Что бы я ни натворил — я твой

Лёгкий ветерок озорником заглядывал в приоткрытое окно, купаясь в солнечных лучах, и Азирафаэль невольно улыбнулся, ощущая это прикосновение. Тёплое дуновение запуталось в его белых кудряшках; юноша задумчиво проследил, как блики от экрана телефона скачут на гладкой поверхности парты. Всё казалось воздушным и лёгким, словно он был не на паре, а в небесной резиденции, и вот-вот ему должны были выдать белоснежную хламиду и пылающий меч. Никто из окружающих, впрочем, не разделял его возвышенного настроения. Подходила к концу третья пара первого учебного дня; первокурсники, осоловело хлопая глазами, или пытались вслушаться в речь преподавателя, или залипали в телефон. Некоторые с горестными вздохами пялились в окно и размышляли о том, что могут ошибиться в выборе профессии. Азирафаэлю всё это было чуждо. Он слушал почтенного старца с мечтательной улыбкой, чувствуя себя полным энергии и радостно взволнованным. Ещё бы, это ведь первый учебный день! И в университете, в отличие от школы, всем наплевать, насколько плотно на тебе сидит рубашка. Так что парень наслаждался заслуженным спокойствием. Аудиторию уютно заливал солнечный свет, лекция была действительно интересной, и Азирафаэль не мог перестать улыбаться от переполнявших его эмоций. Как же это всё было здорово! Он всегда отличался от остальных (в том числе и от своего практичного братца, твёрдо стоящего обеими ногами на земле) некой возвышенностью. Юноша чувствовал мир вокруг более ярко, чем другие; и, хоть он и успел встретиться со многими трудностями, он всё равно верил в лучшее. Именно поэтому на мягких губах почти всегда мерцала улыбка, а на пухлых щёчках — ямочки. Прозвенел звонок, вызывая довольные вздохи. Большинство студентов моментально повалили в распахнутые двери. Азирафаэль, внимательно слушая, записал домашнее задание и снова невольно улыбнулся, чуть прикусив нижнюю губу. Его первая домашка в качестве студента! Тем более по литературе! К книгам у него была особенная любовь, поэтому Азирафаэль, полностью довольный собой, плавно покинул аудиторию. В толпе студентов — учитывая даже тех, кто был воодушевлён так же, как он — парень казался маленьким солнышком, настолько сильно он сиял и лучился радостью. С тихим восхищением Азирафаэль разглядывал величественное здание института. Ещё на вчерашней церемонии им объявили, что история учебного заведения не менее богатая, чем история самой Англии; он слушал с благоговением. Это был тот редкий случай, когда Гавриил полностью разделял его эмоции, только, в отличие от сияющего лица младшего брата, своему придал невозмутимо-железное выражение. Он был уверен, что так круче. По расписанию должна была быть ещё одна пара, и Азирафаэль, всячески стараясь не отбиваться от своей группы, поспешил за ними. Он косился на ребят со спины и вдруг задумался, сможет ли с кем-нибудь здесь подружиться. Всё-таки ботанов, к которым он принадлежал по умолчанию, недолюбливали везде, а надеяться на внешнюю привлекательность он и не думал. Азирафаэль был слегка пухлым, среднего роста, с мягкой молочной кожей и белыми короткими кудрями, а ещё был голубее дна лазурного бассейна в дорогом отеле. Одевался он чаще всего старомодно, и, подумав об этом, почти инстинктивно оттянул галстук-бабочку. Учёба была, несомненно, на первом месте. Но парню так тяжело было забыть о своих сокровенных мечтах! У кого не было проблем с людьми — так это у его братца Гавриила, блистательного своей харизмой и спортивным телосложением. Не то что его младший брат, напоминающий нежную зефирку. Хотя настоящих друзей и у Гавриила не было. Многие не выдерживали его властного характера; Азирафаэль, напротив, был слишком мягким. Эти мысли заставили парня помрачнеть, и он тяжело вздохнул. Но решительно встряхнулся: нужно было отвлечься. Для этого Азирафаэль решил просмотреть конспекты с первых