Деяния непревзойденной доблести

Сумерки теперь стали гуще, чем им полагалось бы. Караульным, носившим теперь маски, хорошо видные были близкие огни орочьих лагерей, и, когда наступала полная тьма, орки шли в атаку. Их довольно легко отбрасывали, но всегда были жертвы. Ночью это была осада, а днем шли схватки среди холмов и полей — то открытые, то тайные стычки, и всегда дело шло достаточно успешно, чтобы сохранить город свободным, но все же недостаточно хорошо, чтобы обеспечить его безопасность. Порой орки подходили к самым стенам, порой их вынуждали отступить довольно далеко, так что отряды легкой конницы могли добыть немного провизии или сопроводить кучки потрепанных беженцев в город, неся при этом минимальные потери. Невероятным усилием они было отбили Аглон. Орки взяли его обратно. Дни текли в удушливом полумраке. Запасы сокращались. Груда тел росла. Белерианд горел. Химринг стоял. Маэдрос делил свое время между управлением городом и руководством войсками. Когда он возглавлял войска лично, то тактические преимущества зависели не только от его знаний и опыта. Орки стали его узнавать и страшились его открытого лица, которое выделялось среди множества тех, кто носил шлемы или маски. При его приближении они отступали к холмам или же бежали на север, вплоть до Ард Гален. Их ужасало его несравненное умение сражаться и (подобно его собственным воинам, которые, конечно, никогда в том не признались бы), они боялись его жуткой способности сочетать орочье и эльфийское, боялись той красоты, того легкого изящества, с которым он устраивал свирепую бойню. Поэтому они бежали. Но они всегда возвращались, числом достаточным, чтобы Химринг продолжал оставаться бессильным. Маэдрос посылал гонцов — они не возвращались. Он не спал, он строил планы; он забыл про свой желудок и лишь меч его получал пищу. Отрубленные орочьи головы, с застывшими на холоде уродливыми, страшными лицами, украшали крепостные стены. С новым потоком обожженных, напуганных беженцев пришла весть о том, что оборона Маглоровых врат пала. Твердыня взята штурмом — уничтожена гигантским золотым зверем, который изрыгал огонь подобно самому Тангородриму. Таким образом, путь в Восточный Белерианд был для Моргота полностью открыт. Химлад, который теперь подвергся нападению с двух сторон, был, в свою очередь, полностью захвачен, а оставшиеся там немногочисленные защитники были разгромлены и рассеялись неизвестно куда. Разведчикам не удалось выяснить, бежал ли народ Химлада или же был уничтожен, и обменяться данными было уже не с кем. Земля вокруг Химринга накрепко удерживалась врагом, и стало еще хуже, чем прежде. Маэдрос сражался со всем пылом ищущего смерти — и он не находил ее. А левая его рука снова, снова и снова несла смерть врагу. Если бы пролитая им черная кровь могла бы затопить Белерианд, Химринг оказался бы одиноким островом в зловонном море. Но этого было недостаточно, чтобы обратить волну нашествия вспять. Городской механизм работал все также гладко, по заведенному порядку, но сам воздух отдавал отчаянием. Маэдрос видел это отчаяние в глазах жителей, в их походке, в том, как они пересчитывали свой паек, еще надеясь, что произошла ошибка — и лишь потом ели. При раздаче пайков в Химринге не бывало ошибок. Чтобы проветриться, Маэдрос часто гулял по ночным улицам. Они были чисты и пустынны, без попрошаек и калек, которые заполонили бы всякий другой город в подобной ситуации: потенциальные попрошайки получали обеспечение, калек отправили в лечебницу, где им предоставлялось все подобающее лечение, соответственно положению, в котором они оказались и той смелости, которую проявили. Воздух был холоден, но Маэдрос холод любил. Ему нравилось ощущать его на лице — сначала успокаивающий, а потом вызывающий онемение. Так он гулял, сражался, работал — и этого было почти достаточно, чтобы не думать о том, как быстро превращается в пепел окружающий его мир.