Что бы я ни натворил — я твой

Вельзевул рассеянно крутила ручку в пальцах, уставившись на страницу в конспекте. Её мысли, определённо, бегали где-то в стороне от курящих со скучающим видом клеток, анатомию которых они сейчас изучали. И с какого рожна она пририсовала им сигаретки? Девушка честно просидела над раскрытой тетрадью минут двадцать, после чего поняла, что мысли никак не желают становиться в стройный ряд, как в мобильной игрушке. В руках они бы держали таблички с тем, что она успела выучить; сейчас же эти деревянные кусочки оказались безбожно перепутаны, и у Вельзевул, признаться, не было никакого желания их выстраивать. "Да и в пизду", – совершенно резонно подумала она, закрывая тетрадь и кидая на неё худые локти. После девушка уронила на них свою голову и, глубоко вздохнув, почувствовала, как напряжена её спина. С одной стороны, благодаря всем этим эмоциональным русским горкам ей не было скучно, а уж впечатлений была тьма. С другой стороны, на этом аттракционе частенько тянуло блевать, а лицо было перекошено до состояния пожёванного собаками скальпа. Вельзевул задумчиво приподнялась, уперевшись кулаком в свой подбородок с ямочкой. В самом деле... Зря она вспылила на Гавриила. Он, может, долбоёб тот ещё, но об Ази действительно беспокоится, это видно. У самой девушки не было примерной семьи, члены которой всегда-всегда друг друга поддерживают, хотя в Кроули и отце она не сомневалась, но у этих двоих всё равно всё было... По-другому. И ей это нравилось. Хотя и у братьев тоже была только мама. Тем не менее разница ощущалась колоссальная, и к лёгкому чернильному туману зависти примешивалось некое... Облегчение? Вельзевул даже чуть зажмурилась. Так и сбрендить недалеко. До поступления в вуз и знакомства с этими двумя она никогда не копалась так глубоко в себе, а сейчас почувствовала себя так, будто оступилась, провалилась далеко в шахту, фонарь перегорел, а лопата затупилась. Стрёмно и боязливо. Это вроде бы не скрытое, но тем не менее неочевидное беспокойство о своей семье, которое было у Гавриила, чем-то её цепляло. Может, Вельзевул этим он даже нравился. Но только этим и ничем больше. По-глупому вспылила, и правда. Но не извиняться же? Её почти сонный взгляд медленно перекатился кубарем к телефону, лежавшему у правого локтя. Или? Да нет, хуйня какая-то, решительно кивнула себе Вельзевул, поднимая смартфон с поверхности стола. Ей и Кроули с какого-то хрена не отвечает. Где теперь может шататься? С ним всякое бывало, конечно, но не в учебное же время! Или самоуверенный братец опять надеется, что сестричка его прикроет перед отцом? Ага, разбежался. Не в таком она настроении. Да и Ази можно было бы написать, чем он там занимается... Она совершенно уверенно проговаривала всё это в своей голове, но очнулась только тогда, когда уже открыла диалог с Гавриилом. Вельзевул выпучила глаза, почти панически тыкая большим пальцем на кнопку выхода, и уставилась на вновь заблокированный телефон с таким видом, будто тот только что продал её за пять фунтов. "Что за?..." По коридору раздались шаги, и Вельзевул резко обернулась, чувствуя, как лицо медленно загорается. Будто её застали за чем-то постыдным. Ёбаный Гавриил, чтоб ему там на своей очередной тренировке пусто было! Или мяч в голову угодил! (Говоря начистоту, в этот момент капитана футбольной команды университета действительно настиг сей кожаный предмет. Воля случая ли это была – доподлинно неизвестно.) В её комнату вошёл Шедвелл в своём осеннем коричневом свитере, который пережил уже чуть больше десятка лет. Мужчина поскрёб заросший седоватой щетиной подбородок, смотря на дочь с хитрым прищуром – черта, которая передалась обоим его детям. Вельзевул с беззвучным вопросом подняла брови, уставившись на него в ответ. Она всеми силами пыталась выдохнуть и успокоить быстро бьющееся сердце. Ну и почему? Ну и чего она так разнервничалась? Даже хотела ему написать! Что было вообще у неё в голове?! Шедвелл плюхнулся на её кровать, чуть развалившись на ней, и ветеринар с вызовом скрестила руки на груди. Уж больно у отца был загадочный вид, и для успокоения самой себя она решила немедленно на него переключиться. – Ну? – Чё за соседи новые, которые въехали в дом Оукенов? – спросил отец. Вельзевул с подозрением прищурилась, почти отзеркалив его взгляд. Внутри что-то тихонько ёкнуло: почему он спрашивает? Неужели что-то успело случиться? Был бы он тогда таким спокойным? – Азирафаэль и Гавриил, – нехотя ответила Вельзевул, закидывая локоть на спинку стула. Дерево больно впилось в кожу. – Переехали с мамой месяц назад. Ну, чуть больше. – Нормальные? – Не алкашничают, если ты об этом, – фыркнула