Ночь Белой Луны

             Чимин лежит на постели, плотно сомкнув веки. Негромкое жужжание залетевшей в дом мухи; ласкающие теплом солнечные лучи, что проскользнули в распахнутое настежь окно; доносящиеся запахи свежеприготовленной пищи и постукивание кухонной утвари — всё это невозможно давит на нервы измотанного течкой тела.       Чимин ясно помнит, как встретившиеся в лесу оборотни несли его обратно в общину, нашёптывая, что всё будет хорошо, тем самым успокаивая то ли тихо скулящего омегу, то ли самих себя. Как они оказались в поселении, где «потеряшка» был передан в руки примчавшегося Намджуна, помнит уже хуже — восприятие всего происходящего вокруг медленно, но верно затуманивалось из-за усиливающейся боли и растекающегося по венам жара. А всё, что случилось после того как альфа занёс его в дом и уронил на прохладу простыни постели, отпечаталось в мозгах яркими, но смазанными и обрывочными воспоминаниями.       Омега жмурится сильнее, но память услужливо подкидывает всё новые и новые путаные эпизоды из прошедших в полубреду дней. Ласки альфы фантомно ощущаются всей омежьей сущностью, его поцелуи отныне не смыть с кожи, а срывающийся на рычание от страсти голос заблудившимся эхом звенит в ушах. Чимин не может посчитать, сколько дней и ночей длилось это безумие, он только помнит, что всего происходящего ему казалось ничтожно мало. Ему невозможно хотелось сильнее, дольше, глубже, и он, бесстыдно захлёбываясь стонами, просил это у своего альфы. Как последняя течная сука, умолял не останавливаться. В ответ на жаркие признания сбивчиво шептал лживые слова любви, лишь бы альфа продолжал, лишь бы был им доволен. Утопая в похоти, отчаянно цеплялся за чужие плечи и скрещивал ноги на чужой пояснице, словно боясь быть покинутым, отвергнутым, никому не нужным.       И Намджун был рядом, бессчетное количество раз доводя до острого, сковывающего судорогой и граничащего с безумием наслаждения, а в минуты отдыха согревал теплом и подносил к дрожащим омежьим губам кружку с водой, убеждая сделать несколько глотков. Не оставлял ни на миг. Жадно вжимал всем телом в постель и осторожно растирал ладонями задеревеневшие мышцы Пака. То ласково скользил губами, то крепко целовал, сплетаясь с Чимином языками. Хищно брал, чтобы отдать самого себя без остатка чутко отзывающемуся на каждое прикосновение омеге. Альфа нежил, ласкал, удовлетворял свою и чужую страсть. Намджун его любил.       Пак чуть шмыгает носом, но затихает, как только раздаётся едва слышный скрип половиц. С тихим стуком ставится рядом посуда, а кровать прогибается от опустившегося на неё тяжелого тела.       — Чимин, — негромко зовёт альфа и легонько трясёт омегу за плечо, но тот продолжает делать вид, что крепко спит. — Пожалуйста, перестань притворяться. Я знаю, что ты уже давно проснулся.       Не желающий признаваться в собственном обмане омега широко зевает и вроде как непонимающе моргает ресницами. Под насмешливым взглядом альфы садится на постели и сонно трет пальцами глаза, но испуганно откидывается обратно на подушки, когда альфа резко подаётся вперед, чтобы прикоснуться губами к тонкой омежьей руке.       — Ты чего меня бояться начал, маленький мой? — тихо смеётся альфа. Вынуждая сесть, тянет омегу на себя, обхватывая широкой ладонью правое запястье Пака, на котором с недавних пор отсутствует волчья метка. — Если думаешь, что я разозлюсь из-за того, что ты решил сбежать из общины, то можешь об этом не переживать. Для меня это совсем не новость.       «Тэхён рассказал», — мгновенно понимает Чимин и от досады прикусывает нижнюю губу. — «Вот предатель!»       — Далеко бы ты всё равно не ушёл. Стая альф под моим руководством не только охотится, но и территорию охраняет. Мы разбиваемся по двое-трое и ежедневно по несколько раз обегаем близлежащий от поселения лес, чтобы защитить всех жителей общины от случайной встречи с медведем или чужаками, которых вообще тут быть не должно. Не думал, что тебе хватит храбрости попытаться удрать на самом деле, но зато теперь ты точно знаешь — это бесполезное занятие, — альфа говорит спокойным голосом и одновременно с этим повязывает на омежьем запястье браслет, как видимо, недавно сплетённый, судя по тому, что шерсть ещё неприятно колкая и сильно воняет псиной. Удостоверившись, что нить крепко завязана, Намджун обхватывает пальцами чиминовский подбородок, поворачивая к себе недовольно сморщенное лицо с надутыми от обиды губами. Строго смотрит в глаза. — Никогда больше не снимай мою метку. Ты это понял?       Альфа говорит, не повышая тона, но есть в его голосе что-то такое, отчего моментально пропадает желание спорить или ослушаться требования.       — Вот и молодец, — широко улыбается оборотень, увидев, как Чимин быстро кивает головой. Он приглаживает ладонью спутанные омежьи волосы, недолго, словно любуясь, оглядывает своего мужа и сует ему в руки принесённую миску с только что сваренным горячим супом. — А теперь поешь и ложись спать. Тебе необходимо как следует отдохнуть. Я вернусь вечером, затоплю баню и помогу тебе помыться. Договорились?       Вместо ответа Чимин снова кивает головой. Пряча свой взгляд, он сосредотачивается на содержимом миски и чуть не обливает оборотня супом, когда тот неожиданно ложится на кровать и утыкается лицом в его впалый живот. Намджун невесомо оглаживает ладонями кожу и оставляет несколько поцелуев чуть ниже пупка, отчего у Чимина моментально пропадает аппетит и начинает щипать в носу.       — Отдыхай и береги себя, — с непередаваемой нежностью выдыхает альфа, прощаясь.       Как только за Намджуном закрывается дверь, Чимин отставляет в сторону недоеденный суп и вскакивает на ноги. Невольно охает из-за пробежавшей по телу волны боли от переутомленных мышц, но упрямо, хоть и чуть сгорбившись, заворачивается в простыню и прошмыгивает в темную баню. Недолго плещет на себя из заранее наполненных вёдер ледяной водой и, стуча зубами от холода, растирается полотенцем. Быстро напялив прихваченные с собой рубаху и штаны, пятернёй зачесывает назад грязные липкие волосы и выходит из бани, направляясь к хорошо знакомому дому.       Прикосновения Намджуна напомнили Чимину ещё кое о чём. В течном бреду омега несколько раз умолял альфу о сцепке, и тот не отказывал ему в этих просьбах.

