***
— Здравствуй, Сокджин, — вежливо здоровается Чимин с оборотнем, как только заходит в его дом. — А я сегодня испёк печенье с орехами и решил тебя угостить. Омега, продолжая беззаботно щебетать, быстро стягивает с головы шапку и вешает свой меховой жилет на вбитый в стену гвоздь. Он закатывает рукава недавно связанного тёплого свитера и начинает по-хозяйски раскладывать на кухонном столе принесённое угощение, но лекаря любимое печенье ничуть не впечатляет. Альфа, следя за всеми действиями Пака, подозрительно прищуривает глаза и складывает на груди руки. — Ладно, — выдыхает Чимин и садится за стол. Задобрить принципиального лекаря снедью не удаётся, и омега переходит к настоящей причине своего визита. — На самом деле я пришёл поговорить с тобой. — Ты уже шестой раз за последний месяц приходишь со мной поговорить, — насмешливым голосом напоминает альфа. — Потому что мне нужен ребёнок! — теряет терпение Чимин. — Я-то тут причём? — А при том, что это именно ты наплёл Намджуну о какой-то опасности для моего здоровья, и теперь он отказывает мне в сцепке. — И правильно делает, — кивает головой лекарь, явно довольный услышанным. Он подхватывает одно печенье и засовывает в рот. Негромко мычит от удовольствия и, тщательно прожевав, продолжает беседу: — Чимин, ты очень импульсивен и непоследователен в своих желаниях. Сначала ты травишься непонятно чем от одной только мысли о возможной беременности, а уже спустя немного времени начинаешь мечтать о скором рождении волчат. Мы с тобой беседовали об этом уже много раз, и ничего нового я тебе не скажу. — Мне можешь ничего не говорить, — пожимает плечами Чимин. — Ты, главное, Намджуну объясни, что со мной всё в порядке. Ноябрь в самом разгаре, у меня течка скоро начнётся, а мой альфа не хочет заводить детей. Все вокруг беременные! Один я как первый день замужем! — Так уж и все. Я вот тоже не беременный, — уплетая печенье, открыто смеётся Сокджин, отчего омега ещё раз убеждается, что у лекаря общины отвратительное чувство юмора и на редкость сволочной характер. — Послушай, но можно ведь попробовать, — усмиряя в себе приступ злости, жалобно тянет Чимин. — Сейчас — нельзя, — строгим голосом отрезает Сокджин и уже мягче добавляет: — Подожди до следующей осени. Время пролетит незаметно. — Ага, вот и Намджун так же мне говорит! — омега, теряя всякое терпение, вскакивает из-за стола и широко размахивает руками. — Сейчас вы меня убеждаете потерпеть год, потом скажете «Ой, сейчас тоже не лучшее время, давай ещё парочку лет подождём, чтобы ты наверняка выздоровел». Когда пройдёт и этот срок, муж мне заявит «Что-то я сейчас не хочу заводить детей, может, после?». Вот так старость незаметно подкрадётся, а волчат у нас как не было, так и не будет! Врёте мне про моё якобы плохое состояние здоровья, а что происходит на самом деле? Скажи мне правду, я теперь бесплодный? Я никогда не рожу малыша, а вы с Намджуном это от меня скрываете и тянете время, надеясь, что я сам рано или поздно откажусь от этой идеи? — Чимин, у тебя потрясающее воображение и очень богатая фантазия, — хвалит омегу Сокджин и отходит к очагу. Быстро скользит взглядом по выставленным на полке берестяным коробочкам. — Чай будешь? У меня как раз для подобных случаев припасен сбор из корней валерианы, лепестков пиона, плодов боярышника, мяты… — Вот сам его и пей, а я — абсолютно спокоен! Чимин широкими шагами возвращается к входной двери. Срывает с гвоздя меховой жилет и, едва нахлобучив шапку, выходит за порог дома невыносимого лекаря. Омега, пиная по дороге сухие ветки и мелкие камушки, идёт в сторону общины. Он зябко кутается и зарывается замерзшими пальцами в густой мех верхней одежды. Сдерживая слезы обиды, влажно шмыгает носом и часто моргает пока ещё сухими глазами. «Глупый Сокджин. Помирать буду, а за помощью к тебе не обращусь. И разговаривать с тобой больше не хочу!» — мрачно размышляет омега и делает глубокий вдох ледяного воздуха, понимая, что не пройдёт и пяти дней, как он снова пойдёт к лекарю в надежде переубедить его.***
