***
— Сегодня омеги собираются идти в лес за брусникой, — словно невзначай говорит Намджун за завтраком. — Ты можешь пойти с ними. Необязательно каждый день ждать моего возвращения, чтобы прогуляться. — В следующий раз обязательно схожу, — глядя в тарелку, бубнит в ответ Чимин. — Я себя не очень хорошо чувствую. Омега вяло ковыряется ложкой в вязкой, почти безвкусной каше, и жадно поглядывает на стоящее перед альфой блюдо с жареными пирожками, которыми его явно угостил кто-то из соседей. Сокджин строго-настрого запретил есть своему пациенту все жареное, жирное и соленое, вроде как для более быстрого выздоровления. Пак уверен, что лекарь дал подобные указания исключительно из-за собственной вредности и желания подпортить жизнь несчастному омеге; но Намджун безукоризненно выполняет все рекомендации Сокджина и тщательно следит за тем, что и когда ест его муж. Конечно, Чимин может в отсутствие альфы набрать из запасов общины любой провизии, но для этого надо выйти в одиночку из дома, чего делать совсем не хочется. — Чимин, тебе нечего бояться, — осторожно продолжает разговор Намджун. — Я же сказал, что плохо себя чувствую, — повышает голос омега и сразу переходит на жалобный скулёж. — Это, наверное, из-за голода. — Вечером оторву голову курочке и сварим тебе бульончик, — с нежностью обещает альфа. Он в два глотка допивает свой чай, встаёт из-за стола и ненадолго отходит к умывальнику, чтобы сполоснуть блестящие от масла руки. Чимин неотрывно следит за каждым его движением — после плотного завтрака мужа на блюде остался лежать одинокий пирожок, который, после того как альфа уйдёт по делам, станет собственностью омеги. Намджун, умывая руки и споласкивая лицо, шумно плещет водой, вытирается висящим рядом полотенцем, подходит к замершему в предвкушении омеге, коротко целует его на прощание и, по пути прихватив из блюда пирожок, выходит из дома. — Скотина ты прожорливая, — тихо стонет Чимин и обессиленно упирается лбом в сложенные на столе руки. Недолго погоревав о безвозвратно потерянном пирожке, омега уходит в спальню, заваливается на кровать и прикрывает глаза. Делать абсолютно нечего, и он крепко засыпает, чтобы подняться с постели уже ближе к полудню. Пройдя на кухню, омега хмуро накладывает себе из котелка полную миску застывшей каши, которую даже не думает подогревать — в теплом виде она не менее отвратительна, чем холодная. Он успевает через силу запихнуть в себя несколько ложек, когда внезапно слышит у дома какую-то непонятную возню, приглушенные многоголосые разговоры, а после — робкий стук во входную дверь. Вслушиваясь в тонкие голоса, Чимин подходит ближе, дёргает дверь на себя и настороженно выглядывает на улицу. Он опасается, что к нему пришли жители общины, чтобы высказать обиды и претензии, и облегченно выдыхает, когда видит пришедших. На крыльце чиминовского дома стоит стайка чумазой ребятни. Они, вмиг прекратив сбивчивые перешептывания, доверчиво смотрят на омегу снизу-вверх. Не решаясь озвучить просьбу, неловко переминаются с ноги на ногу и подпихивают друг друга локтями. «Почти все омеги ушли в лес, а оставшиеся не успевают накормить детей», — мгновенно понимает Чимин, разглядев в смотрящих на него круглых желтых глазёнках голодный блеск и замечая, что каждый ребёнок держит в перепачканных пылью ладошках по найденному в кустах куриному яйцу. Дети молча ждут, что же им скажет омега, и с радостным визгом забегают в дом, когда Чимин, в приглашающем жесте, широко распахивает перед ними дверь. — Вы же этим не наедитесь, — Чимин задумчиво чешет затылок, глядя на сложенные на столе яйца, и принимает решение: — Делаем так: я сейчас жарю яичницу и кипячу воду для чая, а самые шустрые из вас быстро сбегают за