***
— Почему он в нашем доме, а не рядом со своим мужем? — едва переступив порог раздражённо интересуется Намджун. — Он сам попросил отвести его к Чимину. Не мог же я привести его обратно на поляну, — пожимает плечами Сокджин, сидящий на корточках перед сжавшимся в кресле Тэхёном. В комнате душно пахнет валерианой и лепестками пиона, аромат которых исходит от остывающего на окне котелка, но плачущий взахлёб омега продолжает отталкивать кружку с заботливо заваренным успокаивающим чаем, не соглашаясь сделать даже пару глотков. Лекарь укоризненно качает головой и встаёт на ноги, уступая место подскочившему к креслу Паку. — А Чонгук сейчас где? — снова спрашивает Намджун, складывая на груди руки. — Он ушёл, — всхлипывает Тэхён, опережая с ответом открывшего было рот Сокджина. — Перевоплотился в волка и убежал в лес. Он был так зол на меня! — И это неудивительно. — Что неудивительно? — огрызается Чимин, и Намджун, тяжело вздохнув, закатывает к потолку глаза. — Что Тэхён не сможет хладнокровно перерезать кому-то горло? Или для всех вас стало новостью, что мы — люди, омеги, и, в отличие от оборотней, не привыкли равнодушно убивать? — Вы живёте в поселении оборотней, — жёстко выговаривает альфа. — Вы мужья оборотней и будущие родители оборотней. Отныне вы — часть общины. — Тэхёну была оказана большая честь первым принести жертву духам священной луны, — вмешивается в разговор супругов Сокджин. — Чонгук знал это и дал своё согласие. — А я всё испортил! — отчаянно взвизгивает Тэхён, отчего сидящий у его ног омега перепуганно отшатывается назад. — Испортил всем праздник. Разочаровал мужа. — А обо всем, что будет происходить на празднике, заранее тебя муж предупредить не мог? — злится Чимин. — Доверие — это первое, чему учатся все пришедшие в общину люди, — мягко объясняет лекарь. — Помощь и взаимовыручка, уважение к традициям и беспрекословное их выполнение, умение довериться своему собрату и быть уверенным, что он не подведёт — вот что является гарантией мирной и счастливой жизни каждого оборотня. Люди живут обособленно, община — одна целая и неделимая семья. — Неужели? И по-твоему община обошлась с ним по-семейному ласково? — язвительно восклицает Чимин, указывая на плачущего в кресле Тэхёна, который уткнулся лицом в подтянутые к груди колени. Смерив презрительным взглядом замолчавших альф, он склоняется над омегой и успокаивающе гладит по волосам. Пытаясь разобраться, что так сильно его могло расстроить, спрашивает: — Расскажи мне, что произошло после того, как вы ушли с поляны? — Чонгук, не глядя на меня, привёл к дому и оставил перед крыльцом, — вытирая кулачками мокрые глаза послушно отвечает Тэхён. — Что ещё он сделал? Чонгук тебя ударил? — Ким отрицательно мотает головой. — Накричал на тебя? — снова нет. — Так что тогда случилось? Из-за чего ты плачешь? — Ты не понимаешь, — тихо шепчет Тэхён. — Мой муж не смотрел на меня. Омега убирает от своего лица руки и Чимин невольно втягивает голову в плечи, не выдерживая чужого взгляда, полного тоски и душевных страданий. Трагично скривив губы, Тэхён оглядывается по сторонам, глазами ища поддержки, но не у сидящего у ног Чимина. Его взор обращён на стоящих неподалёку альф. — Чонгук оставил меня. Ничего не объясняя, бросил у захлопнутой двери, и я стоял совсем один, не зная, имею ли я право после всего случившегося заходить в наш дом. Намджун, как мне теперь жить? Что мне делать, если Чонгук не вернётся? — Куда он денется-то? — хмыкает альфа. — По лесу побегает и прискачет обратно. — А если нет? — с нажимом спрашивает Тэхён и поджимает вновь задрожавший подбородок. — Или ещё хуже. Что мне делать, если он вернётся, но больше не будет меня любить? Он был добр ко мне, всегда заботился и смотрел так, как будто я главная ценность в его жизни. А я… Я всё испортил. Глухо воя, Тэхён снова утыкается лбом в свои колени, Сокджин предпринимает очередную попытку напоить его уже совсем остывшим чаем, Намджун, скрестив на груди руки, прохаживается по