лекций, поэтому, оглянувшись по сторонам, направился к свободному подоконнику. Юноша искренне надеялся, что это не противоречит никаким правилам института: было бы жаль утратить такое удобное место для отдыха. Аккуратно усевшись на белый холодный камень, он уместил на пухлых бёдрах рюкзак с тетрадями и принялся в нём рыться. Важные встречи порой бывают неожиданными. Чаще всего они истолковываются неверно; иногда люди интуитивно чувствуют, что что-то здесь не так. Незнакомец, обливший вас кофе, может оказаться вашей судьбой, и вы поймёте это, когда ваши взгляды встретятся... А может оказаться просто неуклюжим придурком. Кто знает. Мимо места, на котором удобно устроился Азирафаэль, чуть помахивая ногами в воздухе и шурша исписанными страницами тетради, проходила девушка. Она с торопливой яростью вышагивала по коридору, ничего не замечая; её лицо было хмурым, как тёмно-графитовая грозовая туча, пышная причёска растрепалась. Дурным настроением от неё веяло за километр. Роста она была маленького, ниже самого Азирафаэля, поэтому какой-то парень вовсе её не заметил и случайно толкнул плечом. Внимания он на это совершенно не обратил, но с худенького плеча девушки сползла сумка и с хлопком упала на пол коридора. Тетради и учебники неумолимо выпорхнули, как голуби на свадьбе. Лицо девушки стало почти несчастным, когда она с бессильным отчаянием посмотрела на раскрытую сумку. — Сука, — сорвалось у неё очень тихо. Несмотря на то, что ругательства он терпеть не мог, Азирафаэль вскочил, даже не задумываясь. Прислонив свой рюкзак к стене, он торопливо опустился рядом с ней на колени, помогая собрать ей выпавшие вещи. На него немного косо посмотрели, посчитав забавной такую спешку, но будущему преподавателю было всё равно, хоть он и чувствовал жгучие взгляды почти кожей. Парень всегда лучился добротой; для него это было так же естественно, как дышать, поэтому он мгновенно кинулся ей на помощь. Он просто не представлял, как можно иначе. Девушка растерянно молчала, пока они вдвоём собирали конспекты обратно в её сумку. Она продолжала сиять хмурой чернотой, но взгляд её немного прояснился, хоть и стал ошарашенным. Азирафаэля кольнуло острое сочувствие: она выглядела так, словно была совсем не знакома с добротой. От этого у парня даже болезненно потянуло в груди. Нужно было что-то сказать, но слова, как назло, не шли на ум, поэтому он несколько раз раскрыл и закрыл рот, чуть сердясь на себя за беспомощность. Впрочем, вещи они собрали быстро; Азирафаэль тайком взглянул на неё. Это выглядело, как сцена из какого-нибудь фильма, но в жизни всё было несколько иначе. — Спасибо, — чуть хрипло буркнула она, закидывая сумку обратно на плечо. Азирафаэль ответил ей широкой солнечной улыбкой, на что она немного даже поморщилась, словно это ослепило её, и поспешила удалиться. Юноша, глядя ей вслед, немного недоумённо пожал плечами. Он подумал сначала, что её стоило бы задержать, но что-то подсказало ему вернуться на подоконник и снова заняться конспектом. От оказанной помощи в груди всё равно разливалось приятное тепло. — Сука, сука, сука, — разъярённо шептала Вельзевул, сворачивая к широкой ярко освещённой лестнице. — Почему я? Тупой деканат, тупой институт, тупое всё! Почему первый учебный день хоть раз не может пройти спокойно? Признаться кому-то в этом было бы действительно стыдно, но Вельзевул очень готовилась к сегодняшнему дню. Накрасила ногти, выбрала свитер, даже утром соорудила некое подобие причёски. На деле же институт жёстко встряхнул её, схватив за узкие плечи, и закидал обязательствами, как обезьяна туриста — бананами. И почему с глупой ошибкой деканата в том, что её могут поставить старостой, должна разбираться она сама? Девушка дошла, наконец, до нужной аудитории, почти лихорадочно сверяясь с номерами на табличках, и прислонилась наконец к прохладной стене. Она откинула голову назад, упираясь