочь, — я же не про секс. А про любовь, настоящую.       — Одно другому не мешает, — не отступала Карра.       Оле замолчал. Спорить с валькирией сил не осталось: он действительно очень вымотался — контроль Зрящего над его разумом бесследно не прошёл. Чувство было такое, будто он тащил в гору целую яхту — аж четыре раза.       Омега привалился боком к тёплому, нагретому огнём костра валуну, накинул на голову просторный капюшон и задремал. Казалось почему-то, что под дождём, у самых туч, летает бесплотный призрак и недобрым глазом буравит землю, разыскивая добычу, но Оле не беспокоили страшные сны, словно валькирия вместе с Колобком охраняли его во всех реальностях сразу. Где-то на границе сознания трещали, выбрасывая в воздух снопы искр, лианы, дрожали на неровных стенах тени, и монотонно шелестел дождь.       В полусне идеи посещали самые разные. Карра, наверное, права — зачем колебаться, заставлять себя, когда можно иметь всё и сразу. Раньше омеге помыслить о таком было стыдно даже мельком, а теперь выглядело… верным, обоснованным. Вот он и повзрослел по-настоящему в какой-то пещере в обнимку с камнем, созрел для решительного поступка, за который готов взять на себя ответственность. И был уверен, что его поддержат.       По ту сторону костра звенела и бряцала металлом Карра. Думая, что Оле заснул, валькирия отсоединила перчатку экзокостюма и вытянула руку в обрывках искусственной кожи, белой, как и её лицо — в ладони, как сосуды, вились провода. Сон как рукой сняло — омега приподнялся, чтобы видеть потёртости на тусклых суставах и маркировку на железных костях, такую же, как и на разъёмах Тори. Карра несколько раз сжала руку в кулак; с запястья сорвался и упал в огонь кусок кожи — от огня понесло палёным.       — Так ты что же, робот? — разочарованно протянул Оле. Почему-то его решимость после этого знания начала таять, как сахар в кипятке.       — Нет, сдурел, что ли? Это обычный протез, — Карру не удалось застать врасплох — она как будто ждала вопроса, откликнулась сразу. — Подарок от иглозубов — их был целый взвод, а у нас я и два яйцеголовых. Биологи, что ли, не помню, но бестолковые, молекулярник не знают с какой стороны держать. Ух, славное было месиво — руку пришлось менять полностью… Импульс проходит с задержкой, — озабоченно сказала валькирия — не омеге, уже самой себе. — То ли «пень» барахлит, то ли волокна износились. В нашей ситуации это хреново, малыш. Давай-ка проведём диагностику. Помоги подключить.       Женщина сняла шлем полностью и низко склонила голову. Оле встал, путаясь в плаще, несмело приблизился и убрал неожиданно мягкие волосы, обнажая шею с трёмя гнёздами для кабелей. В среднем разъёме уже торчал штекер, соединяющий мозг валькирии с экзокостюмом. Дотянуться до своих железяк, окружённых давно зажившей кожей, Карра могла и сама, но почему-то захотела, чтобы это сделал омега.       — В верхний, — достав маленький приборчик с мотком проводов, Карра подала ему штекер. — Да не бойся, просто воткни и всё.       Омега воткнул кабель дрожащей рукой — ничего страшного не произошло. Он с тихим щелчком вошёл в разъём — сел крепко, как влитой. Валькирия тряхнула головой и запустила свой аппарат. Что он ей передавал, Оле узнать не мог, но Карра осталась недовольна — она битый час возилась с рукой, ругалась, что-то ковыряла в железной ладони — омега к ней не лез, думал о своём, раз за разом убеждаясь, что любой другой вариант его не устраивает.       — Очень хреново, — сказала Карра, когда Оле опять чуть было не начал клевать носом. — Но думаю, что проскочим. Подъём, милашка, дождь кончился.       Омега потянулся, разминая одеревеневшие мышцы, поднялся — волдыри больше не болели. Он вообще чувствовал себя на диво отдохнувшим, словно провёл ночь на самой удобной кровати, а не сидел возле костра, пережидая непогоду — и мысли о том, что он делает всё правильно, придавали ему бодрости.       — Готов? — Оле кивнул. — Сейчас дальше поскачем.       Омега вспомнил про поездку на спине валькирии, и синяки на ногах и груди заныли с удвоенной силой. Так было, конечно же, практичнее, потому что он идти быстро, как Карра, не мог, но вот в виде транспорта валькирия удобством не отличалась.       Карра, затоптав прогоревшие лианы, спрыгнула первая, сняла с уступа омегу, хотя Оле вполне мог слезть самостоятельно, и снова усадила его к себе на спину.       — Смотри по сторонам. Мне всё это ебически не нравится. И держись крепче.       Карра бежала, снося на своём пути всё: лианы, ветки, паутину, где нити были толщиной с палец — кто сплёл такую сеть, омега знать не хотел, — давила тяжёлыми подошвами камни — с тем же успехом Оле мог ехать на танке. Он усердно вертел головой — старался быть полезным, и успел заметить какое-то движение за спиной. Блеснуло серебром.       — Сзади! — валькирия развернулась, согнув в локте левую руку. Омега среагировать не успел, даже не понял, что случилось. В раскрывшийся чёрно-золотой щит ударила импульсная волна, и Оле вместе с валькирией полетел назад — больно ударила в спину земля, вышибла дух.       — Всё, малыш, не проскочили, — прошипело сверху. Омега посмотрел в нарисованный на шлеме череп — валькирия нависала над ним, и холодный металл экзокостюма касался лица Оле. — Вот и ваш сивый мудень объявился лично. Я отвлеку его, а ты беги по прямой.       — Карра, он же Зрящий! Телепат!       — Я тоже, малыш, — скрипнули динамики — искажённый смех звучал особенно жутко. — Я тоже. Беги, блядь! Ну!       И омега побежал. Сначала он оборачивался, чтобы посмотреть на Карру, но потом, споткнувшись, уже не оглядывался. Он бежал, перепрыгивая через лужи и шипастые отростки, падал в грязь, поднимался и снова бежал. За спиной полыхало — отблески белого и золотого огня расцвечивали серую землю.       Не хватало воздуха, сердце в груди билось неровными толчками, виски сдавило стальным обручем, совсем как тогда, на корабле, когда омега впервые увидел Тори — но на этот раз чтобы убить, не подчинить, не напугать. Вгрызались в открытую шею тучи болотной мошки, которая после дождя расплодилась в неимоверных количествах.       Мысли в голове разлетелись на осколки, смешались в беспорядке. Вдалеке снежно-белое сменилось слепяще-золотым и погасло. На смену вспышкам пришёл посторонний звук — взрыв и долгий, полный боли вопль, пронзивший тьму. Страх коснулся спины влажными пальцами, запустил когти в самое нутро — крик существа отдался в сознании эхом. Оле в отчаянный рывок вложил остатки сил, понёсся, не разбирая дороги, лишь бы дальше от этого места.       Врезавшись во что-то твёрдое, омега отскочил, попытался обогнуть препятствие и застыл — перед ним стоял Са-Тэл, израненный, покрытый кровью, страшный, с перекошенным от ярости безупречным лицом.       — А где Карра? — тупо спросил Оле. Это, наверное, было последнее, что ждал от него телепат — даже удивился.       — То мерзкое существо? — он посмотрел на Оле исподлобья, неприятно, неестественно искривив шею. — Сломал. Ты должен быть мне благодарен, омеженька, что я спас тебя от этого чудовища, — Са-Тэл повернул голову, вдохнул кислую вонь болота и собственной крови — будто вынюхивал что-то. — Спасу и от другого. Лишь неосквернённая плоть может существовать. Пойдём.       Зрящий схватил его и поволок обратно, к источнику крика. Ситуация повторялась — когда-то он уже тащил омегу сквозь туман в брюхе «спрута», и так же пружинила под ногами поверхность. Вот только Оле изменился — теперь омега не собирался покорно ждать своей участи. Он вывернулся, ударил Са-Тэла под колено и нырнул в марево — скрыться, затеряться. Карра говорила, что их уже ищут, и надеялся, что помощь близко.       Далеко Оле не ушёл. Это для его несовершенных глаз ночь была помехой, телепат видел в темноте как кошка и нагнал его практически сразу. Са-Тэл ударил пси-воздействием вслед бегущему омеге — по ощущению будто наотмашь. И издал тихое урчание, когда Оле устоял на ногах, хотя в глазах взорвалась целая звезда.       — Ах ты, маленькая тварь!       Зрящий прыгнул к омеге, опрокинул его на землю и запустил руку за пазуху, выдёргивая оттуда Колобка. Без него сознание Оле вновь заполнила холодная липкая муть, и омега послушно поднялся на ноги, ощущая тело как чужое. Он не мог ни говорить, ни сопротивляться, словно был марионеткой, которую телепат дёргал за верёвочки по своему разумению. А внутри всё рвалось на помощь беззащитному крохотному существу, пострадавшему, как и Карра, из-за него, Оле.       Почему это происходит со мной?!       — Ты мешать мне собрался? — прошипел Зрящий, разглядывая Колобка в руке — тот что-то передал ему, что-то такое, что Са-Тэл смял пушистый шар пальцами и с пугающей ненавистью швырнул его в камень. Инопланетник отскочил от булыжника, как резиновый мяч, и остался неподвижно лежать в луже.