Вельзевул. Шедвелл задумчиво покивал сам себе. – А бати нету? Девушка закатила глаза, шумно выдохнув. Назойливость и каменнолобость точно унаследовал братец. – Нету. Не знаю, где, – быстро выпалила Вельзевул, видя, что отец уже открыл рот, чтобы продолжить логичную для него допросную цепь. – Тебе вообще зачем? Досье роешь? Шедвелл неповторимым движением искривил поджатые губы. – Имена ёбнутые. – Согласна. Так зачем тебе? – Хочу знать, с кем ты общаешься, – невозмутимо последовал ответ. Вельзевул прикусила нижнюю губу, не зная, что ответить. Когда-то недавно – года два назад – это казалось ей даже смешным. Их отец точно не выглядел, как человек, который неустанно печётся о состоянии своих детей. И всё же нельзя было отрицать, что Шедвелл старался. В какой-то своей, странной манере, с вечными булавками в карманах нелепых курток и запахом приторного кофе, но старался. И действительно частенько расспрашивал ребят, как у них дела. Вельзевул всегда поражало это внешне кажущееся невозможным несоответствие. Она опустила взгляд на свои руки, зачем-то рассматривая неаккуратные ногти. Ей вспомнилось то, что произошло пару дней назад – попытка Кроули извиниться перед Ази; с Гавриилом она говорила... Боже, аж позавчера. Серьёзно? Кажется, с этим дурдомом Вельзевул потеряла всякое ощущение времени. Кроули пропал и в тот день, но хотя бы вернулся потом вечером домой, и в этот... Вот. Ни слова не сказав, только очень серьёзно хмурясь своему отражению в зеркале. Вельзевул очень хотелось надеяться, что он не натворит глупостей. По крайней мере, выглядел трезвым. Но обо всём этом можно было подумать потом. Сейчас на неё выжидающе смотрел отец, и любое промедление могло стоить ещё кучи расспросов. – Ази очень классный, – честно призналась Вельзевул. Перед глазами тут же возникла его светлая ангельская улыбка, и по всему телу разлилось приятное ощущение умиротворения. Надо бы узнать, как он там. – Он хорошо учится, любит книги... Шедвелл задумчиво кивал на каждое её слово, глядя куда-то в стену, в местечко рядом с видавшим виды плакатом "Imagine Dragons". – Это который? – Младший. Он очень милый, похож на белую зефирку... Мы с ним подружились, кажется, – медленно добавила Вельзевул, будто ей самой тяжело было в это поверить. – А другой? Девушка бросила невольный взгляд на телефон и снова покраснела. Вот же ёб твою мать. И в каких красках его описывать? В просто тёмно-чёрных или наичернейших? Что она вообще может сказать? – А старший – просто дебил. У него широкие плечи и громкий низкий голос, идеально для чокнутого старосты. – Громкий выскочка, который считает, что он лучше всех на свете... У него тёмного оттенка глаза со странными вкрапинами, как отсвечивающие синим и фиолетовым чернила; у него немного чопорный, но деловой стиль в одежде, и его спортивной высокой фигуре действительно идут водолазки и узкие брюки. Будто он грёбаная модель с обложки. – Упрямый идиот с финансового факультета, у которого в голове одни футбольные мячи и экономика... У него дурацкая привычка постоянно вставлять своё словечко и ещё более мерзкая – порой оказываться правым. Он зачастую ведёт себя старше своего возраста, но если приглядеться, можно увидеть в его чётких размашистых движениях постоянный страх провала. – А ещё он просто кретин, который в принципе не разбирается ни в людях, ни в чём-то другом, кроме своего дурацкого правильного питания! Последние слова Вельзевул едва не выкрикнула. Её охватила волна несправедливости, злости и чего-то горячо-терпкого, напоминающего конфеты с коньяком. Когда сладость вызывает желание скривиться, но всё равно вкус остаётся на языке и хочется ощутить его снова. Шедвелл неопределённо крякнул, и девушка набрала в грудь воздуха, пытаясь перевести дыхание. Срань господня. Она что, орала на весь район? Спорим, тупой Гавриил прибежит сюда с какой-нибудь уёбищной пробежки? И с чего она так распереживалась?! – А мне кажется, ты к нему неравнодушна, – покачал указательным пальцем отец, глядя на неё с ядовитой ухмылочкой. По ощущениям на лице Вельзевул можно было запекать грешников. До самой хрустящей чёрной корочки. И в её списке пара-тройка уже имелась. Девушка почти подскочила на стуле и тут же недовольно цыкнула: кожа прилипла к дереву, пока она сидела полубоком, и теперь на предплечье остался глубокий саднящий след от спинки стула. Это только подкинуло дров в огонь её гнева. – Нихрена подобного! Чтоб мне провалиться! Шедвелл развёл руками, изо всех сил делая вид, что он тут ни при чём. Вельзевул длинно выдохнула, раздувая ноздри, как бык на корриде. В ней всё ещё клокотало. – Как скажешь. Отец задумчиво пошевелил губами, уставившись в потолок, а