продуктами. Подробно объяснив согласно кивающим головами детям, что именно им нужно принести для сытного и вкусного обеда, Пак разжигает в очаге огонь и для начала тщательно умывает оставшуюся в доме ребятню. Он долго возится с вертлявой малышней, отмывая от пыли румяные щёчки и крохотные ладошки, и даже успевает некоторых причесать. Раскладывает по мискам наспех приготовленную яичницу и разливает по кружкам ароматный чай, а когда отправленные за продуктами дети возвращаются — начинает готовить обед. Следующие три часа для Чимина проходят в суете и хлопотах. Он тушит мясо и замешивает пышное тесто. Вместе с детьми лепит щедро посыпанные маком булочки и смешные фигурки. За работой рассказывает малышам добрые сказки, которые слышал в детстве от дедушки, на ходу переделывая, чтобы они стали понятны и поучительны для оборотней. С интересом выслушивает вымышленные истории, которые ему наперебой рассказывают дети и, кажется, впервые за долгое время чувствует себя непривычно счастливым и беззаботным. Крепко обняв каждого и приглашая приходить в гости почаще, Чимин прощается на крыльце с ребятнёй, которые в благодарность целуют омегу в щёку и с дикими криками уносятся ловить неосторожно вышедшего из укрытия на улицу петуха. Пак возвращается на кухню, оглядывается вокруг и, тяжело вздыхая, прикладывает ко лбу ладонь — после нашествия детей в комнате остаётся невероятный погром, высокая горка немытой посуды и пустые вёдра, которые ещё с утра были доверху наполнены водой. Омега задумчиво прохаживается по кухне и нервно покусывает губы, борясь с собственными опасениями, но всё же берёт в руки ведро и осторожно выходит из дома. Ему не хочется оставлять беспорядок до прихода Намджуна и он решает быстро сходить за водой. Альфы наверняка ещё работают, почти все омеги собирают в лесу ягоды, а оставшиеся хлопочут на кухнях, и Чимин надеется, что его вылазка из дома останется незамеченной для оборотней. Быстрым шагом он добирается до ближайшего к дому колодца-журавля, ставит ведро на скамейку, крепко обхватывает длинную жердь и, быстро перебирая руками, опускает её вниз, чтобы зачерпнуть воды, но с разочарованием понимает безуспешность своих стараний. Оборотни гораздо сильнее человека, и на колодце установлен тяжёлый противовес; уже несколько недель погода радует теплыми солнечными днями, и уровень скопившейся в колодце воды очень невысок — у Чимина не хватает сил, чтобы достаточно глубоко опустить ведро. Не желая сдаваться, омега даёт себе пару минут на отдых, а после вновь хватается за жердь. Он тяжело пыхтит, прилагая все возможные усилия, почти виснет на журавле колодца, надеясь тяжестью собственного веса добиться желаемого, и едва не подпрыгивает от неожиданности, когда на дерево, чуть выше его ладоней, ложится большая когтистая рука, а за спиной раздаётся негромкий голос: — Давай я тебе помогу, сынок. Омега отшатывается в сторону и, ударяясь задней стороной коленей, плюхается на скамейку. Пак даже предположить не мог, что после ухода из родительского дома ещё хотя бы раз услышит такое ласковое обращение — «сынок», и с изумлением глядит, как пожилой оборотень легко достаёт воду и аккуратно, чтобы не расплескать, переливает её в ведро. Чимин смотрит на заботливо налитую воду и не представляет, что делать дальше. Ему будет сложно даже поднять целиком наполненное ведро, не говоря уже о том, чтобы донести до дома, вылить часть при вожаке — немыслимо, но и тут оборотень приходит на помощь. Он, закрепив жердь на вбитом в колодец гвозде, берётся за ручку, легко поднимает ношу и выжидающе смотрит на омегу, а когда тот встает на ноги — медленно идёт в направлении дома, где живет Пак. — Вам не тяжело? — выходя из ступора, смущённо спрашивает