***

      — Чимин, с тобой всё в порядке? — вылезая из висящего во дворе гамака, обеспокоенно спрашивает Юнги, как только пришедший становится рядом. — Выглядишь ты, мягко говоря, не очень.       Вместо ответа Чимин призывно машет рукой и заходит в чужой дом. Воровато озирается по сторонам, убеждаясь, что поблизости нет Хосока, и с тяжелым вздохом плюхается на стул. Он залпом выпивает предложенный кислый морс, с громким стуком ставит на стол кружку и впивается требовательным взглядом в осторожно присевшего рядом Мина.       — Юнги, — сразу переходит к делу Пак, — как мне избавиться от ненужного ребёнка?       — О, это совсем не трудно! — облегчённо улыбается оборотень. — Просто берёшь за шкирку надоедливого щенка и отволакиваешь в дом к его родителям. Но учти, если этот чересчур навязчивый мелкий успел у тебя прикормиться…       — Я говорю не об этом! — повышает голос Чимин. — Я пришёл узнать, как оборотни после течки избегают нахрен не нужной беременности? Ты говорил, что у вас есть какой-то надёжный способ.       — Конечно, есть, — всё ещё ничего не понимая выговаривает Юнги, с тревогой рассматривая пылающие краской щеки и нездоровый блеск в глазах Пака. — Дело в том, что оборотни вынашивают детей в человеческом обличье. Малышня не выдерживает перевоплощения омег, и беременность заканчивается выкидышем. Ну, или вообще не наступает. Поэтому в течение недели после течки мы несколько раз меняем наш облик и… — Юнги, подобно ярмарочному фокуснику, высоко взмахивает руками и разводит их в стороны, — не рождается никаких незапланированных волчат!       Чимин сначала нервно хмыкает, а потом, понимая, что ему конец, с громким выдохом закрывает ладонями лицо. Как же у оборотней всё легко! Им не нужно пить ядовитые отвары или бежать к местным знахарям. Не причиняя вреда здоровью и не подвергая себя риску, они полностью контролируют рождение волчат. Способ, действительно, замечательный! Жаль только, что для человека он не подходит ни разу.       — А мне что теперь делать после течки? — жалобно стонет Пак сквозь плотно сжатые ладони.       — Судя по твоему состоянию, тебе не помешало бы отдохнуть и немного прийти в себя, — качает головой оборотень. — Если вы с Намджуном планируете рождение первенца, то ты должен себя беречь.       — Ничего мы не планировали! — звонко взвизгивает Чимин и отталкивает успокаивающе поглаживающую его плечо чужую ладонь. — Мне даром не нужен никакой первенец!       — Ну зачем ты так говоришь? — укоряюще тянет Юнги. — Быть родителями — это здорово! Мы с Хосоком всегда мечтали стать семьёй и наконец-то завести своего малыша, а вам с Намджуном даже долго ждать не пришлось. Вот что, — Юнги решительно встаёт на ноги и берёт за руку вяло сопротивляющегося Чимина, — давай я тебя домой отведу. Выспишься как следует, успокоишься, а вечером вернётся Намджун, вы с ним обниметесь, и ты поймёшь, что на самом деле очень счастлив. Первая течка — она такая выматывающая, но скоро всё придет в норму, даже не сомневайся! Недельки через три сходите к Сокджину и…       — Я к нему прямо сейчас пойду, — вспоминая, что в общине есть лекарь, омега заметно приободряется. — Где я могу его найти?       — Вы с Тэхёном жили в его доме, когда вас только к нам привели, — растерянно отвечает Юнги. — Но зачем он тебе сейчас понадобился? Сокджин не сможет ничего определить сразу после течки.       Игнорируя заданный вопрос, омега быстро выходит из чужого дома и широкими шагами идёт на окраину общины.

