Болтливость моего персонального гида по Аду оказалась мне на руку — Леонард с явным удовольствием отвечал на любой мой вопрос. Всего за несколько минут я узнал, что Лео уже третий век «работает» провожатым по Преисподней — встречает «новеньких» нечестивцев у лифта и доставляет куда положено, по пути объясняя, что здесь почём. Работал бесёнок на голом энтузиазме, абсолютнейше безвозмездно — понятия «оплата за труд» в Аду не существовало, чему я немало удивился, ибо в этом плане черти оказались намного чище и достойнее меркантильных людишек. Правда, работать рогатые не любили по причине врождённой лени — одного из смертных грехов, за который с людей спрашивали по всей строгости. Демонам наказание за этот порок не грозило — черти на то и черти, чтобы грешить. Лео был исключением и выполнял свои в общем-то скучные и рутинные обязанности, как говорится, «с душой». Случались и огорчения в виде не особо приятных покойников, подобных «жирдяю», на которого Леонард вскользь пожаловался в начале нашего разговора. Чертёнок, по его словам, старался относиться к неприятностям философски, хоть и не всегда получалось. Работали проводники в две смены, ночную и дневную. Лео пояснил, что понятие времени было введено для удобства нас, смертных.
— Вообще тут у нас вечность, за временем не надо следить, — объяснял Леонард, помахивая хвостом и неторопливо шагая по пыльной дороге. — Ради вас всё установили, и календарь, и часы. Вы же не можете без того, чтобы в рамки себя не вогнать. Это всё Мастер устроил. В кои-то веки в карты у Фатума выиграл, вот на радостях и пошёл людям навстречу. Давно это было, я тогда только родился, а до сих пор всё никто не привыкнет. Не любим мы рамки, и всё. Не рабская у нас психология.
— Ага, только пашете даром, — съязвил я. Чертёнок иронию не оценил и поспешил огорошить меня следующим заявлением:
— Тебя скоро тоже на работу определят. Если ты, конечно, хоть что-то умеешь. А не умеешь — будешь дворы подметать или в топку лопатами мусор забрасывать. Это тебе не на гитарке лабать. Хватает у нас и своих музыкантов.
Заебись здесь сюрпризы.
— Это — Ад, — продолжал Леонард, — и вы все здесь не просто так, а в наказание, и это не в котлах жариться. У вас просто забирают самое дорогое, и всё. Тот жирдяй готов был за жопу себя укусить, когда узнал, что мы ничего не едим. А тебе не то, что гитару, медиатор подержать не дадут. Веками будешь смотреть, как другие играют, и мучиться. Это Ад, — повторил чёрт с некоторой долей злорадства, — то, что вы заслужили.
***
Шокирующая новость на пару мгновений буквально пригвоздила меня к земле. Не зря я сюда не хотел. Лучше уж в котёл, чем совсем без гитары. Играю я с детства, с тех самых пор, когда в пятилетнем возрасте нашёл в гараже у отца потрепанную, но целую акустичку. Как выяснилось, гитара принадлежала покойному деду и была расстроена в хлам. Отец совершенно не шарил в музыке и тем более в инструментах, поэтому отвез гитару к настройщику. Я стал дергать струны, попутно украшая новую игрушку наклейками в виде черепов, пауков и летучих мышей, вкладывая в апгрейд все карманные деньги. Родителям это не нравилось, но отнимать у ребёнка гитару они не спешили — просто заметили, что их сын стал гораздо усидчивее и прекратил хныкать по малейшему поводу. А потом в гости к маме приехал кузен, и этот недолгий визит перевернул мою жизнь с ног на голову. Дядя Джек был фанатом Макса Кавалера и соответственно Sepultura в старом составе и Soulfly. Мигом подсадил меня на грув- и трэш-метал. Позже я изменил свои предпочтения в пользу симфо-блэка, но фундамент моих «металлических» вкусов был заложен именно трэшем и грувом. Я продолжал любить эти жанры, хотя сам и играл немного другую музыку. Но дело не в жанрах. Как-то один умник ляпнул, что для гитариста его инструмент как бы продолжение члена. Возможно. Лично для меня гитара — это нечто гораздо большее. Это часть души, которую собираются безжалостно вынуть. Вот она, суть Ада. Более жестокого и изощренного наказания невозможно даже представить. Врагу, как говорится, не пожелаешь.
***
Остаток пути прошёл в молчании. Лео, как ни в чём не бывало, пытался продолжить разговор, но я был слишком подавлен убийственной перспективой и поэтому не только не отвечал, но даже и не слушал. Наконец противный чертила, на время умолкнувший, нарушил тишину фразой:
— Мы пришли.