омега, шагая рядом с оборотнем. — Мы можем понести его вдвоём. — Не волнуйся, — негромко смеётся вожак. — Хоть я и дожил до пожилого возраста и потерял способность перевоплощаться, но ещё достаточно крепок. — Вы же знаете, что произошло, — через некоторое время говорит Чимин, не понимая, почему сам вожак общины проявляет к нему столько заботы. — И не злитесь? — Я знаю, что ты попытался с собой сделать, но обижаться тут не на что, — глубоко вздыхает оборотень. — Ни мне, ни кому-либо ещё из общины. Ты не сделал нам ничего плохого. Только себе самому. Внезапно вожак свободной рукой обнимает за плечи идущего рядом омегу, и ближе притягивает к себе. — Тебе сейчас приходится непросто, Чимин, — голос оборотня звучит понимающе и немного грустно, отчего омега доверчиво жмётся ближе. — Тебя оторвали от семьи, выдали замуж и заставили жить среди тех, кто всегда внушал ужас. Я бы мог сказать, что мне очень жаль, но это не так. На самом деле я рад, что ты теперь с нами. Каждый приведённый в общину человек — это шанс на счастье ещё одного оборотня-альфы и рождение новых жизней. В этом заключается главная цель каждого вожака — заботиться о процветании своей общины. У меня никогда не было пары, я добровольно отказался участвовать в брачных боях, но каждого из вас я искренне люблю и считаю своей семьёй. Пожилой оборотень ненадолго умолкает и замедляет шаг, а Чимин немного хмурит брови, размышляя над услышанным. Что-то наподобие он слышал от своего отца несколько лет назад. Альфа, внезапно начав разговор, твердо убеждал младшего сына в будущем выбирать себе жениха, который не только сможет стать хорошим добытчиком, но и будет готов пожертвовать чем угодно, лишь бы его семья была счастлива. Впрочем, долго обсуждать эту тему с отцом не удалось — в тот момент альфа кроил рубаху и недовольно шипел себе под нос, потому что непривычная работа продвигалась сложно и медленно. На вопрос сына, чем он занимается, коротко ответил, что при рождении в семье омеги каждый отец обязан своими руками сшить сыну свадебный наряд, в котором после и выдаст его замуж. А когда Чимин справедливо поинтересовался, почему альфа занялся этим делом спустя много лет, то вместо подробных разъяснений получил хорошую затрещину и указание больше не лезть под руку к раздраженному отцу. — Когда за тобой к алтарю вышел Намджун, я подумал, что мне не стоит беспокоиться о тебе, — продолжает разговор оборотень. — Я был уверен, что Ким сможет, как никто другой окружить тебя заботой, и не даст отчаянию охватить твою душу. И ошибся. — Намджун не виноват во всем случившемся, — испуганно вскидывает голову Чимин. — Я не обвиняю твоего мужа, — печально улыбается вожак. — Я виню себя. Мне кажется, что если бы я уделял тебе больше внимания, то ничего подобного никогда бы не произошло. И так думаю не только я, но и все жители общины. Видишь, Чимин, как получается: ты теперь не выходишь из дома, боясь услышать упрёки и насмешки; оборотни не подходят к тебе, опасаясь ещё больше обидеть или расстроить неосторожным действием или словом… Но кто-то же должен сделать первый шаг. Вожак останавливается и опускает ведро на землю. Он поворачивается лицом к Чимину и недолго рассматривает его, а после по-отечески ласково обнимает. — Возвращайся к нам, сынок, — шепчет альфа, на что омега согласно кивает головой. — Мы все тебя очень ждём. Всю оставшуюся дорогу они проходят не проронив ни слова, но это больше не неловкое молчание. Вожак довольно улыбается, замечая, как омега перестаёт опасливо оглядываться по сторонам, а тот чувствует себя словно окрыленным. Ровно до тех пор, пока они не подходят к дому, у крыльца которого язвительно смеются несколько альф, а через распахнутую настежь дверь отчетливо