***

      К великому счастью Чимина, Сокджин оказывается дома. Лекарь сидит за широким столом, подпирая одной рукой голову, меланхолично толчёт в глубокой миске высушенные травы с хрупкими лепестками, стараясь растереть их в пыль, и искренне радуется приходу гостя. Он быстро отодвигает в сторону миску и травы, освобождая на столешнице место для блюда с огромным пирогом и вешает на вбитый в очаге крюк котелок с водой.       — Ты, наверное, здорово проголодался, — после теплого приветствия озвучивает свои предположения Сокджин, выбивая огнивом искры, чтобы разжечь огонь. — Ты ешь, не стесняйся.       — Я вообще-то по делу пришёл, — Чимин недолго ёрзает на стуле и барабанит по столу пальцами, наблюдая за суетящимся по хозяйству лекарем. Он, собираясь с мыслями, делает несколько глубоких вдохов и начинает разговор: — Как люди в общинах избегают нежелательной беременности?       — Оборотень не позволяет себе сцепку во время течки его омеги, — мягко улыбаясь, отвечает Сокджин.       — Это невозможно, — огорчённо мотает головой Чимин и, осознав собственное безрадостное будущее и на мгновение забывая зачем он пришел к лекарю прямо сейчас, говорит известную всем людям-омегам истину: — Альфы не контролируют свои действия, когда у омеги течка.       — Невозможность контроля собственных действий, и нежелание отказывать себе в удовольствии — это разные вещи…       — То есть Намджун специально меня на свой узел на хере натягивал? — возмущенно вскидывается Чимин.       — Фраза звучит довольно грубо, — недовольно морщится Сокджин, — но в общем ты прав. Раз вы с Намджуном решили обзавестись потомством…       — Ничего мы не решали! Он сам всё решил и сделал без моего участия!.. То есть, с моим тоже, — исправляется запутавшийся в собственных мыслях Чимин, — но только в физическом процессе, а не в плане обсуждений. Что мне теперь делать, Сокджин?       — Готовиться стать замечательным папочкой, — нежно воркует Сокджин, заканчивая возиться с нежелающим разгораться пламенем.       — А я не хочу становиться папочкой, — зло передразнивает оборотня Чимин.       — Тебе будет лучше обговорить этот вопрос с Намджуном. Он же твой муж, а не я, — резонно замечает лекарь. — Скажи своему альфе, что ты больше не хочешь иметь детей, и в будущем он будет осторожен.       — Так я не только в будущем, я и вот этого не хочу, — тихонько завывает от безысходности омега и тычет пальцем себе в живот.       — Чимин, я понимаю твоё беспокойство и хочу кое-что тебе объяснить.       Альфа ставит стул рядом с чиминовским, садится на него и по-отечески обнимает омегу, вкрадчивым голосом начиная разговор, отчего тот брезгливо передёргивает плечами. Очень давно папа подробно рассказывал сморщившемуся от омерзения малышу-Чимину откуда берутся дети. Голос лекаря звучит так же тошнотворно ласково и поучительно.       — Ты сейчас наверняка переживаешь из-за предстоящих родов, но поверь — тебе нечего бояться. Волчата, в отличие от людей, рождаются семимесячными, меньшего размера, но более сильными. Они сами стремятся поскорее появиться на свет, тем самым помогая своим папочкам. Не волнуйся ни о чём, Чимин. Роды будут хоть и не безболезненными, но пройдут довольно быстро и без травм. К тому же в этот нелегкий период ты не останешься в одиночестве: рядом буду я, Намджун…       — Вы что, и на роды омег всей общиной собираетесь? — испуганно вскрикивает Чимин, отстраняясь от лекаря. Омега с ужасом представляет каково ему будет лежать с широко раздвинутыми ногами и рожать под ободряющие выкрики многочисленной толпы, но Сокджин осторожно притягивает его обратно и гладит ладонью по голове.       — Конечно, нет, — торопливо шепчет оборотень, успокаивая окончательно разволновавшегося омегу: — На родах присутствуют только лекарь и муж омеги… Ты что-то совсем распереживался. Давай я тебя домой отведу? Выспишься как следует…       — Вы все издеваетесь надо мной, что ли? — громко возмущается Чимин.       — Если нет сил до дома добраться, то можешь прямо здесь прилечь, — быстро предлагает Сокджин. — Помнишь, где спальня?       Но Чимин выпутывается из чужих объятий и, низко опустив голову, бредёт к выходу. Следом за ним, невзирая на вялые просьбы омеги оставить его в покое, идёт и Сокджин, твердо намереваясь проводить омегу и лично проследить, чтобы тот, как только окажется дома, незамедлительно лёг в постель.

