***
Покручивая в перепачканных ягодным соком пальцах снятый с шеи амулет, Чимин свободной рукой отодвигает от себя корзину и ложится спиной на мягкий сухой мох. Смотрит на лёгкие обрывки белых облаков, что скользят по прорывающемуся сквозь высокие пики сосен лазурно-голубому небу, и недовольно морщится, когда успокаивающее многоголосье леса, состоящее из пения птах, быстрой дроби дятлов и журчания бегущего неподалёку родника, нарушают шаги и негромкий разговор двух омег. Тэхён вынимает из заплечного мешка вышитое полотенце, расстилает его на ближайшем пеньке и выкладывает на него заботливо приготовленные с утра пирожки с мясом и флягу с холодным компотом. — Ты чего такой грустный? — интересуется Юнги, склоняясь над Чимином, и протягивает руку, помогая ему сесть. Не обращая внимания на угрюмый вид, усаживается рядом, с интересом поглядывает на амулет, который человек быстро прячет от чужого любопытного взгляда под свою корзину. Благодарно кивает головой, принимая из рук Тэхёна угощение, и, с аппетитом жуя пирожок, насмешливо продолжает: — Если уже успел не ту ягодку в рот засунуть, и брюхо скрутило, то иди к Сокджину — он поможет. — О, мы уже знакомы с Сокджином, — радостно восклицает Тэхён и вкладывает в руку Чимина пирожок. — Ещё бы вы с ним не познакомились, — фыркает Юнги. — Он — единственный лекарь на всю общину. Так что имейте в виду — если вдруг вы простынете, что-то не то сожрёте или вам просто приспичит поныть и пожаловаться на тяжелую судьбу — Сокджин к вашим услугам. Он и вылечит, и выслушает, и чаем напоит… И до конца осени практически всегда свободен. На всё услышанное Чимин лишь горько хмыкает. Не родился ещё на свет тот оборотень, который сможет понять его горе и тоску. Разве поможет ему Сокджин найти дорогу домой, и какое лекарство в силе затянуть душевные раны? — А что происходит с оборотнями в конце осени? — интересуется Тэхён и сразу озвучивает собственное предположение. — Начинается сезон болезней? — Каких ещё болезней? Это вы, люди, хлипкие существа, а оборотни — народ крепкий. Нас никакая хворь не берёт! — Юнги горделиво вскидывает голову, услышав, как прыскает от смеха Чимин, обиженно пихает его локтём, и объясняет: — Осенью у оборотней-омег начинается сезон течек и многие из них заканчиваются беременностями. Ну, у тех омег, которые хотят обзавестись потомством. — Раз в год что ли? — завистливо спрашивает Чимин. У него самого течки ещё не было ни разу, но по рассказам более старших омег он уже знает, что у людей она проходит раза три-четыре в год и ничем хорошим не заканчивается. Пак хорошо помнит, как однажды его папа чуть не умер, когда после очередной течки пил специальные отвары, помогающие предотвратить появления в их семье ещё одного ребёнка. Отец очень хотел сына-альфу, но точной гарантии им никто бы не дал, а желания растить ещё одного омегу у родителей не было. — И что значит «которые хотят обзавестись потомством»? В общине у омег есть выбор беременеть или нет? — Конечно, есть! — хлопает себя по коленям Юнги. — Если бы не было, то мы с Хосоком уже трижды стали бы счастливыми родителями. До брачных боёв оборотней у меня было три течки, и все я провёл с моим альфой… Вы чего так странно на меня смотрите? Оба омеги то ошарашенно переглядываются, не веря в услышанное, то с ужасом глядят на оборотня, который только что признался в своём непристойном прошлом. Чимина уже не удивляют достаток и доброжелательность общины — легко быть милым и приветливым, если нечего делить. Но то, что рассказал Юнги, понять невозможно. — Ты спал с Хосоком в то время, когда он не был твоим мужем? — на всякий случай переспрашивает Чимин. — Ты даже не был уверен, что вы в итоге станете супругами, но проводил с этим альфой все течки? — Угу, — согласно кивает головой Юнги, — а ещё мы трахались во время гона Хосока. Ну, и ещё несколько раз. Так, от нечего делать. — А если бы Хосок не выиграл в битве? — подхватывает за другом Тэхён. — Что сказал бы твой муж, узнав, что ты не девственник? — Не… Кто? — издевательски интересуется оборотень и разочарованно