девушка скрестила руки на груди. Она хмурилась и едва не рычала, чтобы хотя бы как-то выплеснуть всё то, что закипало внутри лавовым бульоном. Казалось, прикоснись к ней сейчас – с шипением отдёрнешь палец. Тупой Гавриил. Тупой Гавриил. Ну что за... – А, – встрепенулся Шедвелл, вырывая её из омута мыслей о смертоубийстве, – что там за мама у них? – Мадам Трейси, – обронила ветеринар, изо всех сил стараясь глубоко дышать. Ази очень расстроится, если она убьёт его брата, да и в тюрьму пока не хотелось, но это не значило, что Вельзевул ещё не полыхает адским пламенем ярости и... Возможно, смущения. Потому что не каждый попадает в такую дурацкую ситуацию; она велела себе не думать над не менее идиотскими словами отца. – Как она выглядит? Вельзевул задумалась на пару секунд, отвлекаясь от густого тумана своих переживаний. – Невысокого роста. Волосы светлые, короткие. Она красивая и говорит смешно... Снова погрузившись в размышления, более-менее остывшая Вельзевул не заметила, что отец загадочно вышел из комнаты, насвистывая что-то себе под нос. Слышимость в квартире была хорошая, так что "под нос" получалось не особо. Девушка снова развернулась к столу и обречённо уронила голову на скрещенные локти, один из которых всё ещё неприятно тянуло. Пропади он пропадом! Почему из-за этого Гавриила вечно всё не так? Ну, может, в ситуации с вечеринкой он не виноват, и, кажется, обеспокоен этим не меньше, чем она, но... Но блять! Гавриил! Даже имя дурацкое! Вельзевул резко выгнулась в обратную сторону, больно стукнувшись худыми лопатками о спинку стула, и запрокинула голову, обнажая тонкую белую шею. И выдохнула в потолок. Почему она постоянно о нём думает? Она должна думать о брате и Ази, а он ей вообще никто. Тогда какого хера? Послышался звук захлопнувшейся двери. Вельзевул чуть нахмурилась, прислушиваясь к остальным звукам из коридора. Кроули вернулся? – Ёб твою мать, Кроули! Точно. Девушка гибко соскользнула со стула и решительным шагом направилась в коридор. Всё, выкинули из головы Гавриила, пошёл он к чёрту, мы его не ждали и не звали. Она хотела поговорить с братом об Ази, о том, как лучше будет извиниться, и эта миссия важнее раз в... Бесконечность, чем думать о каком-то бухгалтере в узких брюках, пинающем футбольный мячик. Кивнув самой себе, Вельзевул вытолкнулась в коридор. И застыла. На пороге стоял злющий как сам Дьявол Кроули. Он был одет, как и обычно, во всё чёрное, но на плечах и в волосах виднелись какие-то маленькие пятнышки, похожие на брызги краски. Девушка присмотрелась... И захлопала ресницами, поняв, что ошибаться не может. Не настолько хреновое у неё зрение. Морда лица её дорогого братца, перекошенная от злости, была украшена маленькими царапинами, почти незаметными с расстояния. Зато если подойти поближе, можно было подумать, что на парня напал маленький, но очень сердитый котёнок. На данный момент Кроули с приглушённым рыком матерился, отпинывая кроссовки в противоположную сторону от остальной обуви, и швырнул на тумбочку свои очки. Глаза его полыхали золотым драконьим пламенем. Вельзевул медленно скрестила руки на груди, не зная, какую эмоцию выразить первой. Блять, вы серьёзно? Шедвелл поджал губы, чтобы не заржать, но ехидная ухмылка всё равно уже расплылась по его лицу. – Тебе дал пизды цветочник с соседней улицы или что? Из груди девушки вырвался истерический смешок. Она тут с ними всеми ёбнется, серьёзно. Кажется, в голове уже сложилась картинка, но послушать объяснения брата тоже было ужасно интересно. Кроули вскинулся, как разъярённая змея, оскалился, и ей стало ещё смешнее. Главным образом от этого яростного лица: дизайнер едва пеной не брызгал. Вельзевул, не удержавшись, громко расхохоталась, схватившись одной рукой за косяк. – Пиздец! – огрызнулся Кроули на всех и вся. – Какого хуя! Он стремительной молнией прошёл по коридору, на ходу стряхивая с себя красные лепестки, и хлопнул дверью своей комнаты. Вельзевул пожала плечами отцу, не в силах перестать усмехаться во всё лицо, и скользнула следом. Парень ожесточённо сдирал с себя одежду, продолжая вытряхивать из волос розовые лепестки. Сестра едва успела пригнуться, чтобы её не пригвоздило джинсами к двери; Кроули, конечно, был весьма худощавым, но в моменты своей злости и обиды на весь мир это стиралось, как слабая карандашная линия. Именно в таком состоянии в школьных драках он мог завалить амбала раза в три больше, чем он сам. Вельзевул прекрасно такое помнила. Поэтому всеми усилиями натянула на лицо спокойное выражение, чтобы ненароком не рассердить его ещё больше. Оставшись в одних трусах, Кроули со всего маху плюхнулся на постель. Пружина жалобно скрипнула. Девушка