***

      — Чимин, немедленно объясни мне, какого лешего ты, вместо того, чтобы лежать в постели, бегаешь по всему поселению, узнавая, как избавиться от моего ребёнка?!       — Юнги уже успел наябедничать? — недовольно интересуется сидящий в кресле омега, исподлобья поглядывая на ураганом ворвавшегося в дом Намджуна.       — Нет! Сокджин нашёл меня в лесу, чтобы поговорить о твоей грядущей беременности. При всей стае отчитывал меня, как нашалившего щенка, убеждая впредь не торопиться с принятием подобных решений! Тебе ещё не надоело выставлять меня полным идиотом перед всей общиной?       В ответ Чимин лишь презрительно фыркает и демонстративно отворачивается к окну. Кажется, альфа не на шутку взбешён, но омеге нет до этого никакого дела. Намджун, если уж ему так приспичило, может сколько угодно возмущаться и выяснять отношения. Да пусть хоть побьёт — Паку терять нечего, ведь вернуться домой беременным щенком оборотня невозможно.       — Чимин, что происходит? — продолжает разговор альфа, нависая над омегой. — Почему ты так себя ведёшь?       — Может быть, потому что никакую беременность я не планировал? — язвительно подсказывает мужу правильный ответ Чимин.       — Но ты сам просил меня о сцепке и всегда хотел завести ребёнка.       — Вот именно, Намджун, — Пак медленно встаёт с кресла, подходит вплотную к оборотню и снизу-вверх безбоязненно смотрит в его глаза, — я хотел ребёнка. Рожать щенка я никогда не планировал.       Чимин чувствует, что теперь точно всё — он окончательно зарвался и непременно получит от мужа как минимум хороший удар по лицу; но оборотень остаётся неподвижен. Альфа не отводит внимательного взгляда от глаз омеги, в которых плещется нескрываемая ненависть, глубоко вздыхает и неожиданно тихо спрашивает:       — Я правильно сейчас понял, что тебе не нужен ребенок… от меня?       — Ни от тебя, ни от какого-либо другого оборотня, — поясняет омега.       Намджун несколько раз коротко кивает и облизывает пересохшие губы. Отворачивается и неспешно отходит к столу, чтобы налить из стоящего кувшина немного воды в кружку; и Чимин обессилено падает обратно в кресло, словно зрительный контакт с оборотнем — единственное, что удерживало его на ногах. Альфа мелкими глотками пьёт воду и хмурится, принимая окончательное решение, которого омега ждёт с замиранием сердца.       — Тебе мой ребёнок не нужен, — задумчиво и невозможно тянуче выговаривает Ким, а после обращается к омеге: — А вот мне он необходим. Чимин, давай договоримся — ты рожаешь мне малыша, а я помогу тебе вернуться к родителям.       — Что? — неверяще шепчет омега.       — Я помогу тебе вернуться в родную деревню, — терпеливо повторяет альфа. — Лично проведу до границы нашей территории и покажу нужное направление, куда тебе надо будет идти дальше. До самого порога родительского дома, уж извини, я тебя проводить не смогу, — разводит руками оборотень. — Мне нельзя появляться в чужом лесу, и ради тебя нарушать договор я не собираюсь, но там останется идти недолго — сам неплохо доберёшься.       — Ты сейчас шутишь? — от нахлынувших эмоций у Чимина дрожит голос.       — Нет, — спокойно отвечает Намджун, но его губы чуть кривятся от ухмылки или… улыбки? — Роди мне ребёнка и уходи. Я вернусь в общину и всем расскажу, что в лесу ты далеко отошел от меня и на тебя напал медведь… или, что ты провалился в болото, а я не успел тебя спасти. Не переживай об этом. Я обязательно что-нибудь придумаю, и все мне поверят… Так что ты на это скажешь? Ты согласен?       — Ты правда отпустишь меня? — всё ещё не веря в происходящее переспрашивает Чимин.       — Роди мне ребёнка и убирайся прочь, — холодно отвечает оборотень.       — Я… Я согласен! — Чимин вскакивает с кресла и бежит к альфе. — Спасибо! Спасибо, Нам…       Омега замолкает на полуслове, когда муж, не давая обнять, перехватывает его руки и отодвигает подальше от себя, а после молча выходит из дома.