качает головой. — Вы оба лесным воздухом передышали, что ли? Кому нужна эта гребанная девственность, и нафига её сохранять, мучаясь от боли и желания? Течки, гоны… Такими нас создала природа, и мы не спорим с ней. Альфы помогают омегам, омеги — альфам. Это нормально и естественно, а также помогает сблизиться и хорошо узнать друг друга. Главное, чтобы всё было добровольно и не оставляло последствий в виде внебрачных волчат. Или вы думали, что ваши мужья ни разу в жизни на омег не залазили? — Юнги громко хохочет, поражаясь наивности сидящих напротив. — Уж поверьте мне — это не так. Чонгук не только красавец, но ещё очень жалостливый и отзывчивый — никому в помощи не отказывал. А к Намджуну во время его гона омеги только вдвоём решались… Юнги замолкает и непонимающе смотрит на Пака, который неожиданно пихает его в бок. Чимин старается сохранять спокойствие, но продолжать слушать оборотня уже нет никаких сил, хоть ему и абсолютно всё равно, сколько омег приходило удовлетворять похотливого кобеля Намджуна. — Ну, надо же, какая у вас, оказывается, весёлая жизнь, — рассерженно шипит Чимин. — Братство, взаимопомощь, дружеская поддержка… Так значит, мне уже надо начинать готовиться не только кормить чужих детей, но и чужих альф во время гона обслуживать? Так сказать, по-соседски. — А ты на соседей не засматривайся, — насмешливо фыркает в ответ Юнги, которого ярость человека только забавляет. — Ты теперь замужем и принадлежишь одному Намджуну. Всё, о чём я рассказывал, позволено исключительно свободным оборотням, и лично к тебе никакого отношения не имеет, можешь даже не мечтать. Или… — Мин сочувствующе смотрит в злобно прищуренные глаза Пака, — Намджун тебя не удовлетворяет? Не переживай, эту проблему легко решить. Иди к Сокджину! Он для твоего альфы такой травяной сбор составит, что будет стояк, как у… Юнги замолкает на полуслове, имитируя приступ кашля, и подозрительно вглядывается куда-то вдаль. — Заболтался я тут с вами, — бурчит под нос оборотень, поднимаясь с земли и стряхивая со штанов налипшие крошки. — Домой пора. Догоняйте. Тэхён тоскливо смотрит на уходящего и продолжающего недовольно ворчать Юнги и жалобно стонет: — Чимин, он же сейчас шутил с нами? Мне неприятно думать, что Чонгук успел побывать в кроватях всех омег общины. — Да какая нам разница, кого трахали наши альфы, — возмущенно отвечает Пак и резким движением руки стряхивает вцепившиеся в его рукав тэхёновы пальцы. — Нас под других альф не подкладывают — и на том спасибо. Пускай хоть вся община переебётся во главе с Намджуном, плевать я на это хотел. А Юнги отдельная благодарность за советы. Надо будет и правда к Сокджину заглянуть. Пусть он для Намджуна такой чай состряпает, чтобы у того в штанах всё отсохло! Ненавижу его, собаку! Чимин размашисто пинает валяющуюся у ног сухую ветку и, не оглядываясь, уходит за Юнги. Тэхён наспех засовывает обратно в мешок оставшиеся пирожки, почти пустую флягу и полотенце. Перекинув через плечо длинную лямку, подхватывает обе корзины и, крича ушедшим омегам подождать его, бежит следом.***
— Ненавижу Намджуна, — снова злобно шепчет Чимин на ухо Тэхёну, когда они попрощались с Юнги и медленно пошли по улице к своим домам. — Ненавижу его запах, вид и дебильную улыбку. Ненавижу всю общину, и как они тут живут. Никогда я к этому не смогу привыкнуть. Никогда! Ты уже узнал у Чонгука в какой стороне наша деревня? — Ты меня об этом каждый день спрашиваешь, — укоризненно шепчет в ответ Тэхён. — Потому что время уходит, а ты разговариваешь со своим альфой о чём угодно, но только не о самом главном. — И как, по-твоему, я должен это узнать? — оправдывается Ким. — Вот так запросто задать вопрос: «Послушай, любимый, а ты случайно не знаешь, в какую сторону мне нужно бежать, чтобы смыться от тебя обратно в свою деревню»? — Любимый? — Чимин удивленно приподнимает брови. — Ты называешь Чонгука любимым? — Ну… — тянет Тэхён, стыдливо пряча свой взгляд, — мы же мужья. А в семье принято ласково называть друг друга. — И кроме «любимого» ты больше ничего придумать не