Юность в облаках

Последний месяц лета буквально удушал; казалось, что не щадящее никого солнце способно было растопить здания и дымящийся асфальт так же легко, как плитку шоколада, случайно оставленную под яркими лучами. Воздух обжигал горло и легкие при вдохе, кожа нагревалась за считанные секунды, становясь горячей — прикосновение к чужому телу даже на мгновение грозило неприятными ощущениями. Умение думать словно испарялось с последними каплями воды, мысли растекались, а леность окутывала сознание. Аномальная жара убивала медленно, пожирая рассудок, хлыстом оставляя на коже ожоги. Сычжуй успокаивался мыслями о том, что именно духота и уничтожающее солнце были виноваты в отказе его внутренних тормозов. Только по этой причине глубоко дремавшие животные инстинкты отравляли сознание, и одна лишь неспособность заставить разморенное жарой тело двигаться оставила его демонов запертыми в чертогах. Цзинь Лин оправдывать свои желания не пытался. В его взгляде, пронзительном и ясном, как у хищника, читалось также сожаление. Сожаление, что тело сковано агрессией природы. Невозможность воспользоваться моментом расстраивала обоих. То, что у Цзинъи отсутствовали даже намеки на инстинкт самосохранения, было очевидно ещё с детских лет. Или же эта провокация была желанием довести своих парней, не имевших шанса дотронуться друг до друга даже ночью, до точки невозврата? Несчастное мороженое на палочке не спасали редкие сквозняки, и оно, быстро тая, стекало по рукам Цзинъи, все ещё не отчаявшегося и пытающегося успеть слизать его до того, как начнёт стекать с локтей. Сычжуй и Цзинь Лин одновременно восхваляли всех богов, подаривших им возможность насладиться этими бесполезными попытками, и проклинали их, потому что нет, ну серьезно, какой выдержкой нужно было обладать, чтобы не психануть. Глазами смотреть было можно, а руками потрогать — нельзя. У всякой красоты своя цена. Взгляды парней синхронно следили за движениями языка Цзинъи, пытавшегося слизать капли с нижней части, и губ, что быстро заглатывали мороженое целиком и с сюрпающим звуком поднимались вверх, мягко снимая слой потекшего мороженого. Температура в комнате поднялась на несколько градусов; стало жарче, чем в эпицентре пожара, разлившегося за панорамным окном. Цзинъи намеренно не поднимал взгляд, кожей чувствуя возбужденное состояние парней. Тихая вибрация телефона показалась громче сирены атомной тревоги. Глянув на дисплей и сглотнув образовавшийся от долгого молчания ком, Сычжуй ответил на звонок. Спустя несколько секунд и вопросительных взглядов он включил громкую связь, и парни услышали голос того, кто мог одной своей идеей и озадачить, и обрадовать, и ужаснуть. Собственно, о такой идее Вэй Усянь им и сообщил. — Мальчики, у меня для вас потрясающее известие, — Цзинь Лин скривился так, словно его заставили тщательно пережевать лимон, а Цзинъи прикрыл глаза ладонью, заранее устало вздохнув. Мороженое в зажатой руке испачкало челку. Сычжуй посмотрел на них с долей осуждения. В конце концов, это его папа. И неважно, что порой он ведёт себя хуже избалованного ребёнка. Да-да, порой. — Уже предвкушаю ваши радостные визги! Полчаса назад мы с Лань Чжанем решили, что у вас есть три часа на сборы, а потом мы все вместе едем на море! Помните: Лань Чжань не любит ждать! Время пошло— — Стой! Ты с ума сошёл?! — крикнул Цзинь Лин. — Папа и дядя ни за что бы не отпустили меня с тобой! Они каждый раз говорят, что безответственнее тебя никого в этом мире быть не может. — Ох, милый племянник, как ты прав. Но кое-что ты все же упускаешь в своих размышлениях. Твоя мама так сильно меня любит, что один звонок — и самые суровые мужчины в твоей жизни безысходно вздыхают, а ты едешь со мной на море! Тем более я буду присматривать за вами не один, а уважаемый всеми Ханьгуан Цзюнь заслужил абсолютное доверие ваших родственников, особенно твоих, Цзинъи. Знали бы вы, с каким облегчением они спихнули вас в наши крепкие объятия! Ой, ладно, пора собираться! А-Юань, ждём тебя дома, скорее! Всех целую! На громком «чмок» Сычжуй отключился. — Какого хуя, А-Юань? — возмущение Цзинь Лина рушило все возможные рамки. Он вскочил на ноги, достал из шкафа вещи и кинул совершенно все на пол, пиная желтую толстовку под кровать. Часть вещей свалилась на ничего не понимающую Фею, фыркающую в сторону хозяина. — Ты же сам прекрасно все слышал... Они приняли решение об отпуске полчаса назад. Цзинъи, я тебя подброшу, — он со спины обнял насупившегося Цзинь Лина и мягко поцеловал в шею. Цзинь Лин немного остыл. Цзинъи встал прямо перед ним, и война агрессивных взглядов стала бы неизбежностью, но Сычжуй потянул Цзинъи к выходу, и он успел только смазанно чмокнуть А-Лина в уголок губ. Сычжуй со вздохом стёр липкое мороженое с его челки. — А-Юань, подождёшь меня внизу? Мне всего минут десять нужно, чтобы вещи закинуть в рюкзак. Все равно твои носить в основном буду, какая разница. Цзинь Лин, закрыв дверь, поплелся обратно в свою комнату, оглядывая поверхностным взглядом груду сваленной одежды. Он достал из-под кровати огромный чемодан, прикидывая, влезет ли туда Фея и её лежанка.