в бетон встрёпанной макушкой, и измождённо прикрыла веки. Словно проклятие какое-то. Интересно даже, как там справляется её несносный братец. Почти машинально Вельзевул опустила взгляд на свои руки, прижав пальцы к ладони. Ну, хотя бы маникюр не испорчен. Первый учебный день был катастрофой. А ведь он ещё даже не кончился. Девушка задумчиво покосилась в сторону, на жужжащих студентов, которые тоже ждали своей очереди, чтобы зайти в деканат. Она окинула почти удовлетворённым взглядом их серые злые лица и незаметно кивнула самой себе: ну, хотя бы не одна она мучается. Уже плюс. Единственным светлым пятном сегодня был странный пухленький парнишка, который помог ей собрать выпавшие из сумки вещи. Этот жест неожиданной доброты так выбил Вельзевул из колеи, что только это удержало её от того, чтобы покрыть трёхэтажным матом громилу, который и устроил этот бардак, толкнув её плечом. В голове она уже мечтательно выстроила план действий: поставить подножку, подождать, пока он картинно растянется на полу, потом поставить ногу ему на грудь, любуясь изумлённым или разъярённым лицом, и, замахнувшись... Дверь деканата наконец открылась, и в пятне появившегося яркого света материализовались лица всех ждущих студентов. Работники института гулко сглотнули, покосившись на злую голодную армию, и сиплым от страха голосом позвали Вельзевул. Наверное, её прокляли несколько раз, когда она с выражением лица победителя продефилировала в аудиторию. Но торжество триумфа развеялось сразу же, как только она вошла: на самом деле, всё, чего ей хотелось — разобраться с грёбаными бумажками и попасть в курилку до конца перемены. От нетерпения девушка начала притаптывать ногой, стоя возле одного из столов, заваленных документами, за что получила недовольный взгляд от одной из работниц. — Имя, факультет, группа, — буркнула она, опуская голову в бумаги по самую макушку. Под глазами её виднелись такие синяки, что Вельзевул могла бы испытать сочувствие... Хотя, нет. Не могла бы. Вместо этого она выпалила заученную фразу и протянула документ из сумки. На мгновение в темноволосой голове промелькнула шальная мысль: может, правда стать старостой? Раз уж она учится управляться с оравой животных, что ей стоит справиться с ещё одной. Жизненного опыта у девушки было пруд пруди. Когда всю жизнь живёшь с таким человеком, как Кроули, с другими зверями обращаешься на раз-два. Но потом Вельзевул вспомнила, насколько она ненавидит всё вокруг, и её рука не дрогнула, когда она шлёпнула бумажку на стол. Кажется, даже уголок помялся, и лицо работницы перекосилось, от чего будущий ветеринар испытала садистское удовольствие. Вдруг дверь широко распахнулась, из коридора послышался возмущённый гул, и все присутствующие разной степени заёбанности невольно обернулись на звук. Глаза Вельзевул почти комично округлились. — Здравствуйте, — раздалось очень громогласное и жизнерадостное. — Я хочу стать старостой и записаться в футбольную команду. Где я могу это сделать? На лице высоченного парня, напоминавшего шкаф в стильных серых шмотках, сияла голливудская улыбка. Такая, что Вельзевул захотелось поморщиться и отвернуться. Но она почему-то не смогла этого сделать и молча продолжила пялиться на чудилу, как и все остальные. Парня это, кажется, нисколько не смутило: он продолжал демонстрировать отбеленные зубы любому (не)желающему, стоя посреди деканата, как Александрийский столп. Вельзевул ни капли не удивилась бы, если бы узнала, что он даже не заметил толпы ждущих студентов в коридоре и попёр напрямик. В глазах его сверкало что-то поистине маниакальное. Обычно такие качки с обложки Men's Health во взгляде не имели ровно ничего, кроме пустоты, отображающей их крошечный мозг, но у этого там горели чёрно-фиолетовые огоньки, как вспышки некромантских посохов. Уходя, Вельзевул ещё раз невольно обернулась, на доли секунды посмотрев в