смог? — Вот не надо придираться к словам, — Ким вскидывает голову и смотрит прямо в насмешливые чиминовские глаза. — Чонгук добр ко мне, и я пытаюсь быть благодарным. Тебе тоже стоило бы получше присмотреться к Намджуну. Каждый раз, когда я слышу твои рассказы о муже, и то, что говорит о нём Чонгук, у меня складывается впечатление, что вы обсуждаете со мной двух разных людей. — Оборотней, — поправляет Чимин. — А какая разница? — Большая, — отчетливо выговаривает Пак, и в его сердце закрадывается нехорошее предчувствие. Они уже подошли к дому семьи Чон, на ступенях крыльца которого сидит хорошо знакомый альфа. Судя по немного шевелящимся губам, Чонгук что-то тихо напевает, обстругивая коротким ножом длинную деревяшку, но услышать его голос невозможно из-за визгов носящихся по улице детей и волчат. — Он не человек, а оборотень. Зверь… — Я всё это знаю, Чимин, — устало выдыхает Тэхён и мягко улыбается заметившему его мужу, который радостно машет рукой, но не подходит, не желая мешать разговору двух омег. — Но когда Чонгук рядом, ещё я понимаю, что если вдруг всё получится и мы сможем вернуться, то даже в родной деревне мне не будет так хорошо и спокойно, как в общине оборотней. Вяло махнув на прощание, Тэхён уходит в сторону крыльца, где его нетерпеливо поджидает поднявшийся со ступеней Чонгук. Чимин видит, как альфа забирает у Кима тяжелую корзину с ягодами и, обняв свободной рукой за плечи, уводит в дом. «Дурак! Какой же ты дурак, Ким Тэхён!» — думает Пак всю оставшуюся недолгую дорогу. Он осторожно толкает входную дверь и к своему величайшему неудовольствию видит, что Намджун уже дома. Вольготно развалившийся в кресле альфа пьёт горячий чай, с интересом поглядывая в окно. Он чуть щурится от поднимающегося вверх пара, жадно вдыхая исходящий от напитка аромат, и словно не замечает возвращения мужа. Чимин с громким стуком ставит у двери корзину и уходит к умывальнику. Долго плещет водой на раскрасневшееся лицо и оттирает едким мылом перепачканные соком черники пальцы. Насухо вытирается висящим рядом свежим полотенцем, незаметно поглядывая на Намджуна, и невесело размышляет, что пора накрывать к ужину стол, обслуживая оборотня. Омега продолжает верить, что сможет вернуться, и привычно тянется рукой к висящему на груди амулету. Который он в лесу снял с шеи, спрятал от навязчивого Юнги под корзину и благополучно забыл. Чимин шумно втягивает носом воздух и с силой жмурится, чувствуя внезапное жжение в глазах. Сглатывает застрявший в горле склизкий ком и поспешно отворачивается от внимательного взгляда повернувшегося в его сторону Намджуна. Омега нервно теребит пальцами ворот рубахи и кусает губы. Сам себя убеждает, что для расстройства нет никаких причин и уже завтра утром он обязательно разыщет в лесу пропажу, но глупая потеря последнего напоминания о родном доме и семье вызывает то, до чего не смогло довести омегу ни похищение оборотнями, ни насильное замужество, ни ужас и безысходность ночей. Потеря амулета вызывает слёзы. Чимин закрывает ладонями жалобно сморщенное лицо. Он крупно вздрагивает плечами и задерживает дыхание, пытаясь задушить в себе позорные рыдания, но плачет лишь сильнее, когда, подчиняясь строгому требованию, сбивчиво объясняет встревоженному Намджуну случившееся горе. Альфа, утянувший омегу на свои колени, растерянно гладит его по волосам и хмурит брови, стараясь сквозь громкие всхлипы и подвывания разобраться в причине безудержных слёз, и когда ему это удается — облегчённо хмыкает и суёт в руки омеги кружку с недопитым чаем. Он ставит Чимина на ноги и сам поднимается следом, чтобы уже в следующее мгновение усадить омегу обратно в кресло. — Будь дома, — небрежно бросает альфа и выходит за дверь. Он возвращается, когда успокоившийся Чимин мрачно допивает вторую кружку чая, и протягивает забытый в лесу амулет. — Где ты его нашел? — Чимин быстро забирает из чужой ладони свою вещь и вешает на шею. Кожу холодит изрядно обслюнявленная шнуровка, и омега понимает — волк нёс амулет в зубах. — Там, где ты потерял, — равнодушно отвечает оборотень.