***

— Нет, ну должно же безрассудство иметь границы... — А-Лин, успокойся. Мы не раз вместе путешествовали на машине, и это всегда приносило удовольствие. Предвкушение нового опыта обычно вызывает любопытство, а не возмущение, — Сычжуй предпринял попытку утешить Цзинь Лина, явно не предполагавшего, что такой вид отдыха тоже существует в этом бренном мире. — Кроме того, это микроавтобус: там довольно просторно. А ещё есть работающий кондиционер. — Да! За задним сиденьем есть маленький диван. На нем можно спать в дороге, хотя Лань Чжань против... Обещаю вам, что я с ним договорюсь. В ближайшем магазине купим много закусок, для них есть холодильник за водительским местом. М? Да-да, А-Лин, мы не будем останавливаться на ночь в отелях. А чего вы возмущаетесь? У нас три водителя, смысл тормозить и оттягивать долгожданный отпуск? А-Юань замечательно водит, а когда Лань Чжань не видит, даже превышает допустимую скорость! Ауч! — Сычжуй незаметно ткнул его под рёбра, хмуря брови. — Ладно-ладно, все по правилам. О, наш кофе готов! Вэй Ин побежал забирать четыре стаканчика с каппучино и один стакан лимонада, потому что Цзинь Лин, как он сам утверждал, не самоубийца, чтобы на таком пекле вливать в себя горячий кофе. Придорожное кафе пахло свежими булочками и совсем немного — дымом. Светлое помещение, красные чистые столы и тоскливо летающая по залу муха, бьющаяся обо все стеклянные поверхности, создавали атмосферу лености. Цзинъи зашипел, почувствовав, что обжег язык. Озадаченный собственной невнимательностью, он, однако, заметил, что привкус сиропа с яблочным пирогом остался на языке. Нагло и просто непозволительно дерзко он взял у Цзинь Лина из рук лимонад, отпивая сразу половину. Возмущению не было предела. Жулань уже приоткрыл рот, чтобы разразиться гневной тирадой, но громкий звук разбивающегося стекла прервал его. Он случайно сбил рукой свой же стакан. Несколько осколков упали под стол, а донышко лежало на поверхности, в сладкой липкой луже. — О нет! Телефон! — он вытащил мобильное устройство из-под осколков, забыв про то, что может пораниться, и принялся вытирать его салфетками, совершенно не заботясь о стекающей тонкой струйкой на его шорты воде. — Ты не порезался? — Сычжуй взял его за одну руку и осмотрел на наличие повреждений. Цзинь Лин молча негодовал, стараясь не съязвить в адрес заботы А-Юаня. Он бы себе не позволил. Но обида на жизнь комом встала поперёк горла. Подстава подстав! — Так называемый «отпуск» ещё не начался, а уже достал... — Жулань привык к городу и всем доступным удобствам, а сейчас его, словно трехлетнего ребёнка, не умеющего плавать, скинули с вертолета посреди океана. Сутки пути в машине? Туалет на улице? Сон в багажнике? Для избалованного комфортом Цзинь Лина все это