тихо фыркнула себе под нос, склоняя голову к плечу и разглядывая его. Он смотрел в потолок широко распахнутыми медово-карими глазами, его обнажённая грудь тяжело вздымалась, жилка на шее лихорадочно билась, но видно было, что он пытается успокоиться. Время в комнате словно замерло, как прозрачное желе, и Вельзевул осторожно подошла ближе, опускаясь на пол и скрещивая ноги по-турецки. – Ну? – спросила она. – Хуй гну, – огрызнулся Кроули. Девушка возвела очи к полу, шумно вздохнув. Сатана, дай ей сил. – Ты пошёл к Ази? Извиняться? Брат ругнулся и рывком перевернулся на бок, чуть поджимая голые ноги, к ней спиной. Вельзевул только фыркнула. – Мне не в кайф смотреть на твою жопу. Так я права? – Без вот этих, блять, формулировок, ладно? – Ладно. Итак? Жилистая спина Кроули напряглась на несколько видимых секунд. Время всегда тянулось так медленно? – Да. – И он уебал тебя букетом? – Да. – Ты нахуя к нему с розами пошёл? Повисла тишина. Вельзевул терпеливо ждала, пока до этого жирафа начнёт доходить, и всерьёз задумалась. Может, стоит ему сказать о чувствах Ази? Правда, она нихера не уверена, будет ли это правильным решением. Может, Кроули всё ещё такой же придурок, каким был, и начнёт или трепаться об этом, или вообще прекратит с ним общаться? Ну почему нельзя залезть в голову к другому человеку?! Девушка вздохнула, сгорбившись и подпирая подбородок кулаком. От всех этих переживаний голова чугунно тяжелела. Не хотелось портить план, дружбу с Ази, которой она так дорожит. И Гавриил... Наверняка будет на неё обижаться, если всё пойдёт не так... Опять она думает о нём. Ветеринар недовольно цыкнула. Кроули как раз перевернулся на спину, уставившись на неё. Она молча посмотрела на него. – А чё, не надо было? Примочка на носу братца всё ещё уныло бежевела, и девушка сделала глубочайший вздох, самый-самый, на который была способна её маленькая грудная клетка. Только бы не врезать. Держись. Держись... – Ази не один из ребят, которых ты трахнул, – начала объяснять Вельзевул спокойным голосом, как маленькому ребёнку. В её глазах старший братец не особо далеко шагнул по мостику интеллекта. – Зачем ему цветы? Ты хоть понял, в чём виноват? Кроули недовольно нахмурился, изо всех сил не желая признавать свои ошибки. В груди всё горело ядовитым огнём, как лимонный сок на искусанные губы, и справляться с этим он хотел бы в последнюю очередь. Даже начать задротить на учёбу было бы лучше. Видя непонимающе-злое лицо братца, Вельзевул устало потёрла сморщенную переносицу. – Ладно, попробуем по-другому. Что ты ему сказал? По счастью, Кроули ей доверял. Такая ситуация у них обоих была впервые, но на каком-то интуитивном, незримом уровне парень понял, что об этом с ней можно поговорить. Дизайнер в принципе часто косячил перед теми, с кем заводил мимолётные отношения: просто не знал, как себя вести, а прочувствовать для него было сложно. На его эмпатию ещё в детстве лёг толстый слой чёрной сажи. В этом плане сестрёнка была для него грёбаным чудом – они были чертовски похожими, но Вельзевул почему-то всё равно была умнее. Конечно, он ей об этом бы не сказал. Но вздохнул и поведал слово в слово всё то, что выпалил Азирафаэлю. Вельзевул слушала молча, округлив тёмно-серые глаза, и не вставила ни слова. "Мой брат – клинический дебил, – грустно подумала она. – Почему папа об этом не говорил?" – Ну? – Кроули неуютно повёл голыми плечами. Становилось холодно, и кожа покрывалась маленькими мурашками, но для драматизма нужно было ещё поваляться голым. Поэтому он заложил руки под голову, пристально наблюдая за каменным лицом сестры. – Кроули, – начала Вельзевул. – У тебя мозги есть? – Чё? Шедвелл с чавканьем прихлёбывал кофе с пачкой сахара на кухне, задумчиво глядя в осеннее туманное марево за окном. Периодически из комнаты сына доносились вопли его сестры, что-то вроде: – Это звучало как идиотский наезд! Ты мог головой подумать?! Ази очень нежный! – Да и пошёл он нахуй! Мужчина покачал головой, чуть приподнимая брови с совершенно отсутствующим взглядом. Дети. Вельзевул с трудом перевела дыхание, эпично шлёпнув себя ладонью по вспотевшему от напряжения лбу. Ну что за срань! Честно говоря, веры в ум своего брата у неё было больше. Сейчас же она сомневалась, что он вообще далеко ушёл от мартышек из зоопарка. Те хотя бы ясно знали, как добраться до желаемого банана, умели решать сложные задачи и всё такое. А у этого только одни бананы на уме... Кроули, наоравшись вволю, снова отвернулся от неё, чуть съёжившись от холода. Прерывать свою драматическую линию ему всё ещё не хотелось, и девушка закатила глаза. Боже, ну серьёзно? Всё внутри горело от досады. И как теперь успокаивать