широченную спину в серой водолазке. День этот был, в целом, охренительно странным. Из душного деканата, полного недовольных вздохов, Гавриил выходил в великолепном настроении. Во-первых, его без всяких раздумий поставили старостой (только он не знал, что роль тут сыграло не его блестящее портфолио, а то, что он вообще был единственным добровольцем). Во-вторых, его действительно записали в футбольную команду, чему он был очень рад. Спорт укреплял физическую подготовку, но парень, во всём старающийся быть лучшим, легко стал ведущим игроком в их старой школе. Бросать футбол ему очень бы не хотелось, хоть это и противоречило его принципам о том, что надо сосредоточиться только на будущей профессии. Гавриил величественно плыл по залитым солнцем коридорам института, как королевский дирижабль. Пока всё шло просто замечательно, и у него не было никаких оснований полагать, что что-то может пойти не так. Его сильное тело дышало уверенностью, и парень не мог сдержать широкой жёсткой улыбки, когда проходил мимо подозрительно косящихся студентов. Даже недавние потрясения (например, осознание ориентации Азирафаэля) не выбили его из колеи. Дойдя до аудитории, в которой по расписанию значилась следующая пара, Гавриил набрал в грудь побольше воздуха, выпятив её колесом. — Всем снова привет! — громогласно объявил он, замерев на пороге с самым располагающим к себе оскалом из своего арсенала. Студенты мгновенно обернулись к нему. — С этого момента я — ваш староста! Может, он ожидал апплодисментов. Может, криков "круто" или "так держать". Только большая половина без выражения вернулась к своим делам, а остальные кивнули или выдавили вежливую улыбку. Гавриил был знаком ещё не со всеми из группы, но он ждал большей... Реакции. Стараясь скрыть своё глухое разочарование, он прошёл к пустующей первой парте, водрузив на неё портфель с тетрадями. Что за хуйня? Парень привык, что люди, в большинстве своём, удручающе безынициативны и поразительно равнодушны. И всё равно сложившаяся ситуация его почему-то сильно задела. Гавриил, стараясь себя отвлечь, начал раскладывать канцелярские принадлежности на парте в идеально строгом порядке. Люди должны были сказать спасибо, обрадоваться, что именно он, с его потрясающей дисциплиной и лидерскими качествами, будет их старостой! Ответственнее человека не найти! Но всем было наплевать. Стараясь сохранять невозмутимое выражение лица, Гавриил вышел из аудитории. Странная жажда овладела им; спустя несколько секунд, разобравшись, почему мелко дрожат его пальцы, он понял, что ему ужасно хочется курить. Первый учебный день действительно здорово истрепал ему нервы. Парень старался бросить, поэтому это жуткое желание вызвало у него только новую вспышку раздражения, и он, упираясь ладонями в подоконник, уставился на улицу в окно. Лондон блистал в солнечных лучах. — Люди бывают удручающе безынициативны и поразительно равнодушны, правда? — раздался негромкий и очень спокойный голос за его спиной. Вздрогнув от неожиданности, Гавриил обернулся. Рядом с ним стояла высокая стройная девушка в наглухо застёгнутом сером платье, с высоким пучком каштановых волос и серебряными тенями, выделяющими её стальные глаза. Она с загадочно вежливой улыбкой протянула ему руку. — Михаил, — представилась она. — Очень рада, что ты будешь нашим старостой. В тебе сразу заметен... Потенциал. Гавриил чуть расслабился было сначала, пожимая в ответ её прохладную ладонь, но потом смутное напряжение охватило каждый его мускул, и он застыл с безукоризненно прямой спиной. К нему никогда не подходили вот так просто познакомиться. Парень всегда делал это первым, и чаще всего после знакомства люди таинственным образом исчезали. Словно какая-то высшая сила, неподвластная пониманию смертных, оборвала ровную, тонкую нить его прекрасного дня, и он, крупно вздрогнув от резкой волны воздуха, беспомощно повис на одном