Убаюкивающе потрескивает в очаге огонь, сухой и морозно-колючий ветер стучит в захлопнутые ставни, а на столе остывает разлитый по кружкам ромашковый чай. В уютной тишине слышно лишь негромкое посапывание шести волчат, улёгшихся вздремнуть после сытного обеда на брошенном на пол одеяле. Иногда кто-то из пушистой ребятни приподнимает голову, с тихим скулением широко зевает и обводит сонным взглядом комнату, после чего вновь утыкается мордочкой в вытянутые лапы. — Как красиво, — с восхищением шепчет Юнги, подходя ближе к креслу, сидя в котором работает иголкой Пак. Оборотень забирает из рук человека крохотную распашонку, ворот которой теперь пестрит переплетающимся узором красной цветочной вышивки. Он встряхивает вещицу и, положив на стол, разглаживает ладонями. Вдоволь налюбовавшись, аккуратно складывает и прячет в ящик комода, доставая из него же ещё одну распашонку, которую суёт в руки Пака. — А на этой пусть будут ландыши. — Вышивать белые цветы на светлой ткани? — хмурится Чимин, разминая задеревеневшую шею и растирая онемевшие, исколотые пальцы. Омега уже несколько часов возится с разноцветными нитками, украшая детские вещички будущего малыша Юнги, но оборотню этого мало. — Тогда можно фиалки вышить или одуванчики, — предлагает Мин и сам принимает окончательное решение. — Пусть на этой будут одуванчики, а для следующей ещё что-нибудь придумаем. Чимин послушно отрывает желтую нить и, чуть высунув от напряжения язык, примеривается, чтобы попасть кончиком в игольное ушко. Спорить с оборотнем не хочется и, кажется, тот этим фактом бессовестно пользуется. Присевший за стол Мин шумно отхлёбывает из кружки чай, болтает в воздухе ногами, на которые надеты толстые шерстяные носки, и ласково поглаживает свой ещё плоский живот. Пак, на секунду отрываясь от работы, чтобы посмотреть на друга, еле слышно хмыкает, отмечая в уме, что беременность тому явно пошла на пользу. За прошедшие полтора месяца Юнги растерял всю свою насмешливость, ни разу не простужался и выглядит до невозможности мило в огромной рубахе Хосока. Мин уверяет всех, что запах альфы нравится малышу и поэтому теперь носит исключительно вещи мужа, а Чимин искренне считает, что Юнги просто хочет широкими вещами лишний раз продемонстрировать всей общине свой новый статус будущего папы. — Скучно-то как, — подпирая рукой щеку, тянет оборотень и поглядывает на входную дверь. — Поскорее бы альфы с вырубки вернулись. — Они только когда стемнеет объявятся, — вслед за Юнги вздыхает Чимин, который тоже соскучился по своему мужу, и начинает тихий разговор: — Чем вы в общине обычно занимаетесь зимой? — Ходим друг к другу в гости, шьём и вяжем одежду, — оборотень хитро прищуривается, — радуемся общению со своими мужьями. Это сейчас альфы ещё на вырубке работают, но как только выпадет снег — тоже по домам засядут… Вот только в этом году зима к нам почему-то не торопится. Оборотень сонно вздыхает, вслушиваясь в гудение ветра в дымоходе и, прогоняя дрёму, чуть трясёт головой. Начало декабря выдалось достаточно морозным, но на удивление сухим. Стылая, пустая земля и голые, покрытые узором серебряной изморози ветви деревьев нагоняют уныние на всю общину. — Когда