***

      Окрыленный пусть не скорой, но уже чётко обозначенной свободой, Чимин несколько часов хлопочет по хозяйству. Ловко закинув в котёл мелко порезанную зелень, помешивает ложкой с длинной ручкой кипящее тушёное мясо и придирчиво разглядывает красиво сервированный стол, на котором уже расставлены прикрытые полотенцами от лезущих нахальных мух мисочки с закусками, и остывает румяный пирог. До прихода Намджуна ещё полно времени, но омега, опасаясь не успеть, готовит ужин заранее, впервые за всю недолгую семейную жизнь делая это с любовью и признательностью к своему альфе.       Протяжно скрипит нерешительно открываемая дверь.       — Здравствуй. Мне можно войти?       В ожидании ответа Тэхён замирает на пороге и выглядит до невозможности виноватым, но Чимин обрадовано улыбается и бежит вприпрыжку навстречу гостю. Больше нет никакого смысла злиться, и Пак крепко обнимает пришедшего и тянет к столу. Бурлящая в груди радость рвётся наружу, и омеге хочется поделиться потрясающей новостью хоть с кем-нибудь. Выбалтывать оборотням об их с Намджуном разговоре нельзя ни в коем случае, но ведь Тэхён не выдаст секрет омеги общине. Ему рассказать можно.       — Я узнал от Юнги, что течка у тебя уже закончилась, и пришёл проведать, — говорит Ким, явно смущенный заботой Пака. — Как ты себя чувствуешь?       — Хорошо, как никогда раньше, — Чимин быстро разливает по кружкам чай и ловко нарезает на куски исходящий паром пирог. Широко улыбается, замечая в чужих глазах недоумение, и жарко шепчет: — Намджун отпустит меня домой!       Чимин тихонько пищит от охватившего его душу восторга, но, кажется, Тэхён не разделяет чужой радости.       — Ты врёшь, — недоверчиво качает головой Ким.       — Ни капельки! Мы обо всём договорились: я рожаю щенка, а альфа за это отводит меня домой. Намджун сам мне это предложил, пообещав, что…       — Намджун не мог тебе такое предложить, — едва шевелит губами побелевший от страха Тэхён. — Твой муж любит тебя, а если ты уйдёшь — тебя убьют.       — Оборотни ни о чём не узнают, — продолжает объяснять Чимин, немного расстроенный реакцией Кима. — Ты не понимаешь. Никто из общины не будет меня искать и преследовать, потому что Намджун всем расскажет, что я погиб на его глазах.       — Это ты до сих пор не понимаешь, Чимин, — лепечет Тэхён. — Тебя убьют не оборотни, а… люди.       — Что за бред ты несёшь?       — Ты не можешь вернуться домой, никогда не мог, — голос Кима пропитан искренним сожалением. Омега делает крупный глоток чая, чтобы смочить вмиг пересохшее горло.— Люди боятся оборотней. Одна только мысль о том, что они могут вызвать у них гнев, вызывает у людей панику, и ты не хуже меня это знаешь, верно? Когда ты вернёшься, жители деревни испугаются, что оборотни придут за тобой следом.       — Я объясню им, что меня отпустили.       — Они тебе не поверят. Люди убьют тебя, Чимин, чтобы уберечься от жестокой мести. Чтобы скрыть все следы твоего возвращения в деревню и показать оборотням, что в твоём побеге нет их вины.       — Мои родители никогда не позволят этого сделать! — восклицает Чимин.       — Они не смогут защитить и, скорее всего, погибнут вместе с тобой. Пойми, в деревне никто не станет тебя оберегать и прятать. Ты был отдан в жертву, и если вернёшься — люди убьют тебя, а тело закопают где-нибудь подальше от деревни, чтобы к приходу оборотней и запаха твоего не осталось. Люди скажут, что не видели тебя и знать ничего не знают о твоём побеге. Твоей кровью смоют все возможные обвинения и сделают, что угодно, лишь бы не навлечь на себя гнев оборотней.       Чимин убирает со своего плеча чужую ладонь. Часто моргая, смотрит прямо перед собой. Он, всё это время размышляя о побеге, мечтал о встрече с родителями, красочно представлял крепкие объятия и слезы радости в любимых и родных глазах… Что будет с ним и его семьей дальше, и как к его возвращению отнесутся жители деревни, Пак не задумывался ни разу. Хочется зло рассмеяться в ответ и привести глупому Тэхёну кучу доказательств, что тот ошибается, вот только… Ким абсолютно прав.       — Чимин, мне так жаль, — тихо скулит Тэхён и утыкается лбом в чужое плечо, видя, как глаза Пака затягиваются пеленой слёз. — Прости, что не говорил об этом раньше. Я не хотел тебя ранить. Думал, что со временем ты сам всё поймёшь, — Ким громко шмыгает носом и, обхватывая обеими руками, тянет на себя оглушенного горем друга. Желая утешить, быстро шепчет: — Но ведь всё не так уж и плохо сложилось, верно? Ты не можешь вернуться в свою семью, но ты не одинок. У тебя есть муж, я, Юнги. Мы все очень любим и ценим тебя. Знаешь, я долго не понимал, почему в Ночь Белой Луны выбрали именно нас, и спросил об этом Хосока. Он сказал, что меня забрал из жалости — не мог допустить, чтобы сироту-омегу продолжали избивать в деревне; но тебя выбрал совсем по другой причине — он заметил, как ты хотел меня защитить. Несмотря на страх перед оборотнями ты был единственным, кто не смог равнодушно смотреть, как меня забирают из деревни. Хосок был поражён твоей добротой и храбростью, он понял, что мы друзья…       Тэхён желает утешить и приободрить, но каждое его слово больным ударом отпечатывается в душе Пака. Так вот почему его выбрали! Оценили доброту. Но с каких пор доброта стала проклятием, и почему за неё так дорого приходится платить самому Чимину?       — Ты действительно считаешь, что мы с тобой друзья? — со злой насмешкой вдруг спрашивает омега, и Ким испуганно отодвигается в сторону. — Ты решил, что я тебя защищал именно поэтому? Нет, Тэхён. Для меня ты всегда был всего лишь убогим соседом, не вызывающим никаких других чувств, кроме брезгливой жалости. Ты — никчемный безотцовщина, и никогда я не думал о тебе, как о равном. Хосок ошибся с выбором — я никогда не считал тебя другом.       — Чимин…       — Пошёл вон, — чётко выговаривает Пак, а замечая, что Тэхён неуверенно топчется на месте, выгоняет его громким криком: — Я сказал, убирайся отсюда!       Чимин недолго смотрит на впопыхах захлопнутую дверь и идет к умывальнику. Успокаиваясь, долго плещет водой на пылающее лицо, насухо вытирается и берёт в руки небольшую корзинку. Укладывает в неё широкое полотенце — то, что он собирается принести в дом, не должны заметить чужие глаза.       Свободной рукой омега тянется к тонкому ремешку на шее, тянет за него, вытаскивая из-под рубахи спрятанный от любопытных взглядов подаренный братом амулет, который должен был помочь вернуться домой. Привычно проводит пальцами по гладкой поверхности витиеватого узора, крепко сжимает в кулаке и одним резким движением рвёт тонкий ремешок.       — Бесполезная деревяшка, — презрительно выговаривает Чимин и, широко размахнувшись, вышвыривает амулет в окно.       Чуть щурясь от лучей скатывающегося по небу солнца, омега уверенно идёт в сторону леса. У него не осталось мечты и нет никаких желаний. Он никогда не сможет вернуться домой, и надо бы смириться с новой жизнью и принять подаренного судьбой альфу, вот только… Этого у него тоже больше нет. В голове бушует нескончаемый поток из сказанных Тэхёном слов, и Чимин горько улыбается от собственных мыслей. Намджун не мог не знать, какая участь будет ждать его мужа, если тот вернётся в деревню. Именно поэтому альфа так легко согласился на обман собратьев — ему не придётся лгать, уже через пару дней после возвращения оборотня в общину Пак действительно будет мёртв. Вокруг Чимина только ложь и коварство. У него нет мужа, нет друзей, нет возврата к прошлому и будущего тоже нет. Всё, что у него осталось — это собственная жизнь, но и она отныне не имеет никакой ценности.       Омега останавливается у самой кромки леса. Падает на колени и шарит в траве, выискивая нужное растение. Он собирает на первый взгляд ничем не примечательные, стелющиеся по земле крохотные белые цветы с остроконечными темно-зелёными листками. Бережно срывает и укладывает на дно корзины, тщательно прикрывая полотенцем.       Чимин не знает, из каких растений люди-омеги готовят отвары, чтобы вытравить из тела нежеланное дитя, но он хорошо помнит, какое из них чуть не свело в могилу его папу.