её конце, а чья-то неумолимая рука принялась запутывать её в узелок. Примерно так чувствовал себя Гавриил. День продолжился не по заранее намеченному плану, и из-за этого парень чувствовал себя не в своей тарелке, а для всегда уверенного Гавриила это было смерти подобно. На знакомстве с Михаил странности не закончились. Они едва-едва успели разговориться о преимуществах профессии финансиста, которую оба выбрали, как в коридоре раздался смутный гул. Гавриил, любопытный по своей натуре почти так же, как и его младший брат, но не любящий это показывать, повернулся в сторону странного звука, хмурясь ещё больше. Неужели день может стать ещё чуднее? Из-за поворота выплыла какая-то группа студентов. Они выглядели так разношёрстно и ярко, что не было никаких сомнений: факультет искусств. Какое-нибудь подчёркнуто творческое направление. Уже от этой мысли Гавриил позволил себе чуть сморщить нос и скрестил руки на груди, провожая процессию недовольным взглядом. Неприязнь парня объяснялась и тем, что ребята громко хохотали, дёргаясь и подпрыгивая, бренчали многочисленными брелками и цепями на одежде, сверкая выкрашенными в яркий цвет волосами; всего этого иногда на подсознательном уровне не хватало самому Гавриилу, который не мог заставить себя покинуть по-военному жёсткие рамки. В центре группы вальяжно вышагивал рыжеволосый юноша, с ног до головы в чёрном и в солнцезащитных очках. Он совершенно возмутительно вилял бёдрами из стороны в сторону, сверкая широкой ухмылкой и довольно поворачивая голову к взволнованным одногруппникам, которые буквально скакали возле него. По нему было видно, насколько ему нравится такая популярность. Гавриил крепко стиснул челюсти, и зубы скрипнули так громко, что к нему даже обернулась Михаил. Пока он стоял здесь почти совершенно один, не заслужив должного внимания от своей группы, какой-то педик в узких джинсах стал центром обожания в своей. А сегодня был только первый день! До какой степени мир мог быть несправедлив? Парень глухо фыркнул, отворачиваясь к окну и стараясь не прислушиваться к радостным крикам вокруг этого придурка. Вместо этого Гавриил вытянул из кармана брюк новенький смартфон и открыл диалог с младшим братом, на аватарке которого загорелся пышный белый десерт. Нужно было пригласить его на пробный футбольный матч, который состоится через два дня. Неизвестно, почему, но Гавриилу было бы спокойнее, знай он, что его глупый мечтательный братец непонимающе наблюдает за его игрой. — Конечно не было, — пренебрежительно фыркнул Кроули, прислонившись бёдрами к узкому подоконнику. Одногруппники тут же почти стали вокруг него в кружок. — Так, словно комарик укусил. Незачем было этим простофилям знать, что, когда лезвие аккуратно разрезало его язык надвое, под чёрными очками ручьём полились слёзы шока, и сам парень из последних сил сдерживался, чтобы не закричать. Восхищённые взгляды вокруг были слишком приятны; он привык находиться в центре внимания. Хотя, такого успеха в первый учебный день не ожидал даже Кроули. Парень блистал во всём своём великолепии развязной юности. Заинтересованные взгляды быстро превращались в жаждущие и голодные, стоило им зацепиться за уверенного в себе хамоватого парня с медными вихрами и чёрными очками. Словно инкуба, Кроули подпитывала эта энергия студентов; рядом с ним сонные испуганные первым днём мухи превращались в хохочущих хулиганов, которые ничего не боялись. Не то чтобы таким был сам Кроули, но слишком уж хорошо парню удавалось скрывать свои чувства. Поэтому он старался держать планку. Сколько же криков и ссор последовало за его решением стать дизайнером! Шедвелл был вне себя от ярости, брызжа слюной и грозно потрясая крепким кулаком. И теперь Кроули чувствовал счастливое удовлетворение, оказавшись среди людей со схожими интересами, и знал, что здесь одержал бесспорную победу. Правда, нашлись и такие