Ночь Белой Луны

             Сидящий на полу Чимин зарывается ладонями в густую шерсть цвета спелой ржи. Нежно почёсывает кожу и пропускает сквозь пальцы тонкие ворсинки. Невольно охает, но всё же не прекращает счастливо улыбаться, когда окончательно одуревший от ласки зверь перекидывает передние лапы через его скрещенные ноги и заваливается на них тяжёлой грудью.       — Хороший мальчик, — безостановочно нашёптывает Чимин тихонько повизгивающему от счастья зверю. Он играет и возится с ним, как с добродушным псом, уже дольше часа, но, кажется, это занятие никогда не сможет надоесть. — Кто в общине самый красивый? Мой Джуни самый красивый.       Волк тянется ближе и мокро лижет омежьи щеки и нос шершавым языком, и Чимин громко хохочет, утираясь рукавом рубахи.       — Какие у Джуни ушки.       Пак обеими руками обхватывает забавно подёргивающиеся волчьи уши, осторожно трогает длинные волоски, заслоняющие вход в ушную раковину, и потирает снаружи, ощущая подушечками пальцев потрясающую мягкость бархатистой шёрстки и наблюдая, как у оборотня от наслаждения закатываются глаза.       — А какой у Джуни носик.       Омежьи пальцы соскальзывают на высокий лоб зверя и опускаются вниз по вытянутой морде, покрытой короткими и жесткими волосками, чтобы прикоснуться к прохладному влажному носу. Омега с восхищением ощупывает упругий треугольничек чёрной гладкой кожи, на что волк чуть шире раздувает ноздри и недовольно фыркает, но не отстраняется. Заливаясь смехом, Чимин плотно прижимает к чужому носу ладонь, перекрывая доступ воздуха, и оборотень для дыхания разжимает челюсти и чуть высовывает язык.       — А какие у Джуни зубки!       Пак безбоязненно тянется рукой, чтобы хорошенько обследовать теперь уже волчью пасть, но на это Намджун категорически не соглашается — глухо заворчав, сползает с чужих ног, быстро опускает голову на пол и для большей надёжности закрывает морду передними лапами.       — И лапки у тебя тоже замечательные, — омега легонько похлопывает по ним ладонями и скребёт ногтями по твердым, словно каменным когтям, а после с тяжёлым вздохом отодвигается назад. — Мне бы такие лапы — я бы уже давно от тебя домой убежал.       Вспоминая родную деревню и родительский дом, Чимин задумчиво водит пальцами по деревянным доскам пола, очерчивая небольшие трещинки и впадины от выпавших сучков, и волк, почувствовав охватившую омегу тоску, жалобно скулит и на брюхе подползает ближе. Он укладывает голову на чиминовские колени, и преданно смотрит снизу вверх на вмиг погрустневшего Пака.       — Дома хорошо, а в общине всё для меня чуждо, — жалуется Чимин, возобновляя прерванные поглаживания. — Ваша жизнь для меня непривычна, традиции пугают, и даже еда здесь другая — оборотни не едят сладкое, а мне так хочется хотя бы ложечку мёда. А ещё я соскучился. По родителям, по дедушке, по брату. Как же было бы здорово уйти отсюда навсегда! Выйти из дома рано утром, закинуть на плечо дорожный мешок, найти в лесу едва заметную тропу; и не важно сколько будет длиться путь, главное, чтобы он привёл меня к дому.       Чимин стискивает в ладони висящий на шее амулет, невесело улыбается, замечая внимательный взгляд мудрых жёлтых глаз, и наклоняется вперёд, чтобы оставить на волчьей морде короткий поцелуй.       — Я бы и тебя с собой забрал при условии, что ты навсегда останешься в обличье зверя. Отец был бы не против, ты же отличный охотник. Мы бы тебе большую будку во дворе построили… Но ты на такое никогда не согласишься, верно?       Омега скорбно поджимает губы и снова тяжело вздыхает. Накопившийся на душе груз выливается потоками речи, и он откровенно признается зверю в том, что никогда не осмелился бы озвучить ни Намджуну, ни кому-либо ещё. Раньше его выслушивал Тэхён, но какой смысл жаловаться на судьбу тому, кто подобную участь оценивает, как великое благо; и Чимин выговаривается перед ласковым, ручным, смышленым, но не понимающим человеческую речь зверем.       — Ты даже представить себе не можешь, как сильно я хочу домой! От одной только мысли, что я никогда больше не увижу своих родных, у меня сердце кровью обливается. А ведь они уверены, что я давно уже мёртв. Как бы они все обрадовались, увидев меня живым и невредимым! Я очень сильно люблю свою семью и раньше считал, что никогда с ними не разлучусь. Как все омеги думал, что полюблю какого-нибудь альфу, выйду за него замуж, заведу детей. Мне всегда нравилось возиться с племянниками, и я мечтал, что, как только появится такая возможность, сразу же рожу своего малыша… А вот оно как всё вышло…       Чимин обвивает руками могучую шею волка и плотно прижимается к нему, находя в этом необходимое утешение.       — Ты хороший, Намджун, правда. Если бы ты был человеком, то я с ума бы от счастья сошел, что стал твоим мужем. Ты такой сильный, рассудительный, хозяйственный, ласковый… И как волк ты мне тоже нравишься… Как волк даже больше! А знаешь почему? — омега хитро прищуривается. — Потому что в зверином обличье ты не пытаешься меня трахнуть.       До этого момента безучастно лежащий оборотень внезапно вздрагивает всем телом, и Чимин обнимает его крепче, не понимая, что могло испугать столь сильное существо.       — Хотя должен признаться, — продолжает рассуждать вслух Пак, — в постели ты тоже очень даже неплох… Наверное, — чуть подумав, обиженно поджимает губы. — Мне же не с кем тебя сравнивать. У меня, знаешь ли, сексуального опыта до брака не было. Это ты каких только омег не перепробовал, а я… Ой, да кому я объясняю! Пошёл вон, псина блудливая!       Намджун изумлённо распахивает глаза, когда Чимин, бешено пыхтя, с силой толкает его в бок и быстро встает с пола. Не оглядываясь, омега отходит к очагу и начинает раздражённо бренчать перекладываемыми котелками и стучать мисками, и волк, понуро опустив голову, выходит за дверь.

***

      Брошенное яблоко пролетает в опасной близости, прямо перед носом, и Чимин испуганно отшатывается назад. Он отслеживает путь покатившегося по скошенной траве сочного плода и укоризненно смотрит вверх.       — Извини, я думал, что смогу попасть в корзину, — сочувствующим голосом говорит сидящий на яблоне Юнги и, крепко обхватив ствол дерева одной рукой, тянется, чтобы сорвать очередное яблоко.       С трудом сдерживаясь от возмущенного комментария, Чимин на всякий случай отходит подальше от стоящих на земле плетёных корзин и начинает помогать Тэхёну собирать уже сброшенные вниз фрукты. Работа идёт быстро — август в самом разгаре, и трава в яблоневом саду пестрит желто-красной расцветкой. Где-то неподалёку весело перекрикиваются между собой альфы, ухаживающие за садом, и слышны тонкие голоса прибежавших детей, просящих сорвать особо приглянувшееся яблочко.       — Вроде хватит, — пыхтит довольный Тэхён, приподнимая свою корзину, чтобы оценить её вес, и расплывается в мечтательной улыбке.       Чимин снисходительно хмыкает, хорошо представляя, о чём именно сейчас думает стоящий напротив омега. Наверняка о том, чтобы приготовить что-то вкусное для своего ненаглядного Чонгука, о чём же ещё! Ещё и компот наварит и попрётся с ним на окраину общины. Срубленные ранней весной деревья как следует просохли за лето, заготавливать дрова на зиму рано, и сейчас альфы, в чьи обязанности входит работа в лесу, занимаются строительством домов для молодых семей, которые образуются в следующем году. Впрочем, как уже успел заметить Чимин, границы обязанностей оборотней весьма размыты — когда есть свободное время и переделаны все дела, они с удовольствием помогают друг другу.       От мыслей омегу отвлекает сухой треск ветки, негромкий вскрик и глухой удар о землю.       — Со мной всё в порядке, — успокаивает Юнги подбежавших к нему людей, незаметно потирая ушибленный бок. Он садится и выворачивает руку, с интересом рассматривает ободранный локоть, шарит ладонью по траве, выискивая подорожник, а когда находит — облизывает и налепляет на ссадину. — Отдохнём немного и пойдём домой.       Оборотень тщательно вытирает о штаны румяное яблоко и громко хрустит им.       — Может лучше в лес сходим, — присаживаясь рядом, предлагает неугомонный Тэхён. Он пытается заглянуть в глаза Чимину, надеясь получить поддержку его идеи, но тот смотрит прямо перед собой. — Там грибов сейчас — хоть косой коси!       — В лес точно не сегодня, — деловито отвечает Юнги. — Я после обеда штаны шить буду.       — Себе что ли? — хмуро интересуется Чимин.       — Хосоку, конечно, кому же ещё? С этими альфами штанов не напасёшься! Я мужу уже несколько раз предлагал: не умеешь сдерживать свои порывы перевоплощения — ходи голым. Но он почему-то не соглашается, — Юнги заходится смехом, но замечая, что люди его шутки не понимают, разочарованно цокает языком и начинает объяснять: — Волк значительно крупнее, чем наше человеческое обличье. Если оборотень изменил свой внешний вид в одежде, то она разрывается на части. А у альф такая тонкая и ранимая душа! Испугался за своего омегу — перевоплотился; слегка повздорил с приятелем — перевоплотился…       — А как же дети? — интересуется Тэхён. — Они только и делают, что перевоплощаются.       — Детям в этом плане легче, ведь волчонок мельче ребёнка. Перевоплотились, из одежды выпутались — и бегом резвиться; а когда надоест и снова захочется принять облик человека, то просто идут обратно к своим брошенным вещам. Но это пока они не подрастут, а вот когда альфе лет тринадцать исполнится — тут папаше хоть вой! Волк растёт очень быстро, а подростки такие вспыльчивые, несдержанные. Впрочем, — Юнги задумчиво рассматривает двух омег, — возможно вас это не коснётся. Вы же люди, и может выйти так, что родите только омег.       — Разве омеги не умеют перевоплощаться? — открывает от удивления рот Тэхён.       — Ещё как умеем! Хочешь, покажу? — предлагает оборотень и, получив в ответ отказ, продолжает: — Омеги переходят в обличье волка исключительно по собственному желанию. Случайных перевоплощений у нас не бывает, потому что…       Юнги замолкает и хмурит брови, едва в саду раздаётся тревожный крик какого-то альфы, сообщающий о срочном сборе всей общины у жертвенного алтаря.       — Бросайте корзины и побежали, — оборотень резво вскакивает на ноги. — Что-то нехорошее случилось.

***

      Они подбегают последними, когда все жители общины многочисленной толпой окружают что-то находящееся в центре поляны, и от молчания оборотней Чимину становится по-настоящему страшно. Он озирается по сторонам, выискивает взглядом вечно снующую под ногами ребятню, но не замечает ни одного ребёнка или подростка — то, что произойдёт сегодня, дети видеть не должны. Заметив присутствие опоздавших, оборотни чуть расходятся, безмолвно показывая, что те должны пройти дальше, и все трое безропотно идут по образовавшемуся узкому проходу ближе к жертвенному алтарю.       В голове Чимина проносятся бессвязные мысли и предположения о случившемся, от которых подкашиваются ноги и нещадно першит сухое горло. Почему их пропускают вперёд и что увидят они, выйдя на поляну? На что так внимательно смотрят оборотни? Охотники гибнут в лесу. Могла ли ушедшая сегодняшним утром стая случайно наткнуться на хищника, превосходящего волков по силе? Где Намджун и Хосок? И почему Тэхёна не встретил муж? Несчастный случай на стройке? Да что здесь происходит?!       Идущего впереди Юнги внезапно перехватывает Хосок — ловит за руку и утягивает за собой в толпу. Шагающий сзади Тэхён осторожно отодвигает в сторону Пака, едва заметив в линии впереди стоящих оборотней чуть вьющуюся шапку каштановых волос, ребячливо украшенную бусинами. Чонгук принимает обеспокоенного мужа в крепкие объятия, а Чимин с облегчением выдыхает, наконец-то замечая Намджуна.       Оборотень неслышно для окружающих о чём-то переговаривается с вожаком и, получив утвердительный кивок, выходит вперёд. Он обводит толпу взглядом, чуть улыбается, находя Чимина, но тот больше не смотрит на него.       На поляне, на сваленной куче из хвороста и сухой травы, лежат два истерзанных, уродливо поломанных, но несомненно человеческих тела. Помутневшие, словно покрытые белёсой пленкой, глаза убитых оборотнями людей безучастно смотрят в небо, фиолетовые разводы трупных пятен покрывают их шеи, а через прорехи порванной одежды, края которой пропитаны уже побуревшей кровью, виднеется начавшая ссыхаться пожелтевшая кожа. Омерзительные толстые мухи, блестящие на солнце зелёным, с тонким жужжанием кружатся над телами, ползают по лицам и лезут в мертвые глаза, а ветер доносит слабый, еле слышный, но сладко-тошнотворный запах начавшей разлагаться плоти.       Чимин закрывает лицо рукавом рубахи, тихонько всхлипывает и отводит в сторону взгляд, но от этого становится только хуже. К одному из вкопанных на поляне столбов привязан пока ещё живой человек. Альфа ненавидяще рассматривает оборотней и сплевывает в сторону скопившуюся во рту кровь. Напрягая мышцы, дергается вперёд, пытаясь вырваться из плена опутавших его тело верёвок, но вновь обреченно прижимается к столбу затылком и поднимает вверх покрытое ссадинами лицо, почувствовав нестерпимую боль в заломленных за спину руках.       