***

      Горько пахнущий тёмный отвар выплёскивается через край уже достаточно остывшего котелка. Чимин, борясь с подступившей тошнотой, наливает до краёв стоящую на столе кружку и ставит котелок обратно на подоконник. Чуть встряхивает головой и часто моргает, стараясь сфокусировать размытый взгляд. Тяжело присаживается за стол и неотрывно пялится на кружку, долго убеждая самого себя, что её он тоже должен выпить.       — Чем у нас пахнет? — бубнит пришедший альфа и сильнее тянет носом воздух. Он непонимающе оглядывается, но уже спустя мгновение испуганно распахивает глаза, заметив сидящего за столом омегу, который мрачно ухмыляется в ответ. — Чимин, не смей это пить!       Омега обеими руками хватает кружку и быстро подносит ко рту. Делает крупный глоток. Ещё один…       От хлёсткого удара пальцы обжигает болью, а уроненная на пол кружка разваливается черепками. Чимин успевает рассмотреть даже заляпанный тёмными каплями и подтёками пол, а после, от обхвата сильных рук, он словно взлетает в воздух, чтобы уже через секунду оказаться лежащим животом на широком подоконнике с высунутой в окно головой.       Крепко удерживая за шею, Намджун силой разжимает стиснутые челюсти отбрыкивающегося омеги и проскальзывает пальцами в его рот. Неосторожно расцарапывая когтями чужую слизистую, безжалостно давит на корень языка, вызывая у омеги приступы рвоты. Когда иссякает поток выпитой дряни, держа за шкирку затягивает Чимина в комнату и отволакивает к умывальнику. Не обращая внимания на жалобный скулёж и булькающие звуки, вливает в рот омеге два ковша чистой воды.       Чимин упирается ладонями в широкую грудь, силясь оттолкнуть от себя волка. Он пытается крутить головой, захлёбывается от заливающей горло воды и протестующе пищит, когда холодные струи стекают вниз по подбородку и шее, скрываясь за воротом рубахи и вымачивая её насквозь, но в итоге, напоенный через не хочу, снова оказывается перевешенным через подоконник головой вниз.       — Позовите Сокджина! Срочно! — закончив промывать мужу желудок, кричит в окно Намджун. Он ставит омегу перед собой и трясёт за плечи. — Чимин, ты с ума сошёл? Что ты с собой делаешь?       — То, что хотел со мной сделать ты — избавляю тебя от своего присутствия. Вот только никакого ребёнка ты не получишь, тварь.       Пошатывающийся из стороны в сторону Пак скалится с презрительной насмешкой, разглядев ужас в глазах оборотня. Он чувствует, как горящие болью пальцы внезапно окутывает колким холодом и подкашиваются ослабевшие ноги, но перед тем, как уйти в сгущающуюся тьму, тихо шепчет:       — Ты опоздал, волк. Это была уже третья кружка. Самую первую я выпил час назад.