Кроули и толкать его на новые, нормальные извинения? Может, действительно сказать? Она покосилась на напряжённые голые лопатки и тихонько вздохнула. Будто ложку острого соуса проглотила. Нет, надо подождать, пока успокоится буря, пока всё уляжется. Придётся поговорить с Гавриилом. Интересно, если она скажет ему извиниться перед Кроули, он сразу пошлёт её нахуй или сначала вдоволь посмеётся? Может, сводить братьев было не самой лучшей идеей? Вельзевул закусила нижнюю губу, чувствуя, как ей уверенно владеют панические размышления. Вот сука, надо было поговорить с футбольным шкафом до того, как переться в комнату братца. Сейчас, если она уйдёт, вернуться потом будет подозрительно, даже рыжий кретин что-то да поймёт. Придётся действовать по ситуации. – Тебе надо было поговорить сначала со мной – это раз, – сказала она. – Если сам не умеешь слова находить. – Извиниться – это, блять, проще простого, – фыркнул Кроули, не поворачиваясь. – Пошёл он нахуй. У меня и без него... Проблем хватает. Холодная горячность его голоса заставила сестру напрячься. Неужели этим всё и кончится? Нет, они обязаны что-то придумать. Хотя бы из-за того, что она никогда ещё, с самого детства не видела такого Кроули. – Некоторые люди очень обидчивы. Большую роль могут в этом играть и... Чувства. Вельзевул выпалила это, ощущая себя так, словно опрокинет на свою голову ведро ледяной воды. Но слова уже сорвались с губ, тело взорвалось мурашками, дыхание замерло на несколько секунд, и, пока Кроули переваривал её слова, девушка вскочила с пола, звучно шлёпнула его по заднице и выбежала из комнаты раньше, чем он успел издать гневный вопль. Её сердце быстро билось, а неприятное чувство неуверенности загнало снова в свою комнату, раньше такую холодную и невозмутимую. Взгляд Вельзевул приклеился к телефону, покоившемуся на столе, и она тут же вспомнила пару решительных тёмных глаз. Что ж, сейчас ей не хватало именно этой твёрдости. Не так уж и далеко отсюда, минутах в двадцати пяти ходьбы, за письменным столом в своей комнате сидел высокий, взрослый юноша, который всегда скрытно стыдился своей наивности, обуреваемый такими по-детски горячими чувствами. Гавриил рассеянно крутил в пальцах смартфон, сверля взглядом экран. Уголки защитного стекла незаметно глазу съёжились от неуютного ощущения; сам гаджет едва не вопил про себя, мужественно стиснув зубы "Да оставь ты меня уже в покое!". Впрочем, телефон проявил-таки исключительную стойкость в этом вопросе. Финансист раздражённо отложил его в сторону, медленно постукивая всеми уголками корпуса по деревянной поверхности. Они не списывались уже... Сколько? Чёрт, забыл. Раньше он не забывал таких вещей. Да и вообще старался не думать о девушках. Вельзевул всё ещё продолжала отдаваться тягучей каменной болью в затылке, будто парню приходилось таскать на голове тяжёлую сумку. Это было абсолютно бессмысленно, но вчера и сегодня он тщательно выискивал в толпе студентов в коридоре института черноволосую лохматую макушку. И сам не знал, на кой. Гавриил снова вздохнул, упираясь локтями в стол, наваливаясь на него до жалобного скрипа, и потёр шею. Всё было каким-то странным. Вот недавно только – и десяти минут не прошло, как он вернулся с тренировки. Обычно утомлённое тело очищало и голову, в особенности от всяких нелепых мыслей, но сейчас они роились там, как мухи у мусорных баков. До чего омерзительное сравнение. Ноющая сладкая боль в уставших мышцах не отвлекала от мыслей, и Гавриил напряжённо морщил лоб над ровными густыми бровями. Всё это было супер-странным. После инцидента с букетом (с которого он проржал, как умалишённый), Ази стал выглядеть ещё более грустным. И Гавриилу хотелось бы с ним поговорить, но он в любом случае не нашёл бы слов. Но нутром чувствовал, какой-то частью своей души, которая сверкала жаркой жизнью, свободной от рамок и правил; чувствовал, что младшему брату рыжий бандит до сих пор сильно нравится и что он даже жалеет о том, что так его отшил. Они все вчетвером барахтались в этой ситуации, как слепые рыбы в ярко освещённом бассейне, натыкаясь друг на друга и на стены. Сплошное замутнение воды бьющимися в панике хвостами, а толку ноль. Причём Гавриил не сомневался, что так себя чувствуют все четверо, а не только они с братом. Ази ел. Это очень его радовало. Иногда он тайком заглядывал в его комнату, и Ази всё ещё разглядывал свой мягкий животик в зеркало, но продолжал питаться. Начитавшись вдоволь, Гавриил тщательно слушал и проверял уборную, но ничего подозрительного не находил. И вздыхал с неподдельным облегчением. Может, именно эта стойкость его младшего брата, которая так не вязалась с его нежнейшей натурой, эта