***
Тревога наполняет сердце Чимина, когда он идёт по широкой дороге общины. Наспех завершая свои дела, выходят из домов омеги. Не скрывая ликования, стремительно пробегают альфы, обгоняя и игриво подпихивая в спину. Прикормленные соседские дети хватают за руки и нетерпеливо тянут Пака в сторону сердца поселения, безостановочно скуля, что если тот не поторопится, то всё самое вкусное съедят без него, но, сталкиваясь с хмурым отказом, оставляют в покое и, напоследок шуганув выглянувших из кустов куриц, уносятся вперёд. Чимин болезненно морщится, когда до него начинают доноситься всё усиливающиеся пугающие звуки, и единственное в чём уверен омега — он не хочет даже находиться рядом с обезумевшими от счастья оборотнями, и уж тем более не желает участвовать во всём происходящем. Он плетётся всё медленнее, раздумывая, что ещё не поздно развернуться и незаметно уйти домой. Заняться приготовлением пищи или уборкой и потом объяснить мужу своё отсутствие невозможностью бросить начатые дела, но не успевает. — Ты чего ползёшь, как улитка? — возмущается внезапно подскочивший Юнги. — Намджун брошенным щенком по поляне бегает, тебя ищет, а ты кур считаешь! — А не пошёл бы ты, — Чимин злобно сощуривает глаза, — к Хосоку, пока он тоже тебя не потерял. — Не потеряет, я отпросился, — хохочет в ответ Мин, довольно облизывая вспухшие от поцелуев ярко-бордовые губы. Он крепко обхватывает ладонью чужое запястье и бежит, волоча едва поспевающего омегу. Чимин, боясь упасть, быстро перебирает ногами и смотрит прямо перед собой, чтобы не запнуться о неровность дороги или случайно валяющийся на пути камень. Он не оглядывается и не замечает ничего вокруг, когда Юнги с разбега врывается в суетящуюся толпу и внезапно отпускает его руку. Звуки, цвета и запахи обрушиваются ледяной волной ужаса, и Чимин беспомощно округляет рот, забывая, как нужно дышать. Перед глазами разворачивается картина происходящей на поляне безжалостной кровавой бойни. Стоящие на широких деревянных телегах альфы скидывают в руки своих собратьев связанную, извивающуюся дичь. Чонгук подхватывает визжащего вепря, умело завязывает вокруг его задних копытец длинную верёвку и перекидывает другой её край через одну из толстых перекладин, на которых в день свадьбы были натянуты пестрые купола праздничных шатров. Тянет на себя, подвешивая истошно орущее животное вниз головой, закрепляет верёвку и вновь убегает к возам. Хосок ловко уворачивается от удара уже подвешенного, но по-прежнему сопротивляющегося пятнистого оленя, и призывно машет рукой спешащему Юнги. Придерживая за рога голову животного, вспарывает когтями его открытое горло, и омега подставляет под хлынувший поток крови принесённое ведро. Сокджин сильными руками сдирает шкуру с ещё трепыхающейся туши кабана и чудом сохраняет равновесие, когда в него с разбега врезается стайка волчат с окровавленными мордами, которые гоняют по поляне забавы ради отданного на растерзание ошалевшего от страха зайца. Стоящий рядом с лекарем омега факелом опаляет сложенные в широкую лохань головы дичи, ласково убеждая нетерпеливо притопывающих ногами детей чуть-чуть подождать. Визги вепрей, раскатистый смех оборотней, предсмертный рёв животных, восторженное тявканье и рычание волчат — всё это оглушает Чимина, а воздух, пропитанный запахами крови, пота и шерсти, горячим свинцом заливает лёгкие. Перед глазами мелькают суетящиеся омеги. Альфы, чьи руки по локоть перепачканы липко-алым. А дети с мерзким хрустом жуют отрезанные у кабанов и оленей опалённые уши, щедро предлагая поделиться лакомством с человеком. Блестит на солнце свежая плоть подвешенной туши, от которой Хосок небрежно отковыривает