слышны жалобные подвывания волка. Позабыв о вожаке и ведре с водой, Чимин стремительно взлетает по ступенькам, по дороге окинув грозным взглядом оборотней. Хосок, Тэян и ещё несколько альф из стаи охотников оглушительно хохочут, прикладывая руки к животам и сгибаясь от смеха, и вытирают выступившие на глазах слёзы, но быстро успокаиваются и уходят прочь, заметив приближающегося к ним нахмуренного пожилого альфу. Омега забегает в дом и осматривается вокруг, замечая закинутый на стол мешок, из которого виднеются куски пчелиных сот, и лежащего на полу Джуни, мелко подрагивающего от боли и закрывающего передними лапами голову. Чимин опускается перед плачущим волком на колени, и отодвигает его лапы, внимательно рассматривая опухшую морду, заплывший левый глаз и вздувшийся черный нос, из которого торчат несколько пчелиных жал. — Ты что, нашел в лесу дупло с роем пчел и вот так запросто к ним полез, чтобы отнять мёд? — возмущенно спрашивает Чимин и осторожно вынимает жала из волчьей морды. — Вот дурень! Сразу видно, что оборотни ничего не смыслят в этом деле. Наверное, подумал, что могут сделать эти мелкие полосатые мухи такому могучему и сильному зверю! А видишь, как вышло. Пчелы — они такие, даже дружнее оборотней. Омега тщательно осматривает покусанного волка, выискивая и удаляя все жала, а после встаёт на ноги. — Подожди немного, я сейчас тебе компресс сделаю, и сразу станет легче. Он быстро выходит на крыльцо, чтобы перетащить в дом заботливо оставленное ведро. Смачивает в ледяной воде достанные из чулана чистые лоскуты ткани и обкладывает ими места укусов. Волк облегченно выдыхает и перестаёт скулить, когда омега оборачивает вокруг пульсирующего болью носа мокрую ткань. — А эти изверги смеялись над тобой, — шепчет Чимин, искренне сочувствуя Джуни и почёсывая шерсть на его шее. — Ну, ничего! Завтра отёки спадут, и ты всем устроишь знатную трёпку, чтобы не забывали кто в общине самый сильный. Хосоку больше всех наваляй, он заслужил. Продолжая утешать и подбадривать зверя, омега уводит его в спальню и хлопает ладонью по кровати. Не обращая внимания на грязные следы отпечатков лап на постельном белье, он ложится рядом и обнимает волка, а тот в благодарность лижет лицо омеги горячим шершавым языком. Дождавшись, когда Джуни уснёт, Чимин быстро меняет ставшие тёплыми компрессы на ледяные и садится за кухонный стол. Он выкладывает из мешка соты и жадно вдыхает терпкий запах. Отламывает небольшой кусочек и мычит от удовольствия, ощущая во рту желанный приторно-сладкий вкус. Омега руками тщательно отжимает мёд в широкую миску, облизывает липкие пальцы, а после ровными частями разливает в два горшка. Оборотни не едят мед, но в общине есть ещё один житель, который, как и Чимин, очень любит сладкое.Глава 14.
25 сентября 2019 г. в 14:01
Чимин тянется рукой и осторожно снимает с ветки кустарника несколько жёлтых листьев. Складывая пальцы, крепко сжимает их в ладони и быстро осматривается по сторонам, глазами выискивая бродящего неподалёку волка. Омега негромко свистит, привлекая внимание зверя, и когда тот заинтересованно подбегает — садится перед ним на корточки и протягивает руку. Волк с явным интересом шумно обнюхивает омежий кулак, видимо, пытаясь разгадать, что же в нём спрятано, а когда Чимин разжимает пальцы — презрительно фыркает и отворачивает морду.
Обрадованный удавшимся розыгрышем, омега заливисто смеётся и обхватывает обеими руками могучую шею. Он упирается грудью и с силой давит на оборотня, и тот, понимая, что именно от него хотят, послушно заваливается на бок, позволяя омеге лечь сверху. Чимин недолго ёрзает, укладываясь удобнее, и отворачивает лицо от чужого мокрого языка, который норовит облизать нос и щеки.