комнате. А Чимину всё происходящее кажется бредом. Это похоже на какой-то страшный сон, вот только проснуться не получится. Его друг, Тэхён, который ещё вчера клятвенно обещал, что непременно узнает у кого-нибудь дорогу домой, теперь называет своим домом жилище оборотня и заливается слезами от одной только мысли, что альфа может его… Что? Разлюбить? — Молодые альфы так глупы и несдержанны, — осуждающе качает головой Сокджин. — Рассердился, расстроил своего мужа… — Вот поэтому оборотни против того, чтобы в брачных боях участвовали незрелые щенки, — наставительно добавляет Намджун. — Хоть альфа выиграет, хоть проиграет — всё равно от этого одни проблемы. — Это решаешь не ты! Все трое оглядываются, а Тэхён мгновенно замолкает, когда по комнате проносится знакомый звонкий голос. Чонгук решительно переступает порог и широкими шагами идёт к замершему в кресле омеге, но внезапно натыкается на преграду в виде вставшего на его пути Чимина. — Я пришёл забрать своего мужа, — с трудом сдерживая ярость, цедит Чонгук, наклоняясь к сжавшему кулаки Паку. — Забирай поскорее. — Никого ты не заберёшь! Обе фразы звучат одновременно, и говорящие Намджун с Чимином обмениваются укоризненными взглядами, но уже через мгновение омега взвизгивает и протестующе бьёт по спине мужа, стремительно перекинувшего его через плечо. Чонгук угасшим взглядом рассматривает сжавшегося в кресле Тэхёна. Он несмело подходит ближе и осторожно прикасается кончиками пальцев, боясь получить в ответ жест отторжения, но омега остаётся неподвижен, и альфа опускается перед ним на колени и обхватывает руками. — Тэхён, — тихо зовёт, потираясь щекой о спутанную чужими руками макушку, — прости меня. Оборотень жалобно ноет, продолжая обнимать и легонько тормошить омегу, но тот продолжает прятать раскрасневшееся лицо. — Ну, пожалуйста, прости. Посмотри на меня. От того Чонгука, которого Чимин помнит на празднике, не осталось и следа. Альфа, несколько часов назад не желающий видеть своего омегу, теперь брошенным щенком жмётся к его ногам и тихо скулит, умоляя об одном только взгляде. — Тэ, я так виноват перед тобой. Ты же простишь меня, правда? — Чонгук судорожно прижимает к себе протянувшего руки омегу и от облегчения прикрывает глаза, чувствуя, как тонкие тэхёновские пальцы зарываются в его волосы, привычно перебирая вплетённые в пряди бусины. Омега всё ещё не смотрит, но теперь прижимается щекой к груди своего мужа и тот понимает, что уже прощён. — Давай пойдём домой? Я очень устал и есть охота. Ты, наверное, тоже проголодался, а Юнги с Хосоком нам столько всего вкусного натащили. Весь стол заставили… Я так испугался, когда вернулся домой — а тебя там нет. Пока искал, где ты, думал, что свихнусь от беспокойства, честное слово! Продолжая болтать какие-то глупости, Чонгук осторожно берёт на руки жмущегося и согласно кивающего головой Тэхёна и, напоследок злобно зыркнув на пытающегося вырваться из рук мужа Чимина, уходит с ним прочь. Следом за ними направляется к выходу лекарь, ворчливо бурча себе под нос, что ни за что на свете он не выйдет биться за человека. — Почему ты разрешил Чонгуку увести Тэхёна? — продолжает возмущаться Пак, когда Намджун опускает его на пол, а Сокджин выходит за порог, плотно закрывая за собой дверь. — То, что произошло сегодня — это обычное недопонимание между супругами, Чимин, — терпеливо объясняет Намджун. Он подходит к распахнутому окну и, подцепив пальцами край стоящего на подоконнике котелка, выплёскивает во двор его содержимое. Наливает немного воды и начинает деловито мыть посудину. — Ни ты, ни я, ни кто-либо ещё из общины не имеет права вмешиваться в их отношения. У оборотней так не принято. Мы не хвастаемся любовью и заботой своих мужей, чтобы ненароком не вызвать зависть; мы не жалуемся на возникшие проблемы, чтобы не очернять своего мужа в глазах всей общины. Всё очень просто: альфа выбрал омегу — альфа несёт ответственность за свой поступок. Чонгука за уши к алтарю никто не тянул. Сам