когтями небольшой кусок и незамедлительно отправляет в рот, а сидящий на корточках у его ног Юнги, поддаваясь искушению, жадно зачёрпывает ладонью собранную в ведро кровь и подносит к своим губам. — Чимин! Омега затравленно оглядывается и видит как Намджун, кинув очередного зайца в толпу азартно щёлкающих зубами волчат, широко улыбается и идёт навстречу. Альфа протягивает к мужу руки и непонимающе хмурится, когда тот испуганно пятится назад. Чимин не сводит взгляда с чужих окровавленных пальцев и мотает головой, безмолвно запрещая прикасаться к себе. Отходит всё дальше, шаг за шагом оказываясь ближе к краю поляны, а когда желудок скручивает спазмом — резко разворачивается и убегает прочь. Он, задерживая дыхание и зажимая рукой рот, стремительно бежит к ближайшему кустарнику. Падает на колени и низко опускает голову, позволяя вырваться наружу съеденному накануне завтраку. Чимина рвёт долго и мучительно, до слёз и горькой желчи. Он отплёвывается и жадно хватает глотки недостающего воздуха, но все внутренности словно выкручивает в жгут, и омега снова и снова содрогается всем телом от очередного приступа рвоты. — Чимин, ты заболел? Мне позвать Сокджина? Омега вяло отталкивает опустившуюся на его плечо ладонь альфы и невнятно мычит, отказываясь показываться лекарю. Дрожащими руками стягивает с себя рубаху и вытирает мокрое лицо и рот, после чего отбрасывает испачканную слезами, соплями и желудочным соком ткань куда-то в сторону и слабо отбивается, когда альфа обнимает за талию и прижимает к себе. — Ты уверен, что с тобой всё в порядке? — недоверчиво переспрашивает Намджун. — Уверен, — Чимин с трудом ворочает языком. Он поднимает голову и пристально смотрит в чужие глаза. — Зачем вы поступаете так жестоко? — О чём ты сейчас говоришь? — непонимающе интересуется альфа, чуть склоняя вправо голову. — Зачем вы устраиваете общую бойню? Почему не умерщвляете пойманных животных в лесу? — А, ты об этом, — Намджун улыбается краешками губ. — Потому что охота длится несколько дней, а вся дичь должна прибыть в общину свежей. Мы загоняем животных в ловушки и ямы, и в последний день собираем всех, кого удалось поймать. Чимин, пойми, — альфа кончиками пальцев осторожно убирает с бледного лица омеги прилипшую чёлку, — мы не можем ходить на охоту каждый день. Если зверьё постоянно тревожить, то оно уйдёт, и леса очень быстро опустеют. Мы охотимся раз в полтора-два месяца. Оборотень смотрит ласково и открыто. Словно неразумному ребёнку, терпеливо объясняет и мягко убеждает омегу в своей правоте, но тот продолжает прятать взгляд и до боли стискивает зажатый в кулаке амулет. Чимин не понимает и никогда не сможет принять. — Идём домой, — принимает решение Намджун и, не дожидаясь согласия, берёт омегу на руки. — Тебе нужно отдохнуть. Ночью будет праздник, и ты обязан на нём присутствовать. Чимин хочет ответить, что никуда он не пойдёт и после всего увиденного плевать ему хотелось на праздник, Намджуна и всю общину в целом, но вовремя захлопывает рот и лишь обессиленно склоняет голову на чужое крепкое плечо.***
Они выходят из дома, когда чёрные, размытые ночной тьмой очертания мягко озаряются светом взошедшей на небо желтой, как глаза оборотня, луной. Опасаясь упасть, Чимин сильнее сжимает ладонь альфы, переплетает с ним пальцы и чувствует несильное успокаивающее пожатие. Намджун делает глубокий вдох, и омега с трудом давит в себе ехидный смешок, внезапно понимая, что оборотень предпочёл бы сейчас остаться дома, а не идти на праздник общины. Чимин пытается незаметно сглотнуть набежавшую слюну, когда до него доносится дразнящий аромат жареного на костре мяса. Весь день он не прикасался