приятная светлая черта не заставила Гавриила опустить руки. Каким-то образом она вселяла надежду, тёплую, как летнее утро, и он начинал верить в то, что всё можно исправить. Парень скрестил мускулистые руки на не менее мускулистой груди. Всё это так радикально меняло его, что самому становилось страшно, но времени обдумать собственные изменения не было. Перво-наперво нужно было разобраться с их планом. Это значило связаться с Вельзевул. Но даже если ничего не придумают... Хотя бы извиниться перед Кроули. Ведь он всё-таки преодолел свою гордость, попёрся к Ази с этими дурацкими цветами, хотя неизвестно, зачем они ему вообще были нужны. Можно попробовать извиниться за сломанный нос, а потом посмотреть, как Кроули себя поведёт. Если рыжий нахал ещё и попытается воспользоваться ситуацией и унизить его, Гавриилу ничего не стоит ещё раз поставить его на место. Спортсмен решительно себе кивнул. Вот и проверим, нужен ли вообще такой парень Ази. Может, доброты младшего хватило бы на обоих, но он всё равно может не хотеть быть с равнодушным психом, так что... Нужно попросить Вельзевул поговорить с Ази. Мысли парня снова вернулись к этой странной девушке, и он едва не скрипнул до боли зубами, кинув взгляд на неподвижно замерший телефон. Да что за быстрое сердцебиение, он же бегал целых полчаса назад! Давно уже пора было успокоиться притоку крови! Чтобы хоть как-то отвлечься, Гавриил решил проведать Ази. Честно признаться, со всей этой заварушкой – вечеринка, вероятность заболевания – он стал волноваться за младшего больше, чем раньше, хоть и стеснялся сближаться. Ему же не нужны всякие "телячьи нежности". Пусть Азирафаэль ведёт свой дневник, вешает фоточки на стены и обнимает мягкие игрушки, Гавриилу всё это было до сих пор чуждо. Но какая-то внутренняя сила потянула его к двери. Правда, он даже не успел выйти в коридор. Кажется, Ази был в гостиной, и был не один. Староста замер, стараясь издавать как меньше шума, и прислушался. Подслушивать было ну очень некрасиво. Это шло вразрез с его принципами, но как же ему стало в тот момент любопытно! Краем сознания Гавриил даже услышал ехидное мушиное хихиканье, но только отмахнулся. Современные проблемы требуют принятия современных решений. – Мам, – раздался вздох Азирафаэля, и сердце Гавриила невольно сжалось от того, несколько грустно прозвучал его голос. Он буквально видел перед собой его поникший носик и тусклый взгляд, хоть и стоял на втором этаже, пялясь в стенку. – Как думаешь, это пройдёт? Просто я... Я не уверен. – Ох, милый, – с мягким смешком сказала Трейси. Зашуршали её одежды. – Я думаю, всё будет в порядке. Главное – тебе нужно хорошо есть. Даже для мозга! Ты ведь так много учишься, читаешь, пишешь, тебе нужна глюкоза. Так что не смей отказываться от еды. – Но тогда я могу себе никого не найти, – выдавил Азирафаэль сквозь всепоглощающее смущение. Гавриил слушал, затаив дыхание, и уже неосознанно думал, что всё это стоит передать Вельзевул. Он думал о ней, даже... Не задумываясь об этом. – Исключено, – решительно заявила Трейси. – Взгляни на себя, зайка. Ты просто очарователен! Как принц из сказки. Я уверена, ты обязательно кому-нибудь понравишься. К тому же, внешность – совсем не самое главное. – Вельзевул говорит то же самое, – пробормотал Азирафаэль. – Но мне почему-то в это не очень верится. К тому же, она красивая и худая... Гавриил замер, чувствуя, как кровь прилила к щекам, горяча кожу. Почему он подумал об этом только сейчас? Она ведь действительно... Красивая. Это ничего не меняло, но... Да. Резким выстрелом вспыхнула в голове вечеринка. Её красивые губы были накрашены чёрным, и ему подумалось вдруг, а осталась ли бы помада и на его губах? Вельзевул худенькая, и у неё очень тонкая талия. Он наверняка мог бы обхватить её двумя своими большими ладонями. Или даже притянуть к себе одной рукой... Срань господня, нужно было прекращать немедленно. Раздался тихий ласковый мамин смех. – Ну и что? Красота бывает разная. Я говорю это не потому, что ты мой сын, а потому, что действительно уверена, что обязательно найдётся парень, который будет в восторге от того, какой ты мягкий пончик. Всё придёт, зайка. Наоборот, будь в себе более уверен, это очень привлекательно. Поверь мне. Чувства охватили грудь Гавриила – искренние, горько-сладкие, такие, что и деваться было некуда. Он словно только сейчас осознал, что является частью любящей семьи, в которой ему не нужно притворяться кем-то другим; голоса стихли, превращаясь в шёпот, и парень едва сдержал желание сорваться вниз и кинуться к ним. В тот момент его существо охватила любовь – такая сильная, будто он был создан из неё, для неё, как