вышел, не имея ни малейшего представления, каково это, взять в мужья человека — самому теперь с этим и разбираться. И сегодняшний вечер показал ему, что на Тэхёна нужно не только глазеть с обожанием, но и всячески помогать ему и оберегать от своих же необдуманных решений. Чонгук был ослеплён страстью, теперь он наконец-то сможет трезво оценивать возможности своего омеги. — Если ты знал, что Чонгук принял ошибочное решение, то почему не рассказал обо всём мне? Почему не позволил заранее предупредить Тэхёна? — Потому что ты меня ни о чём не спрашивал. Услышав ответ, омега от возмущения захлебывается воздухом. Каким образом он должен был догадаться, что с ними может произойти что-то подобное? И всё же, немного поразмышляв, омега приходит к выводу, что в данном утверждении есть доля справедливости. — Хорошо, — Чимин решительно отодвигает один из стульев и, готовясь к долгому разговору, садится за стол и складывает перед собой руки, сплетая пальцы в замок. — Раньше я не задавал тебе вопросов, а вот сейчас мне не терпится кое-что узнать: где все те люди, которых забирали оборотни в прошлые годы? — Не думаю, что ты когда-либо с ними увидишься, — задумчиво тянет Намджун и чуть хмурит брови, в уме прикидывая шансы омеги на случайную встречу. Он тщательно обнюхивает отмытый котелок. Довольно кивнув головой, наливает в него порцию свежей воды и подвешивает на крюк в очаге. Для большего жара подбрасывает в пламя пару поленьев и садится за стол напротив Чимина. — Дело в том, что наша община не единственное поселение оборотней. Есть ещё два, но то, в котором живём мы образовалось относительно недавно. Двадцать лет назад молодые семейные пары выбрали вожака и, взяв с собой детей, необходимые вещи и немного скота, ушли из разросшейся по численности общины. Среди них не было омег-людей, ведь оборотням пришлось начинать всё с самого начала — расчищать лесную землю для пашни и выпаса стада, налаживать быт и охоту, строить жилища, сажать сады. Двадцать лет у поселения не было нужды брать в общину людей, но теперь выросло новое поколение оборотней, и на совете вожаков было принято решение — следующие десять лет омег из человеческих деревень забирать будем мы. Услышав булькающие звуки закипевшей воды, Намджун встаёт и подходит к очагу. Он быстро кидает в котелок горсть засушенных трав и лепестков, помешивая ложкой, дожидается, когда чай заварится, и наливает его в две кружки, одну из которых ставит на стол. Облокотившись о стену, оборотень с явным удовольствием пьёт свою порцию чая, и чуть улыбается, когда омега обхватывает стоящую перед ним кружку двумя ладонями и делает осторожный глоток. — Не обижайся на Чонгука и не думай, что он желает Тэхёну зла, — продолжает разговор Намджун ласковым, успокаивающим голосом. — До брачных боёв он никогда не видел людей и даже предположить не мог, что возможность принести жертву, которая для каждого оборотня является великой честью, окажется невыполнимой задачей для неподготовленного человека. — А ты людей раньше видел? — глухо бубнит в кружку Чимин, уже догадываясь о последующем ответе. — Видел, — согласно кивает головой Намджун. — Я общался с людьми и знал, что ты не сможешь принести жертву священным духам луны, чем вызовешь гнев всей общины. Я попросил вожака дать тебе немного времени, объяснил, что ты ещё не готов. Он не отказал мне в этой просьбе. — А как же Тэхён? — взволнованно вскидывает голову Чимин, услышав про возможный гнев всех оборотней, который теперь обрушится на его друга. — Не переживай об этом, — мягкая улыбка озаряет лицо альфы. — Тэхёну помог Чонгук, жертва была принесена, и это случившееся небольшое недоразумение уже всеми забыто… Но с тобой будет всё по другому, — Намджун внезапно становится серьёзен, и от его строгого взгляда омеге как-то не по себе. — Ты — муж главного охотника, участие в подобном ритуале — твоя прямая обязанность. Готовься к этому, Чимин. Через два месяца приносить жертву будешь ты. — Что будет, если я откажусь? — Ты