индивидуумы, которым дерзкий рыжеволосый парнишка с проколами в ушах не понравился сразу. Хоть это было и редкостью. Есть ещё одна причина, по которой Кроули магнитом притягивал к себе взволнованную молодёжь с блестящими глазами: он не скрывал своей бисексуальности. Просто не считал это нужным. Именно поэтому, когда он в разговоре с уже знакомыми одногруппниками обронил такую шутку, проходя по коридору, ему пришлось столкнуться с каким-то парнем. Он был чуть выше самого Кроули, темноволосый и потрёпанный, в рваных джинсах, и футболка плотно облегала его накаченные мышцы. Обернувшись, он нахально усмехнулся, горя желанием поставить новую знаменитость на место. — Серьёзно? — фыркнул он нарочито громко, чтобы его услышали все из группы. Студенты притихли, заинтересованно посматривая на них, и Кроули, ощущая это внимание почти физически, довольно осклабился, расправив плечи, и невозмутимо воззрился на парня. — И как оно с девчонками, педик? Часть ребят грянула дружным смехом. Но это только заставило Кроули внутренне затрепетать, ведь его так любезно сделали главным участником небольшого представления! Он решительно и гибко двинулся вперёд, качнув бёдрами, и хищно облизнулся раздвоенным языком, от чего задира немного побледнел, и с его лица мгновенно спала уверенная усмешка. — Ну, — загадочно протянул Кроули, и все вокруг тут же замолкли; в коридоре воцарилась почти мёртвая напряжённая тишина. — Для тебя у меня всегда время найдётся, красавчик. И, пока тот не успел опомниться, ухмыльнулся ещё шире, с оттягом схватившись за упругую задницу парня. Мысленно Кроули уже приготовился объяснять руководству института разбитый нос в первый учебный день, но всё сложилось ещё лучше. Парень вспыхнул, как алая роза, и смертельно растерялся, поэтому, утратив дар речи, только отступил назад. Толпа буквально заулюлюкала, и Кроули, на пару секунд вскинув чёрные очки, подмигнул ему. И прошёл дальше, довольный собой до дрожи в шаливших нервишках. Что ж, если таким будет каждый день, то студентом быть ему очень даже нравится. Более чем нравится: он в чёртовом восторге. К тому же, теперь, когда ребята увидели, на что он способен, шансы парня хорошенько развлечься на посвящении в студенты возросли. В голове вдруг раздалось укоризненно-презрительное цыканье Вельзевул, и Кроули мысленно отмахнулся от него, как от назойливой мухи. Одногруппники продолжали смеяться и обмениваться шутками, грубыми и не очень, и Кроули перестал прислушиваться. Они уже подходили к аудитории, и парень зачем-то решил напоследок окинуть взглядом освещённый золотом лондонского солнца коридор. Его змеиный взгляд золотисто-карих глаз зацепился за подоконник. Яркие невесомые лучи воздушным ореолом очертили фигуру парня, сидевшего у самого окна. Он держал в руках телефон, задумчиво уставившись в экран, а на пухлых коленях покоились прилежно исписанные конспекты. По одной его одежде — с этими унылыми брюками, рубашкой, жилеткой и, Сатана прости, бабочкой — можно было понять, что перед Кроули — Ботаник Обыкновенный, типичный вид, от которого его так тошнило. Его чувство стиля было буквально оскорблено позорной клеткой на бабочке, но парень, нахмурившись, понял, что его внимание привлекает что-то другое. Он всего на несколько секунд задержал на нём взгляд, но именно в этот момент ботаник широко улыбнулся тому, что высветилось в его смартфоне. На пухлых щеках появились ямочки, и весь его вид преобразился ещё больше, словно полноватый парень был ангелом, сошедшим со старого холста. Прозвеневший звонок на пару эхом раздался в ушах застывшего Кроули, и толпа студентов с гулом протащилась перед ним, закрывая массой взволнованных тел парня на подоконнике. Мгновенно забывая о нём, будущий дизайнер развернулся и уверенной виляющей походкой вошёл в душноватую аудиторию, залитую солнцем, готовый ко всему, что преподнесёт ему открывшийся новый мир.