звучало дико. А вот Цзинъи ситуация полностью устраивала, особенно после упоминания работающего кондиционера. Сычжуй же к разного рода сумасшедшим идеям папы Усяня и безоговорочной поддержке этих идей папы Ванцзи привык. Выбора иного не было. Прыжок с парашюта, дайвинг с акулами, альпинизм со всем необходимым снаряжением, катание на горных лыжах... Несколько тысяч километров до моря на машине казались легким баловством, небольшой прихотью. Дойти до раковины и помыть руки, пожалуй, Цзинь Лину было слишком лень, поэтому он вытер их об кофту. Не свою, конечно. Свою жалко. А одна ярко-желтая кофта так удобно висела на бёдрах Цзинъи, притягивая к себе шаловливые мокрые руки Жуланя, что он не смог сдержаться. Сычжуй, безысходно вздохнув, встал между ними, чтобы избежать возможного кровопролития. Они бы непременно стали препираться даже через уставшего от бессмысленных перепалок Сычжуя, но Цзинъи тоже криворукий, и задетый рукой бумажный стаканчик упал на пол, разливая кофейную жидкость по плитке. Липкость словно осела в воздухе. Беззаботный смех Вэй Ина раскрошил возникшую стену напряженности. — И откуда у вас только руки растут, дети, — «дети» в этот момент молились всем существующим и не существующим богам, чтобы они послали не очень-то уважаемому Вэй Ину кару за все содеянные грехи. Желательно в виде пролитого напитка, однако удача, похоже, была на стороне Вэй Ина. Он грациозно встал со своего места и демонстративно неаккуратно отпил кофе, не проливая при этом ни капли. Цзинь Лин от негодования чуть не зашипел коброй. Он ещё и издевается! — Только уборщице проблем доставили. — Это её работа. — Я шучу, — он потрепал обоих по волосам. — Пойдемте в машину, Лань Чжань ждёт. А то неизвестно ещё, когда на месте будем. Кстати, а криворукость передаётся воздушно-капельным путём? «Скорее половым», — подумал Сычжуй, забирая единственный оставшийся напиток с собой.

***

Две сотни километров остались позади, когда Вэй Ин, подогнув под себя колени, сидел на пассажирском сидении и от скуки рассказывал про различные немыслимые поступки, которые вытворял в их возрасте. Случайно он вспомнил историю, сэкономившую им впоследствии день пути. — Представьте, если бы мы уже приехали, а потом оказалось, что кто-то из вас забыл документы. Даже вообразить сложно, — он прервался на смех. — Хотя нет, очень даже легко! Я один раз так паспорт дома оставил и понял это, когда уже был на посадке в самолёт. А-Чэн на меня ещё недели три обижался. — Ахах... а документы тоже надо было брать? — Цзинъи нервно посмеялся. Гробовая тишина стала ему ответом. Даже Ханьгуан Цзюнь, нахмурив брови, бросил на него взгляд через зеркало заднего вида. — Ты шутишь? Потраченные впустую двести километров — это очень много, как понял Цзинъи.