не имеешь права отказаться, — твёрдо отвечает альфа. — В общине нет места тем, кто не разделяет наших взглядов и не следует нашим традициям. Нянчиться и уговаривать никто не станет. Тебе не простят несогласие или ошибку. «Оборотни умеют очень жестоко наказывать». Чимин невольно вспоминает сказанную ранее фразу Юнги и с отвращением отодвигает кружку с недопитым чаем. Как же всё просто у оборотней: ты либо с ними, либо против них! Омега встаёт из-за стола и подходит к окну, отворачиваясь спиной к альфе. Делает несколько глубоких вдохов ночного свежего воздуха. — Какое наказание ожидает людей, которые не желают становиться частью общины? Омега смотрит в распахнутое окно. Не пытается оглянуться, чтобы встретиться взглядом с внезапно замолчавшим Намджуном. Чимин неотрывно глядит, как яркий круг луны, освещающий дорожку перед домом и бросающий игривые серебряные блики на пышную крону деревьев, внезапно меркнет от набежавшего плотного облака. Молчание альфы длится мучительно долго, его взгляд почти ощутимо скользит по неестественно прямой, напряженной спине. И до омеги доносится ответ: — Смерть. Альфа устало трёт ладонями лицо и отталкивается плечом от стены. Медленно проходит мимо замершего Чимина, чтобы тяжёло опуститься в кресло, которое ещё совсем недавно было занято Тэхёном. Оборотень парой ловких движений распутывает шнуровку, стягивающую ворот его рубахи. — Подойди ко мне. Прикусивший нижнюю губу Чимин, выходя из оцепенения, часто моргает и бросает на мужа беглый взгляд. Увидев призывно протянутую ладонь, недовольно дёргает плечом, но всё же осторожно подходит ближе. Он становится достаточно далеко, стараясь оставаться недосягаемым для прикосновений, и Намджун лениво наклоняется вперёд. Рука оборотня ложится на омежье бедро, мягко поглаживает через тонкую ткань, скользит выше и по животу, приподнимая мешающийся подол рубахи, и сжимает пальцами завязки просторных штанов. Чимин делает несколько мелких шажков, когда Намджун, вновь откидываясь спиной в кресло, утягивает его за собой, крепко схватив за тонкие ремешки. Он стоит между широко разведенными ногами оборотня, так близко, что упирается коленями в край кресла. — Посмотри мне в глаза. Омега шумно сопит, продолжая разглядывать длинные пальцы, теребящие завязки его штанов. Он хмурится и упрямо сжимает губы, не желая выполнять очередной приказ, но терпение альфы кажется бесконечным. Молчаливое противостояние затягивается на долгие минуты и омега сдаётся, переводя свой взгляд на смотрящие в упор глаза оборотня. Желтые. Пронзительные. И удивительно тёплые. — С тобой этого никогда не случится. Ни-ког-да, — негромкий голос альфы звучит чётко и уверенно, и омега расслабляется под чутким взором. — Я всегда буду рядом и не дам оступиться. Я выбрал тебя не для того, чтобы потерять. Ладони Намджуна обхватывают Чимина за талию, и тот позволяет альфе усадить себя на колени. Лицом к лицу. Так близко, что оба чувствуют чужое сбившееся дыхание. Омега шире раздвигает ноги, пытаясь удобнее оседлать бедра оборотня, и упирается рукой в спинку кресла, но ладонь Намджуна давит между лопаток, вынуждая лечь на его грудь. — Всё будет хорошо, Чимини, — щекочет кожу горячим выдохом. — Верь мне, и всё у нас будет хорошо. Омега чуть поворачивает голову, укладывая её на плечо и утыкаясь носом в шею альфы. Он глубоко дышит тяжёлым запахом оборотня и скользит ладонью по крепкой груди. Невесомо очерчивает кончиками пальцев выпуклости мышц и тянется ещё выше, чтобы прикоснуться, ощутить жар открытой кожи, что виднеется через распахнутый ворот рубахи. Чимин позволяет слишком многое, но не пытается останавливать себя. Близость альфы, его уверенность и сдержанность кажется нестерпимо волнующей, и омега быстро облизывает губы, чтобы, окончательно сойдя с ума, прижаться ими к чужой щеке. Почувствовав смазанный поцелуй, альфа шумно втягивает носом воздух и напрягается всем телом. Он крепче стискивает омегу в своих объятиях, и тот довольно хмыкает, внезапно