небесное существо, которых рисовали на картинках в его детской Библии. И это облачное, по-летнему грозовое безумие могло бы вылиться в импульсивный поступок, если бы за спиной Гавриила, в его комнате, не заскрежетало по дереву. От неожиданности парень сильно дёрнулся, едва не задев ногой комод в коридоре, и, резко беззвучно выдохнув, как можно тише вернулся к себе. Фуф, это было вовремя. Иначе точно сиганул бы вниз, забив на человеческую лестницу. Вибрировал телефон, нервно дрыгаясь на одном месте на столешнице, и контакт на экране сиял знакомым именем, от которого у Гавриила всё пересохло во рту. Затаив дыхание, чтобы хоть как-то успокоить сердечный ритм, парень нажал на зелёный квадратик, широко распахнутыми в волнении глазами уставившись в одну из своих наград на полке. – Вельзевул? – выдавил он. – Здорово, – хрипло откликнулась трубка. Гавриил понял, что улыбается. Даже с этой тупой нервозностью в груди, переворачивающей органы вверх дном, всё равно улыбается. Они не списывались... Пару дней? И в универе не виделись... Неужели он соскучился? – Надо обсудить кое-что, – деловито продолжила Вельзевул, но в парне всё ещё бурлило это странное желание любить, откуда-то из самых корней его души, и он поддался этому, как всегда – прямой, громкий и решительный. – Как у тебя дела? – В общем... Что? – растерянно прервалась ветеринар. И это прозвучало так мило, что Гавриил не сдержал смешка. – Как дела? Повисла тишина. Он буквально мог видеть, как удивлённо раскрылись её тёмные глаза с синячками под нижними веками, яркими на бледной коже, и от этого в животе теплело. – Эм... Да заебись вроде. А... У тебя? – Хорошо, – кивнул Гавриил, забывая, что девушка его не видит. Ему отчего-то было очень весело. – Эм... Так вот, – неуверенно продолжила она, и до чего же непривычно и здорово было слышать её такой! – Я чего звоню... Поговорила с Кроули. Он пиздец какой злой пришёл, что Ази ему цветами по морде заехал. – Не сомневаюсь, – фыркнул Гавриил. Его снова почесало пёрышком злорадство: нефиг было обижать его брата и не замечать перед своим носом очевидного. Вот он, сам Гавриил, никогда бы не вёл себя так глупо. Вельзевул раздражённо фыркнула в трубку. – Они тут оба виноваты, знаешь ли. Ази тоже надо подтолкнуть. Так и будет дуться. – Неа, – мотнул головой спортсмен, усаживаясь за стол и стараясь говорить как можно тише. – Он и сам не рад всему этому. По нему видно. – Да ты-то что можешь заметить?! – вспыхнула Вельзевул, но потом, не успел Гавриил ей ответить, выдохнула. – Ладно. Фишка в том, что с ними обоими надо перетереть. Кроули уже вряд ли пойдёт извиняться по-нормальному. Может, если сам Ази пойдёт навстречу? Она звучала несколько нерешительно, но с огромным желанием довести дело до конца, и парень её понимал. От и до. Странное дело: какими же они были разными! Но он понимал. И отчаянную веру в лучшее, и смутное желание бросить всё и расслабиться. И желание увидеть по-настоящему счастливого брата тоже у них было одно на двоих. Пусть гордыня Гавриила противилась этому, новое самодовольство вспыхнуло новым красочным фейерверком, когда он понял, что у него, в отличие от девушки, есть идея. И что он оказался здесь увереннее, чем Вельзевул. На этом фоне тёплых искр в груди и ощущение унижения стиралось. – Есть у меня одна идея... Переживания его оказались настолько сильными, что не спасал даже проверенный способ, выручавший Азирафаэля из всех жизненных неурядиц: книги. Это были его единственные друзья на протяжении очень долгого периода времени, и сейчас, конечно, очень старались поддержать, но мысли юноши всякий раз возвращались от типографских строчек к воспоминаниям. К чёрным солнцезащитным очкам, к огненным вихрам волос, к обаятельной хитрой улыбке. Это наполняло его душу смятением – и всепоглощающей нежностью, каковую он никогда не чувствовал прежде: за гладким шёлком этой ласки тут же шёл огненный всполох, резкий, обжигающий, от чего хотелось отдёрнуть пальцы, ледяные своды пещеры, выросшей из досады и обиды, с горьким привкусом мрака, полного разочарования. Азирафаэля разрывало от чувств. В порыве он несколько раз откладывал книгу, чтобы вскочить с постели и ходить кругами по комнате. За эти пару дней он извёл себя размышлениями. Может, зря он так? Но обида всё ещё жила в нём, отравляя существование до самой почвы; может, он и готов был бы простить тогда Кроули. Признаться, когда до него дошло, что он видит перед собой этого парня с букетом цветов, явно предназначенных ему, он чуть не сошёл с ума от радости. Она растворилась в нём сотней ярких огоньков, а парой секунд позже до него дошёл смысл слов, которые ему говорили. Довольно спокойно, будучи