— Удобно заделался, беременный ходишь, на тебя даже поорать нельзя. Мне вытряхивать из тебя ответ, зачем вот это все, или сразу вести к психологу? Если ты мне сейчас не скажешь, то обещаю, мозгоправ тебе обеспечен, — Старк пытался говорить спокойно. Давайте сделаем акцент на
«пытался».
— Ну, я просто упал, — мдам, Паркер, ничего умнее ты не мог придумать?
— Я все еще могу запросить видео-файлы с Пятницы. Я жду твоих объяснений, — Старк положил ногу на ногу и выжидающе смотрел. А что я? Я просто не мог ответить. Предлагаете сказать, что я резал руки из-за любви к этому напыщенному идиоту?
— Это сложно объяснить, — попытался начать я.
— Ты уж постарайся, — видно что Старк еле сдерживал себя, чтоб не заорать.
— Особенно, если вы перебиваете. Это способ… Справляться с трудностями в жизни. Конечно, это глупо, необдуманно и прочее, но просто суицид — это же не выход, верно? — слова неслись на автомате, будто я заранее готовил эту речь.
— Так, все, успокойся, — Старк поманил меня к себе. Я присел рядом, а он обнял меня и зарылся в волосы. Волна мурашек и желания пробежалась по телу, — разнервничался, выкидыша еще не хватало. Я понял, что все это очень тяжело, не хочу тебя заставлять рассказывать причины. Конечно, был бы ты не в положении, я бы треснул тебя хорошенько, но пока ограничусь тем, что вынесу все острое из твоей комнаты и каждый Божий день ты мне будешь показывать свои руки, понял? — я глухо засмеялся, — я вообще-то не шутил, — он говорил вполне уверенным и серьезным себе голосом.
— Ах, Питер-Питер, — продолжал Старк, — какой ты все-таки глупый.
Я поднял на него глаза. Шоколадные. В них читалась безграничная нежность. Он медленно приблизил свое лицо к моему и поцеловал. Но не как тогда. Тогда это был страстный и пьяный поцелуй, в котором выражалось желание, а это — совсем другое.
Он мягко мял мои губы, проникая языком в рот, исследуя там все места, переплетая языки в нежном ритме и казалось, что это мгновенье длилось вечно. Все было прекрасно и я отвечал, и он все так же целовал меня.
Но потом, резко отстранившись, он вылетел из комнаты, пролепетав что-то вроде: «Прости».
А я сидел, как сказочный придурок и давил лыбу. Хоть на долю секунду, маленькую часть жизни я показался себе
счастливым.
***
Вечер того же дня
.
Как я скучал по теплым посиделкам с Вандой. Раньше мы встречались так каждый вечер и говорили о всем, что накопилось, жалея друг друга и понимая. Ванда была удивительным человеком и моим другом. И в этот вечер мы так же сидели на крыше базы в беседке на теплых гамаках в обнимку, укрытые пледом и потягивая чай, смотрели на звезды. Даже сидя в тишине, прерываемой пением сверчков, понимали, о чем можно молчать.
В очередной раз она рассказывала о Вижне, о Брюсе и Наташе, как застукала их и как увидела Клинта, смотрящего мультики. Все было по-доброму, безобидно.
— Питер, на тебе лица нет. Что-то случилось? — Ванда прекратила свой рассказ про то, как Романофф сожгла яичницу и обеспокоенно уставилась на меня. Я будто вышел из гипноза.
— А? Да, наверное? — немного неуверенно ответил я, — прости, я прослушал.
— Питер, ты же можешь мне рассказать, верно? — Максимофф сделала объятия еще крепче.
— Так дело в том, что рассказывать-то и нечего, совершенно. Сегодня мистер Старк увидел порезы, а потом мы поговорили. И он поцеловал меня. Сам. А теперь я не знаю, что делать и что это все значит.
— Знаешь, Питер, даже я не знаю, что сказать. Почему Тони так поступил, одному ему и известно. Вам не кажется, что нужно поговорить?
— Он бегает от меня весь день. А еще я утром видел Пеппер и она обнималась с мистером Старком, просила его вернуть все как было.
— Это уже интереснее. А ты что?
— А что я? Я ушел. Решил им не мешать. Зачем мне мешать их счастью? Потом еще и Тони меня поцеловал. Так что я совсем запутался. Еще размышлял над тем, что могу я ему дать, кроме своей безграничной детской любви. Может он и прав, что я — ребенок.
— Питер, ты же любишь его? — я кивнул, — это главное. Ты можешь дать ему себя, свою любовь, и это уже много. Отдаешь свое сердце и душу. Не имея ничего, ты отдаешь все. Понимаешь? Главное верить в свою любовь.
И мы смотрели на ночное небо, долго-долго молчали, оплакивая все то, что случилось.
И даже не заметили все это время стоящего в проходе на крышу Тони Старка.