осознавая свою власть над зверем — его волк до жути жаждет ласки. Чимин уже смелее ведёт губами по чужому лицу — влажно помечает линию челюсти, коротко прикасается к нервно дёрнувшемуся уголку рта — и едва успевает откинуть назад голову, когда оборотень поворачивается к нему. — Как ты себя чувствуешь? — хрипло спрашивает Намджун. Плохо. Очень плохо. От всех событий этого бесконечного дня Чимину хочется беспомощно сжаться комком, забиться в самый темный угол дома или целиком закутаться в одеяло. Тихо выть от беспомощности и мотать головой, чтобы избавиться, вытряхнуть нагромоздившиеся в ней мысли и образы. А ещё хочется забыться хоть на короткий миг. Не вспоминать больше кровавую бойню, блеск жертвенного кинжала и то, как отчаянно жался к Чонгуку заплаканный Тэхён, находя в своём муже успокоение. Чимин желает того же — хотя бы ненадолго почувствовать, что он не один, что он любим и оберегаем, принять необходимое утешение и набраться сил, пускай в дальнейшем эти силы будут направлены против того, кто их даёт — и вместо ответа омега обвивает руками шею альфы и подаётся вперёд. Он несмело прикасается губами к приоткрытому рту альфы, нежно целует и не пытается отстраниться, когда Намджун, укладывая ладонь на омежий затылок, осторожно притягивает ближе. У Чимина нет сил сопротивляться ни желаниям мужа, ни своим собственным. Он ужасно соскучился по ласкам, по согревающему теплу сильных рук, по мучительному удовольствию, которое не получал целых шесть дней. Альфа не торопится. Боясь спугнуть льнущего к его телу мужа, целует осторожно, сдерживая бурлящую страсть, но в этот вечер омега настроен решительно. Чимин ведёт бедрами, потираясь пахом о возбужденный член оборотня через двойную преграду в виде мешающейся тонкой ткани. Он хочет большего. Немедленно. Прямо сейчас. И жарко выдыхает, когда оборотень задирает вверх рубаху и, ловко распутав завязки, стягивает его штаны до самых упирающихся в кресло колен. Ладони Намджуна пьяно блуждают по чиминовской спине, дразня поглаживаниями и едва уловимым царапаньем когтей. Растирают поясницу и мнут упругую задницу. Не давая ни на секунду прервать поцелуй, оборотень одной рукой удерживает голову сладко всхлипывающего омеги, другой — ведёт по желанной впадине между разведённых ягодиц и прижимается подушечками пальцев к плотно сжатым мышцам, наощупь проверяя, достаточно ли выступило смазки. — Будет немного больно, — извиняюще шепчет. — Потерпи чуть-чуть. Намджун понимает — так делать нельзя. Лучшим решением было бы оторваться от Чимина, потерять несчастную минуту, но добраться до мягкой и удобной кровати. Долго вылизывать и растягивать своего непривычно податливого мужа. Но тот требовательно трётся о член, невыносимо просяще хнычет, и альфа, поддаваясь искушению, вскидывает вверх бёдра, наконец освобождаясь от собственных штанов. Чимин довольно улыбается, когда чувствует упирающуюся в его анус крупную сочащуюся смазкой головку, но тут же тонко вскрикивает и невольно дергается вперёд от прострелившей поясницу боли. — Тише, мой хороший. Сейчас пройдёт. Намджун, обхватив рукой, крепко удерживает на месте пытающегося соскочить с члена Чимина. Коротко целует в болезненно сжатые губы, а когда омега немного расслабляется — делает первый несильный толчок. Оборотень начинает неторопливые движения, с каждым разом погружаясь всё глубже. От ощущения потрясающей наполненности омега жадно глотает воздух ртом и, напрягая дрожащие мышцы ног, прогибается в спине и приподнимает задницу. Он всем телом скользит чуть ниже, позволяет оборотню брать его, и сам неумело раскачивается на чужих бёдрах, сбиваясь и не успевая за убыстряющимся заданным Намджуном ритмом. Чимин не знает, что может быть лучше. Взаимные голодные ласки, бешеный темп и смазанные мокрые поцелуи по щекам и вздувшимся венам шей. Омега открыто стонет, больше не смущаясь своей страсти и не скрывая дикого желания. Он сходит с ума и жаждет быстрой разрядки. — Я хочу кончить. Сейчас. Звучит бесстыдно и