снег выпадет, сразу станет веселее, — уверяет Юнги загрустившего Пака. — Мы насыпаем огромные горки и заливаем их водой. Знаешь, как здорово на них кататься? А ещё, когда лёд на реке окрепнет, можно на зимнюю рыбалку ходить, — оборотень замечает настороженный взгляд Чимина и со смехом добавляет: — Ну, горки и рыбалка в этом году точно ни мне, ни Тэхёну не подходят, но ты можешь неплохо повеселиться с Намджуном. За нас троих. Чимин довольно улыбается, находя в своём положении явные преимущества перед друзьями и, высоко подняв руки, сладко потягивается. Атмосфера в доме настолько умиротворяющая, что хочется, как сытому коту, свернуться клубочком перед пышущим теплом очагом и, закрыв глаза, немного поурчать, но вместо этого омега вновь склоняется над работой, решая, что на сегодня это будет последняя вышивка, ведь они с Мином ещё планировали зайти в гости к Тэхёну. Кажется, это данное Киму обещание вспоминает и оборотень. Юнги внезапно задумчиво морщит лоб и с явным сожалением поглядывает на комод. — Чимин, может, мне следует поделиться детскими вещами с Тэхёном? Их с Чонгуком малыш тоже должен красиво одеваться. Дожидаясь ответа, оборотень нервно прикусывает нижнюю губу, всем своим видом показывая, как невыносимо больно будет ему распрощаться хоть с одной распашонкой, и облегчённо выдыхает, услышав чиминовский смех. — Не переживай, Тэхён ещё лучше меня вышивать умеет. Вполне обойдется без твоих вещичек. Юнги быстро кивает, полностью соглашаясь с мнением Пака, но внезапно настораживается. Вслед за ним Чимин тоже начинает внимательно вслушиваться в раздающиеся вдалеке на улице непонятные звуки. Оба омеги недоуменно переглядываются, и оборотень поднимается на ноги. — Пойду, гляну, что там происходит, — ворчливо бубнит Юнги, не обрадованный вынужденной и незапланированной вылазкой из дома, но Пак его останавливает. — Не выходи на холод, я сам посмотрю. Чимин закрепляет иглу на ткани и откладывает вышивку в сторону. Желая поскорее со всем разобраться, наспех обувается и надевает меховой жилет. Уже спускаясь по ступенькам крыльца, напяливает шапку и невольно ускоряет шаг. Из виднеющегося вдалеке леса выходят люди. Они бегут нескончаемым потоком, безликим чёрным пятном захлёстывая дорогу поселения оборотней. В ярком дневном свете блекло мерцают горящие в их руках факелы, а солнечные блики зажигаются яркими вспышками на остриях длинных копий и лезвиях обнаженных мечей. Подбадривая себя диким ором, люди рвутся вперёд, уничтожая всё на своём пути. От ближайших к лесу домов поднимаются густые клубы тёмного дыма, и ветер рваным дыханием вздымает к небу пляшущие на крышах ещё редкие языки пламени. Крепко стиснув зубы, Чимин бежит по улице туда, где разгорается кровавая бойня. Толпищам людей преграждает путь лишь жалкая стайка из омег-оборотней, что живут на окраине и первыми узнали о нападении, да вожак общины, высокая фигура которого облачена в тонкую рубаху и отчетливо белеет на фоне чёрных плащей пришедших. Они отчаянно бьются, ломая чужие копья и уворачиваясь от ударов мечей, но их слишком мало. Бессчетная толпа плесенью расползается по сторонам, огибая волков и пытаясь напасть на них со спины, но уже через миг люди валятся безвольными телами на замёрзший песок дороги, растерзанные клыками подоспевших на помощь омег. Звуки сражения разносятся всё дальше по общине, воздух отравлен гарью, и бегущий Чимин замечает, как новые и новые привлечённые шумом омеги выходят из домов, в лоскуты разрывая одежду, перевоплощаются в могучих волков и устремляются в самое пекло битвы. Чимин хочет закричать, но горло сухо жжет, и изо рта вырывается