***

К концу дня Цзинь Лин осознал, что непривычный способ путешествовать не сильно его разочаровал. Даже наоборот, оставил массу довольно приятных впечатлений. Но об этом он, конечно, промолчал. Цзинъи с Вэй Ином вместе подпевали чуть ли не каждой песне, которую крутили по радио. Они оба кричали так громко, что уши закладывало, и даже вечерний ветер не мог заглушить слова и сделать их менее понятными. Цзинь Лин несколько раз снисходил до них с выдуманных небес и подпевал так сильно, как позволяли ему легкие и возможности осипшего к концу дня горла. А-Юань что-то мурлыкал себе под нос, наслаждаясь непринужденной атмосферой. Ханьгуан Цзюнь хоть и ничего не говорил, но находился в крайне хорошем расположении духа, взглядом прослеживая бесконечную линию горизонта. Днём Цзинь Лина и Цзинъи разморило из-за жары и слепящего солнца. Они задремали. Цзинь Лин достал из багажника две подушки: одну отдал Цзинъи, а вторую кинул ему на колени и лёг на неё. Цзинъи же положил свою подушку на спину Жуланя и, не совсем удобно согнувшись, тоже уснул. Сычжуй, пока никто не видел, сфотографировал их, так мило выглядящих во сне. Только вот звук на телефоне отключить забыл, и щелчок камеры было отчетливо слышно. Вэй Ин хитро улыбнулся. Несколько раз за этот долгий день они останавливались в полях, под редкими деревьями, и, укрывшись в тени, готовили быстрый перекус. На заднюю дверь крепился складной столик, за которым вполне спокойно могли поместиться пять человек, однако стульев на всех не хватало. Цзинь Лин и Цзинъи, не прижимаясь из-за жары друг к другу, сидели на лежанке, свесив ноги вниз. Многоразовая посуда, пакетики чая и растворимого горячего шоколада, кофе, сахар и продукты, которые не портятся быстро, хранились в небольшом ящике под кроватью, обустроенной в багажнике. Когда солнце уже покидало позицию в зените, Сычжуй и Лань Чжань сварили лапшу и порезали овощи, чтобы накормить любителей чипсов и сухих перекусов более-менее полезной едой. Вэй Ин, до этого сидевший за рулём, сопел, лёжа в куче одеял за спинами Цзинь Лина и Цзинъи. Когда ужин был готов, он, словно повинуясь внутреннему инстинкту, проснулся сам. Даже будить не пришлось. Перерыв в дороге был вещью приятной, но, к сожалению, скоротечной. Туалет искать, однако, не приходилось. Цзинь Лина подобные условия все ещё возмущали, но ходить в одиночку было, честно говоря, пугающе. Мало ли что из этих кустов могло выползти или выпрыгнуть. — Не хочу идти с тобой, — скорее по привычке, чем из вредности сказал Цзинь Лин, сворачивая за дерево. — Стесняешься? — хихикнул Цзинъи. — Чего я там не видел? В него полетела сухая ветка, от которой он, впрочем, успешно уклонился.

***

Дорога была действительно долгой и утомительной для всех. К ночи путем всеобщего одобрения окна были опущены, а кондиционер отключён. Вечерняя прохлада заполняла легкие. Резкий ветер лупил по щекам, когда за рулём сидел радостный Вэй Ин, жмущий педаль газа чуть ли не в пол. Мягкие потоки ласково обдували лицо, когда водителем был Ханьгуан Цзюнь. Просторные выжженные поля, громкая музыка из колонок, пустая дымящаяся трасса — одним словом, романтика. Вечерело, и алый закат, диском разлившийся по пустынному горизонту, сменился лиловыми сумерками. Сычжуй должен был вести машину ночью, ему доверяли. Однако не спавши проехать несколько сотен километров даже ему было бы сложно и, что важнее, опасно, поэтому Ханьгуан Цзюнь, не терпя возражений, отправил его вздремнуть в обустроенный под кровать багажник. Просторное спальное место встретило его пустотой, но не надолго. Парни под шумок отстегнулись и залезли к нему, прижимаясь к бокам и обнимая так крепко, как могли. Целый день без прикосновений и ласки показался всем троим бесконечно длинным. Целоваться, когда машину подбрасывало на частых кочках, они не рискнули, но несколько смазанных поцелуев под челюстью, в шею, в скулы, в уголки губ и щеки — куда успевали попасть — позволить себе могли. Сычжую всегда спалось спокойнее, когда они рядом. Холодало, и Цзинь Лин сквозь мутную пелену сна накинул на них огромное одеяло, тут же проваливаясь в сон.