капризно, и альфу ведёт от этой просьбы. Утробно зарычав, Намджун срывает вцепившиеся в его плечи руки и, поддерживая под спину, толкает Чимина назад. Свободной ладонью обхватывает омежий член, крепко зажимает в кулаке, большим пальцем надавливая на раскрасневшуюся головку, и быстро скользит по стволу, не прекращая мощно втрахиваться в разгоряченное тело. От накрывшего яркого оргазма у Чимина перехватывает дыхание и закладывает уши. Он кончает, выпачкивая их с альфой животы спермой и обессилено падает на бешено вздымающуюся грудь, чувствуя как его заполняют упругие струи семени. Омега глубоко дышит и щурится от удовольствия, ощущая внутри себя пульсирующий член оборотня, разбухающий узел которого мягко давит и до предела раздвигает растянутые мышцы ануса. Теперь не хочется спешить. Хочется долго нежиться в объятиях. Прикрыв глаза и не двигаясь, позволить себе насладиться минутами сцепки, а после — крепко уснуть счастливым и приятно вымотанным. Но оборотню этого мало, и Чимин сильнее обхватывает руками шею альфы, когда тот встаёт с кресла и уносит его в спальню.***
— Я рад, что ты начал присматриваться к Намджуну, — заявляет Тэхён, когда Пак приходит к нему в гости на следующий день после злополучного праздника охотников. — По моей походке вся община может догадаться, как мы всю ночь друг к другу «присматривались», — с напущенным недовольством бурчит в ответ Чимин и, морщась от саднящей боли в заднице, аккуратно присаживается на стул. — Намджун, кстати, выглядит тоже не лучшим образом. Не выспался — морда помятая, глазищи красные… Так ему и надо! — Да я вообще-то имел в виду, что впервые вижу тебя после ночи с мужем без синяков и царапин на руках, — потирая шею, неловко мямлит Тэхён и, потоптавшись на месте, возвращается к прерванному приходом гостя делу. — Чем ты занимаешься? — удивляется Пак, наблюдая, как омега самоотверженно оттирает закопченые котелки. — Уборкой, — коротко отвечает Ким. Он недолго любуется на собственное отражение в до блеска отмытой посудине и продолжает разговор: — Чонгук сказал, что его… наша семья должна скоро вернуться домой. Хочу их встретить, как полагается хозяйственному омеге — чистотой и уютом. Я так волнуюсь, Чимин! Вдруг я им не понравлюсь? — А вдруг они тебе не понравятся? Об этом ты не переживаешь? — интересуется Пак, но Ким не замечает чужой иронии. — Не-е-е, Чонгук сказал, что они хорошие, — омега кончиками пальцев чешет нос, измазывая его сажей, и широко улыбается. — Я очень жду наше знакомство. Я всегда мечтал жить в большой и дружной семье, и очень счастлив, что скоро так и будет. — Это только если семья Чон тебя примет, как родного, — подтрунивает Чимин. — Чонгук сказал, что я обязательно им понравлюсь, — обиженно насупливается Тэхён. — Знаешь, Чимин, вчерашний вечер стал для нашей пары очень значимым. Мы с Чонгуком испытали много плохих эмоций, но когда помирились стали ещё ближе, — омега блаженно улыбается, окунаясь в воспоминания, совсем не замечая, как у сидящего напротив улетучивается насмешливое настроение. — Эта ночь была потрясающей! Альфа был таким трепетным и нежным. Собственно, он всегда был таким, а вот я… Чимин, я впервые его хотел! Понимаешь? Хотел прикосновений и поцелуев. Хотел, чтобы он любил и ласкал меня. Я ощущаю, что стал гораздо смелее и раскрепощеннее, и это не только постели касается, а всей моей жизни. Теперь я верю в искренность его чувств и больше ничего не боюсь. Чонгук сказал, что… — А свои мысли и желания у тебя в голове остались? — грубо прерывает рассказ Пак, которого уже тошнит от нескончаемых «Чонгук сказал». — Зачем ты по уши увязаешь в жизни с оборотнями, если очень скоро мы вернёмся домой? Тэхён не торопится с ответом. Он покусывает нижнюю губу и несколько раз глубоко вздыхает, прежде чем, набравшись мужества, осмеливается посмотреть Паку в глаза. — Я долго размышлял об этом. Взвешивал все за и против. Сравнивал, сомневался и наконец-то пришёл к окончательному решению… Чимин, прости, но я остаюсь.