— Уже сентябрь наступил, — задумчиво тянет омега и сокрушенно вздыхает. — Всего три месяца прошло, как я попал в общину, а уже столько дел успел наворотить.
Волк, почуяв перемену настроения омеги, чуть слышно скулит, и Чимин, чтобы его успокоить, несколько раз ласково проводит ладонью по жесткой шерсти головы и шеи.
— Был грубым с оборотнями, обидел Тэхёна, — перечисляет омега, расстраиваясь всё больше, — и с тобой себя тоже плохо вёл. Я всё думал, как бы мне в деревню обратно сбежать, а почему так рвался туда — и сам сейчас не пойму. Кроме родителей и брата мне там даром никто не нужен. Я даже не влюблялся ни разу, честное слово! Мне все альфы казались такими непроходимо глупыми, о чём я им всегда и говорил, если начинали ко мне лезть со своими противными ухаживаниями. Это ты, Намджун, в детстве с каким-то омегой любовь крутил, а я только подзатыльники всем раздавал. Меня даже один раз компания альф-недоростков подкараулила и немножко поколотила за дерзость. Потому что нельзя быть таким вздорным омегой, — последнюю фразу Чимин произносит несвойственной для него интонацией, явно передразнивая своих обидчиков. — Другой бы на моём месте сразу родителям жаловаться побежал, а я — нет. Я вместо этого потом отловил их всех поодиночке и каждого крапивой по морде отхлестал. Визгу было на всю деревню! — омега весело хохочет, вспоминая давние события, и утыкается лицом в волчью шерсть, совсем не замечая, как зверь осуждающе чуть качает головой и закатывает к небу глаза.
Отсмеявшись, Чимин промокает рукавом рубахи увлажнившиеся уголки глаз и снова со всей возможной нежностью гладит зверя. Он с удовольствием зарывается пальцами в густую шерсть, тормоша и лаская. Чувствует, как с каждой проведённой минутой рядом с волком привязывается к нему всё сильнее, прикипает так, что очень скоро будет вовек не оторвать, но больше не пытается усмирять в себе возрастающую симпатию.
— Ты необыкновенный, Джуни, — шепчет Чимин, крепко обнимая оборотня и щуря от удовольствия глаза. Вряд ли он осмелится в ближайшее время сказать что-то подобное лично Намджуну, но при волке сдерживать свой восторг нет никакого смысла. — Знаешь, мне было бы не о чем жалеть, если бы я только мог увидеться с родителями, хоть разочек. Просто чтобы успокоить их, показать, что я живой, и им не следует оплакивать меня… Как бы я хотел познакомить тебя со всей своей роднёй, вместе пройтись по деревенским улочкам. Поверь, все встречные омеги позеленели бы от зависти, потому что никогда и ни у кого из них не было и не будет такого же альфы, как ты. А ещё я хотел бы показать тебе свой дом, — омега ненадолго замолкает и облизывает пересохшие губы. — Он очень отличается от всех деревенских срубов, потому что ничем не украшен. Все люди стараются выделить своё жилище из стоящих рядом — устанавливают на крыше забавные флюгеры, а сам дом обшивают вырезанными из дерева узорами и мастерят резные ставни. Мой отец никогда не делал ничего подобного. Он всегда говорил, что в жизни есть множество дел, и заниматься нужно теми, которые принесут настоящую пользу.
Чимин грустно вздыхает, вспоминая, чем именно предпочитал заниматься его отец в свободное время. Чтобы снова не утонуть в самобичевании, омега сползает с оборотня на жухлую траву. Он садится, облокачиваясь спиной и затылком о мирно вздымающийся волчий бок, и задумчиво тянется рукой к ползущей рядом по былинке улитке. От легких прикосновений она, несущая на спине витой домик-ракушку, тревожно замирает, но не прячется, а лишь поджимает рожки, когда омега трогает их кончиком указательного пальца.
