Welcome to the Hell, metalhead!

      …Он был, словно луч солнца — такой же жаркий и дерзкий. В его глазах бушевало мятежное пламя, грозя поглотить меня полностью. Его улыбка вспышкой стремительной молнии пронзала насквозь. Его голос искрился, звенел, тянул в пропасть. Каждая его черточка бросала вызов, манила, обезоруживала. Он был идеалом, не встреченным мною при жизни. И демоном Ада, далёким от человеческих чувств, неприступным, недосягаемым.

***

      … Его звали Амон — именно так обратился к нему Ксафан, пожимая своей громадной лапищей хрупкую руку, утонувшую в ладони демона-кузнеца по самое запястье. Пару мгновений спустя ладошка Амона высвободилась из плена и потянулась ко мне. — Амон, — донеслось до меня, как сквозь вату. Меня будто парализовало — руки и язык упорно отказывались мне подчиняться. Перебирая в уме самые отборные и смачные матерки, я с превеликим трудом заставил себя поднять негнущуюся ладонь и позволить руке Амона легонько сжать мои омертвевшие пальцы. — Амон, — повторил он в тщетном ожидании моего ответа. И, не дождавшись, непринужденно поинтересовался: — Ты что, немой? — До сего момента был вполне говорящий, — вмешался Ксафан, и я мысленно проклял противную краску смущения, залившую мои щеки. Амон приподнял одну бровь. Тонкие черты миловидного, практически человеческого лица отразили неожиданную догадку, и демон спросил: — Постой-ка, а ты случайно не Робин Уайт из Mortius?       Остатка моих силенок хватило только на слабый кивок. Амон заливисто рассмеялся: — Оригинальное у вас названьице! Хотя для симфо-блэка сойдёт, — в звонком мальчишеском голосе промелькнула насмешка, которую я покорнейше проглотил. Демон мотнул головой, откидывая за плечи блестящие тёмные пряди, и у меня резко и сладко заныло внизу живота. Мои идиотские шортики натянулись, и грубый необработанный внутренний шов больно врезался в чувствительный пах. Слишком чувствительный для бесплотной души. Каждая клеточка моего мужского естества молила о ласке. Я терялся в новых, неземных ощущениях. Жгучий, мучительный стыд смешивался с диким желанием, привычные устои пытались противостоять вспыхнувшим чувствам, разум вопил: «Он же чёрт, нечисть, рогатая тварь!», а мёртвое сердце, которое даже не билось, готовилось сдаться. Я стоял как дурак и в открытую пялился на такого красивого демона, который, казалось, не замечал моих жадных взглядов. Ксафан отошёл в сторону и вернулся с крошечным пергаментным свертком, на который Амон незамедлительно наложил свою лапку с коротко, не по-чертовски стриженными коготками. — Спасибо! — благодарно просиял демон, сверкнув белозубой улыбкой. — Я у тебя в неоплатном долгу. — Это верно, — не стал ломаться кузнец. Амон лукаво стрельнул в мою сторону прищуренным глазом и снисходительно выдал: — Нормально играешь. Ну, в смысле для симфо. Ну, короче, ты понял…       Странно, но я действительно понял. Но мне почему-то было уже всё равно. Я не начал доказывать, что играть мелодии для симфо-блэка гораздо сложнее, чем выжимать сырой звук для тру блэк-метала, не принялся ударяться в до боли знакомые каждому гитаристу тонкости и характеристики поджанров. Тоска об утраченной навеки гитаре уколола кончики пальцев. Телесная память не оставила мои руки даже в Преисподней. Да только какой теперь в этом смысл? Я никогда больше не коснусь медиатором струн, не почувствую их упругое сопротивление, гитара не станет ни петь, ни рыдать, повинуясь движениям моих опытных пальцев. Ощущение безысходности было настолько невыносимым, что сознание упрямо сопротивлялось смирению. Кто я теперь? Подай-принеси, как выразился Ксафан? Душная кузница теперь моя сцена, молот и клещи — мои инструменты. И демон Ада — моя новая Муза, моя роковая любовь, погибель с первого взгляда, обреченная на вечные муки.