Намджун медленно, словно давая время одуматься, подходит ближе к человеку. Чуть склонив голову к правому плечу, равнодушно рассматривает, словно видит впервые, и разворачивается лицом ко всем пришедшим.       — Этих людей мы нашли сегодня утром в лесу. В нашем лесу, — громко оповещает охотник оборотней, кивая головой в сторону трупов, и вновь обращается к пленнику. — Расскажи, зачем вы пришли на нашу землю, и твоя смерть будет быстрой.       Человек тяжело дышит и в бешенстве раздувает ноздри. Смотрит бесстрашно и не пытается скрыть охватившую его злобу, но молчит.       — Чимин, подойди ко мне, — просит оборотень.       Омега громко шмыгает носом и вытирает рукавом влажное лицо. Он не хочет видеть происходящее, не хочет в этом участвовать, но под требовательным взглядом альфы выходит вперёд. На негнущихся ногах подходит ближе, чувствуя, что его начинает мелко потрясывать. Намджун мягко обнимает рукой дрожащие плечи Пака, успокаивающе прикасается губами к покрытому капельками пота лбу и спрашивает:       — Тебе знаком этот человек?       Язык словно прилип к пересохшему нёбу, и в ответ Чимин лишь отрицательно мотает головой. Этот альфа ему не знаком. Он вообще из другой деревни, судя по...       — Мы не знаем этих людей, но они пришли из деревни, которая находится в нескольких часах пути от нашей, если идти вниз по течению ручья, — вдруг громко говорит жмущийся к груди Чонгука Тэхён, и в подтверждении своих слов указывает пальцем. — Вышивка на рубахе этого человека… Только в соседней деревне вышивают такой узор.       Намджун в благодарность за разъяснения чуть кивает головой, ласково проводит по чиминовской спине ладонью и, прошептав «иди к Тэхёну», легонько подталкивает замершего в оцепенении Пака. Оборотень делает несколько шагов, становится напротив человека и склоняет голову, заглядывая в его глаза.       — Итак, мы знаем откуда вы пришли. Теперь ты готов рассказать зачем?       Человек его как будто не слышит. Криво усмехаясь, он презрительно рассматривает двух людей-омег, и Чимина обжигает невидимой пощёчиной:       — Волчьи подстилки.       Легкий взмах ладони — Намджун не бьет, а вроде как просто проводит по воздуху чуть согнутыми пальцами у искажённого злобой лица — и привязанный альфа пронзительно кричит, захлебываясь от заливающей его рот и горло крови, что хлещет из сквозных рваных ран на щеке. Оборотень дожидается, когда утихнет чужой вопль боли.       — Я спрашиваю в последний раз, зачем вы явились к нам?       — Ты думаешь, что я тебя боюсь? — внезапно раздаётся хриплый смех. — Думаешь, что мы продолжим безропотно отдавать наших сыновей вам на потеху? Ты ошибаешься, тварь! Придёт время, и все вы, все до единого сдохнете в муках, а люди вновь обретут свободу и вернут себе былое величие. Придёт время, и люди увидят, как горят ваши дома…       Обнимающийся с Хосоком Юнги громко фыркает, пытаясь удержать в себе рвущийся наружу смех.       — Ты никогда этого не увидишь, — прерывает говорящего Намджун.       Он обхватывает ладонями чужую голову, большими пальцами рук тянется к лихорадочно вращающимся глазам человека и медленно давит, вспарывая когтями тонкую слизистую. Под истошный визг альфы, проталкивает пальцы вглубь и брезгливо отдёргивает руки. Растягивает губы в широкой улыбке, наблюдая за орущим и бьющимся в конвульсиях альфой, лицо которого залито кровью, вытекающей из пустых глазниц и ранее порванной щеки.       Заскуливший Чимин зажимает ладонями уши и с силой зажмуривается, и Чонгук свободной рукой притягивает его к себе.       — Не бойтесь, — тихо шепчет Чон, крепко обнимая двух дрожащих омег. — Люди не посмеют напасть на общину. Они никогда не причинят вам боль.       — Вы слышали, что сказал этот человек? — перекрикивая затихающие вопли, громогласно говорит Намджун. — Соблюдайте осторожность. Не пускайте детей без присмотра в лес и не ходите по одному. Возможно, людей было больше, чем трое.       Широко размахнувшись, оборотень бьёт кулаком в грудь альфы. Одним ударом прорывает кожу с тонким слоем мышц и проламывает кости рёбер. Прекращая мучения человека, вырывает его сердце, сжимает в ладони и отбрасывает в сторону раздавленные ошмётки плоти.       — Сожгите трупы!