— Даже слизняк храбрее меня, — обиженно морщит лоб Чимин. — Он не прячется, хоть я одним движением могу его прихлопнуть. А мне бояться нечего, но я из дома и шагу ступить не могу без твоего сопровождения. Джуни, мне так плохо!
Жалобно застонав, омега ближе жмётся к волку и не вздрагивает, когда тот резко поднимает голову и щелкает зубами, пытаясь поймать летающую рядом с Паком надоедливую муху.
— Защитник мой, — довольным голосом шепчет омега. Он обхватывает руками тяжелую голову зверя и поворачивает мордой к себе, чтобы чмокнуть в нос, после чего поднимается на ноги и отряхивает одежду от приставшей сухой травы и трухи ломких листьев.
— Пошли домой, скоро темнеть начнёт.
Чимин призывно машет рукой, и лежащий волк вскакивает на лапы. Они не торопясь выходят из леса. Оборотень кружит рядом с омегой, время от времени чуть забегая вперёд, чтобы обшарить очередной кустарник или обнюхать случайно замеченные следы, а Чимин продолжает негромко говорить. О том, что во дворе родительского дома растут две рябины, которые посадил дедушка на рождение внуков. О чересчур высоком срубе колодца, который поставил отец, чтобы маленький Чимини не мог дотянуться до верха и перестал заглядывать в темную глубину, слушая отзывающееся на громкие крики эхо. Вспоминает стоящую во дворе небольшую песочницу, в которой они часто играли в детстве с Тэхёном. Родители хотели убрать её, но когда подрос Чимин, то очень скоро на свет родились дети старшего сына, и теперь в ней снова возятся малыши, и папа, мечтавший на этом месте разбить клумбу, уже давно отказался от этой мысли.
Чимин замолкает, а оборотень становится рядом, когда они выходят на улицу общины. Омега идёт опустив голову и не смотрит по сторонам, почти физически ощущая на себе внимательные взгляды и опасаясь случайно встретиться с ними. Он не хочет видеть в чужих желтых глазах разочарование или молчаливый укор. Никто не пытается окликнуть его или подойти к нему ближе — рядом шагает Джуни, и Чимин крепко цепляется пальцами за густую жесткую шерсть, чувствуя исходящую от зверя силу. В присутствии Намджуна его никто не посмеет обидеть или в чём-то упрекнуть.
Чимин немного сбивает размеренный шаг, когда совсем близко раздаётся громкое рычание волка и знакомый звонкий смех, который в общине стал звучать гораздо чаще, чем в родной деревне. Омега невольно останавливается напротив дома семьи Чон и с изумлением смотрит на происходящее. Темно-рыжий волк, чья шерсть в лучах заходящего солнца отливает бронзой, игриво возится с отбрыкивающимся омегой. Он хватает зубами за края одежды и тянет в сторону, наваливается грудью и бодается лбом, не давая барахтающемуся на траве Тэхёну подняться на ноги. Ким пытается отпихнуть от себя оборотня и сквозь смех умоляет немедленно всё прекратить, но Чонгук продолжает его тормошить и жадно облизывать лицо мужа и его ключицы, виднеющиеся через распахнутый ворот рубахи. Омега вытирает ладонями мокрые щёки и шутливо грозит отскочившему в сторону зверю оставить того без ужина, но, как только делает попытку сесть, вновь оказывается опрокинутым на спину; а вокруг резвящейся парочки с задорным тявканьем и повизгиванием носятся четверо волчат.
«Семья Чонгука вернулась», — понимает Пак
Шумно вздохнув, Намджун осторожно прихватывает зубами подол чиминовской рубахи и смотрит с надеждой на подобное веселье, за что тут же получает несильный шлепок по морде.
— Вот только попробуй меня обслюнявить и в пыли вывалять — будешь неделю на коврике у кровати спать, — предупреждает Чимин.
Он вырывает из пасти зверя край собственной одежды и быстро уходит по улице. Вслед за ним бредёт погрустневший волк.