лишь жалкий писк. Вокруг творится безумие, которое нужно немедленно прекратить. Надо как можно скорее оказаться рядом с людьми, одним своим присутствием доказывая, что оборотни не несут никакой опасности человеческому роду. Волки вовсе не бездушные монстры. Они не убивают, а помогают выжить деревням. Они забирают омег не для жестокого умерщвления, а чтобы те стали любимыми и окруженными заботой мужьями. Чимин не знает, кто сегодня начал эту битву, но уверен, что её ещё можно остановить. Он хочет закричать пришедшим, чтобы те опустили оружие. Омега готов лично ползать на коленях у ног мудрого вожака, вымаливая прощение людям, ведь они не виноваты в том, что их довел до отчаяния ужас перед оборотнями. Именно поэтому деревенские альфы напали на общину — ими движет страх перед неизвестностью. Пришло время напомнить человечеству условия древнего договора, объяснить, как сильно они ошибаются, и не позволить им больше увязать в собственной лжи. Оборотни великодушны, и пришедшие наверняка будут помилованы. Хотя бы те, чьи руки ещё не запятнаны кровью. Омега слышит предсмертные стоны людей и звонкие визги раненых оборотней. Видит, как обледенелые комья дорожного песка окрашиваются алыми брызгами человеческой и волчьей крови. И не может сдержать рвущийся из груди вопль, когда вожак перехватывает ладонью и отводит в сторону нацеленное в его грудь копье, одним ударом руки сносит голову с плеч нападающего на него альфы, но на мгновение замирает и падает лицом вниз, пронзённый насквозь чьим-то мечом. Люди пришли не разговаривать. Они пришли убивать. Впереди — смерть и огонь. За спиной — жители общины, которые до сих пор пребывают в неведении, семья Чон и уязвимый, беззащитный Юнги. Чимин резко разворачивается и бежит обратно. — Забирай волчат и уходи, — ураганом врывается в дом Чимин и бросает в руки Мина сорванную с вешалки теплую одежду. — Бегите к альфам. Сообщите о нападении на общину, — и видя, что оборотень не торопится выполнять просьбу, срывается на крик: — Делай, что я тебе говорю! Быстрее! — Чимин, я ничего не понимаю. Что происходит? — начинает было говорить Юнги, но Пак его не слушает. Он стрелой вылетает из дома и сбегает по ступеням крыльца, вновь направляясь к месту битвы. Едва очутившись на широкой дороге замечает, что нападающие оттесняют держащих оборону волков всё дальше, вглубь поселения. Успевшие обогнуть оборотней альфы бегут к домам, ударами ног распахивают незапертые двери жилищ и забрасывают в них горящие факелы. Люди бьют, режут, жгут. Широко размахивают мечами и метают копья, стараясь задеть бестолково мечущихся по улице волчат. — Отпусти его! — выкрикивает Чимин, увидев, как альфа хватает рукой и поднимает за шкирку подвернувшегося щенка. Омега задыхается, но бежит ещё быстрее. Нужно отнять ребёнка, прикрыть своим телом и этого, и всех других детей, которые росли в безопасности и не знают, как спасаться при нападении. Надо спрятать за своей спиной разбежавшихся в панике и дрожащих от страха волчат. Пришедшие ничего не сделают Чимину, ведь он такой же, как и они — человек. Широко размахнувшись, альфа подбрасывает в воздух пойманного щенка. Слепящий блеск острого лезвия, короткий визг боли — и волчонок падает на дорогу, заливая холодный песок дымящейся горячей кровью. Альфа свирепо скалится, замечая приближающегося к нему омегу. Он бежит навстречу, замахиваясь в смертельном ударе, вскидывает над плечом меч, и Чимин замирает на дороге. Охваченный оцепенением Пак смотрит на этого альфу, непонимающе вглядывается в чужое искаженное злобой лицо. И не видит в глазах человека ни сострадания, ни жалости.