уверенным в сказанном. Этого он выдержать не смог. Может, только Небеса, такие далёкие и хмурые в начале октября, знали, как трудно было Азирафаэлю решиться на такое. Всё его мягкое существо противилось этому, но столь обжигающей стала вдруг любовь, непрошеная им и едва ли ему ненавистная, что он решился выплеснуть это одним порывом. За что и корил себя теперь. Или же ему всё-таки не стоило?... Азирафаэль натянул шарф на подбородок повыше, весь съёжился, вздёрнув плечи к ушам, и зашагал дальше, в темноту. Некоторые фонари вдоль тротуара не горели, и от этого боязливо ёкало в груди. Но он был слишком погружён в себя, чтобы испугаться по-настоящему, до оцепенения. Хотелось показать Кроули, что он ошибается на его счёт. Что он не слабый, что он достоин внимания и любви. И вместе с этим ужасно не хотелось его отталкивать, отвергать, потому что в глубине души Ази знал, что это – конечная, больше Кроули к нему не подойдёт. Даже ради Гавриила и Вельзевул. Именно осознание этого простого факта заставило Азирафаэля полночи проплакать в подушку, отчаянно кусая губы до некрасивых кровящих ранок, которые потом неприятно жгли утром. Неужели парень, в которого он так крепко влюбился, оказался таким мудаком? Или может просто-напросто не видел в нём потенциальную пару, а просто зажатого ботаника, с которым можно было перекинуться иногда парой слов? Гавриил его поддерживал. Неумело, очевидно, но старался изо всех сил, будто только-только учился ходить; почти двухметровый малыш удивлял и умилял Азирафаэля своим рвением научиться, помочь, поддержать. Может, именно такого старшего брата ему не хватало всю жизнь. И для его обнаружения нужен был Кроули? И как они теперь... Со всем этим?... Азирафаэль грустно вздохнул себе под нос. Теперь деваться некуда. И почему он такой дурак? Такой несдержанный, наивный, доверчивый дурак? Повёлся на красивую улыбку и очаровательную привычку дерзить, как последний идиот. У него даже не было гарантий на то, что Кроули действительно достойный человек. И так проколоться... Он ведь тогда и подвёз его до библиотеки только потому, что Вельзевул попросила... Тяжёлые книги оттягивали плечи, и Ази упорно шёл в темноту, чувствуя от усталости и боли ещё большее отчаяние. Несмотря на то, что мрак сгущался над ним повсюду – и внутри, и снаружи – в груди его вспыхнул маленький светлячок. Его белое мягкое сияние усиливалось, от чего нахмуренные брови юноши разгладились, и он едва не замер на месте от резкого осознания. Тогда, когда они решили свести Гавриила и Вельзевул, он тоже нёс книги в библиотеку. И Кроули ему помог. Его тогда никто не просил, так ведь? И сам Азирафаэль молчал. Но он просто взял и... Помог ему. Хотя, кажется, для него не было в том никакой выгоды. Кроули точно не хотел затащить его в постель или что-то в этом духе: Ази ведь слишком полный и некрасивый для статуса его пассии. Ему бы хотя бы вызвать интерес, на большее он и не надеется... Рука вынырнула из темноты, резко схватив его за рукав, от чего Азирафаэль сильно пошатнулся. Его круто развернули в темноте, не дав даже ничего рассмотреть, и зажали рот чем-то плотным и тканевым; запахло машинным маслом. Юноша в панике дёргался, как бабочка на игле коллекционера, и чувствовал, как кровь стынет в жилах: от ужаса его била крупная дрожь, он пытался бы закричать, но ледяной испуг сковал его лёгкие крепкими цепями, и он не сумел выдавить из себя ни звука. Азирафаэль ещё пытался дёргаться, не соображая, где небо и где земля, но его держали крепко, хоть и не били. Юноша никогда не отличался особыми физическими данными, поэтому держать его не составило бы труда. Неизвестные явно этим пользовались, хоть и не давали даже на себя взглянуть. Сердце колотилось молотом по раскалённой наковальне, и Ази не комично успел пожалеть о многом: как бы ему хотелось обнять маму; как бы ему хотелось увидеть Гавриила и Вельзевул вместе, после всех их трудов; как бы ему хотелось побывать в Париже, съесть круассан на рассвете в одном из милых кафе у дороги; как бы ему хотелось стукнуть Кроули по голове и признаться в своих чувствах. Убивать его, кажется, пока не собирались, и Азирафаэль предпринял волевое решение взять себя в руки. Ему зажимали запястья, вжимали куда-то спиной (столб?), и крепко зажимали рот чем-то явно не очень чистым. От ужаса к горлу подкатила тошнота, и он невольно дёрнулся, но захват был ужасающе крепким. Перед ним вытянулся один из парней, вжимавших его за плечо. Капюшон сполз с лохматых светлых волос, и огонёк его сигареты выхватил из мрака его лицо. Тёмные глаза будто вобрали в себя всю черноту переулка, и Азирафаэль судорожно выдохнул. – Ну здравствуй, херувимчик.