к предложенной мужем пище, сначала из-за приступов тошноты, потом — из-за вредности, и сейчас пустой желудок противно и болезненно тянет от голода. Омега садится на жесткую скамью и нетерпеливо барабанит пальцами по столешнице. Борясь с желанием немедленно схватить и засунуть в рот хоть что-нибудь съестное, игнорируя тот факт, что ни один из присутствующих не приступил к трапезе, Чимин оглядывается по сторонам. На поляне вновь натянуты шатры, а пролившиеся в этот день ручьи и брызги крови тщательно засыпаны свежим песком. Омега с удивлением замечает весело щебечущего с Чонгуком Тэхёна. Они оба сидят за дальними столами, и Чимин, хоть не сразу, но понимает — сегодняшний праздник посвящён охотникам, и именно поэтому Намджун, Хосок и много других альф и их мужья, имен которых Пак не знает, расположились за столом, максимально близко стоящему к жертвенному алтарю. С шумным треском горят расставленные по периметру факелы. На жарко пылающих углях исходят чудесным ароматом туши жирных кабанов. Столы щедро заставлены мисками, блюдами и кувшинами. Всё это Чимину знакомо, также проходил в общине День Свадеб, но сейчас он невольно сжимается и сутулит плечи — поляну, словно саваном, накрыла тревожная тишина, нарушаемая лишь неторопливой беседой непривычно сдержанных в проявлении эмоций оборотней. Омега пытается заглянуть в глаза Намджуну, силясь найти в непроницаемом жёлтом взгляде ответ или хотя бы утешение, но тот, погружённый в невесёлые мысли, хмурит брови и почему-то неотрывно смотрит на жертвенный алтарь. Не добившись успеха, Чимин старается встретиться взглядом с сидящим напротив Юнги, чьи губы зацелованы в кровь, а тонкая кожа шеи и виднеющихся в прорези ворота рубахи ключиц покрыта багрово-синюшными отметинами. Точно так же разукрашен прижимающий к своей груди омегу Хосок, и оба супруга, увлёченные непрекращающимися поцелуями, не замечают ничего вокруг. Чимину не нравится крепко сжавший губы Намджун. Не нравится Юнги, показательно жмущийся к своему альфе. Но особенно сильно не нравится разнервничавшийся Чонгук, который чуть ли не подпрыгивает на скамье, с трудом сдерживая собственное волнение. Разговоры, перешёптывания и звуки поцелуев соскучившихся супругов смолкают, как только на песок поляны ступает вожак. Несколько сотен пар глаз почтительно следят за каждым жестом вставшего за алтарём пожилого альфы. Вожак бережно оглаживает морщинистой ладонью ровную поверхность камня и чуть растягивает губы в улыбке. — Сегодняшний праздник — ночь гордости. Мы все признательны и благодарны охотникам, что наши погреба вновь заполнены тушами дичи, — порывом ветра проносится по поляне зычный голос альфы. — Сегодняшний праздник — ночь памяти. Мы вспомним тех наших братьев, кто не сумел вернуться домой. Пожилой альфа, приложив к груди ладонь, выдерживает недолгую паузу, и оборотни, повинуясь вожаку, склоняют в почтении головы. — Сегодняшний праздник — ночь радости. На этот раз духи были к нам благосклонны, и охота прошла без потерь и тяжелых ран. Пришло время нам отблагодарить духов священной луны. Оросим алтарь кровью принесённой жертвы! Царящая на поляне гробовая тишина взрывается одобрительным рёвом, а вожак достаёт из-за широкого пояса длинный кинжал. Чимин, ища защиты, невольно вцепляется в руку Намджуна и с ужасом смотрит, как на вознесённом над алтарём тонком остром лезвии искрится серебром бледный свет луны. Он прижимается всем телом к мощному плечу альфы, мысленно моля спрятать от чужих выискивающих глаз. Чимин боится напрасно — в эту ночь взор вожака останавливается не на нём, и омега, заглушая вскрик, обеими ладонями зажимает себе рот, услышав: — Тэхён… Подойди ко мне.