Назад из будущего: Эпизод VI. Войны клонов

Когда Асока укладывала спать близнецов, рассказывая им историю о вирусной атаке «Голубая Тень» на Набу, она вдруг краем глаза замечает движущуюся тень в углу. Она резко оборачивается, оглядывая сад за дверью детской. Она не видит ничего странного, а Сила не дает ей никаких тревожных знаков, но ее боевые инстинкты отточены во многих кровавых кампаниях, и они еще ни разу не подводили ее. Ее страхи становятся сильнее и более осязаемыми, когда в детскую входит паникующий Энакин с широко раскрытыми глазами. Он бдительно следил за детьми с момента их рождения, и даже малейший намек на угрозу или опасность для них заставляет его переходить в боевой режим. Он проверяет детей в кроватке, а затем поворачивается и смотрит на улицу. — Что там такое? Асока качает головой, не решаясь включить лайтсейбер рядом с детьми. — Я не знаю… — начинает она, когда неожиданно из буйства красок в саду материализуются две фигуры в плащах. Это, скорее всего, гуманоиды, но то, как они двигаются, говорит о боевой подготовке, которая соперничает с джедаями. Или ситхами. Они оба опускаются на колени и поднимают руки, показывая, что не желают никому зла. — Кто вы такие? — рявкает Энакин. — И что вы здесь делаете? — Мастер Энакин, мастер Энакин! — разносится по коридору голос Трипио, пока дроид спешит к ним. — Госпожа Падме говорит, что у нас гости, которые очень хотят поговорить с вами. — Мы уже встретились с ними, Трипио, — говорит Энакин, указывая на две коленопреклоненные фигуры в саду. — Очевидно, они здесь не только из-за меня. — О боже, — восклицает Трипио, останавливаясь. — Близнецы! Доверяя Асоке, следя за их незваными гостями, Энакин хватает один из слингов поблизости и быстро поднимает обоих младенцев. Лея издает разочарованный звук, когда ее вырывают из сна, но Люк даже не шевелится, когда Энакин прижимает их к своей груди. — Присмотри за этими двумя, пока я выясню, что происходит, — говорит Энакин, пятясь из комнаты и уворачиваясь от Арту, катящегося по коридору на максимальной скорости. Он находит «гостей» в передней комнате с Падме и Оби-Ваном. Когда он входит, держа руку на световом мече, с близнецами, прижатыми к груди, трое посетителей поднимаются и опускаются в глубоких поклонах. — Что тут происходит? — требовательно спросил Энакин. — Асока нашла двоих из них в саду рядом с близнецами! Что за дела у тебя здесь? Кто тебя послал? Теперь Падме стоит, разъяренная этим, хотя мгновение назад она была гостеприимной. — Я пригласила вас в наш дом по доброй воле, а вы тайно посылаете других… делать что? Что ты делаешь рядом с моими детьми? — Вы сказали, что пришли исполнить свой долг, Хальват. Если вы собираетесь причинить кому-то здесь вред, то поймете, что вы и ваши товарищи прискорбно ошиблись, — предупреждает Оби-Ван. — Прости нас, майтрак, — говорит женщина-гуманоид, смотря на Падме. — Двое из нас должны были остаться здесь в целях безопасности, пока мы не сможем поговорить с вами. Они молоды и уже доказали свою состоятельность… но они переусердствовали в своем желании исполнить свой долг. Мы приносим свои извинения. — Какой еще долг? — нетерпеливо спрашивает Энакин. — Кто вы вообще такие? — Я — Хальват из племени ногри, — говорит она. — Можно мне? — спрашивает она и протягивает руку. Энакин отшатывается и поворачивается, чтобы держать детей вне их досягаемости. — Я не причиню вреда вашим детям, — настаивает она. — Вашу руку, пожалуйста. Энакин смотрит на Оби-Вана, который протягивает руку, чтобы коснуться левого уха — знакомый боевой сигнал. Он прищуривается, снимает левую перчатку и протягивает ей свою руку из плоти и крови. Она подносит его ладонь к своим ноздрям и глубоко вздыхает раз, другой. Затем она отпускает его руку. Она смотрит на обоих своих спутников и кивает. — Ари’уш, — говорят они в унисон тяжелыми металлическими голосами. Как один, они преклоняют колени перед Энакином. — Мы пришли служить вам в честь долга нашего народа перед вашей кровью от имени всех ногри. Энакин искоса смотрит на жену, а потом на бывшего учителя. — Я не знаю, о каком долге вы говорите. Как джедаю, вы ничего не должны мне за любую услугу, которую я мог оказать вашему народу. Я не жду возврата долга. Хальват отрицательно качает головой. — Мы в большом долгу перед тобой и твоей кровью. Твоя кровь предотвратила катаклизм, который уничтожил бы нашу планету и поработил бы нас всех на протяжении многих поколений. Мы знаем, что вы помогли нам не случайно. Наш старший майтрак имеет видения и знает, что твоя кровь сделала для всех ногри. В отместку, ваши враги — теперь наши враги. Ваши битвы теперь стали нашими битвами. Мы всегда будем служить и охранять вас и вашу семью. Энакин бледнеет от ее слов. — Энакин… — начал было Оби-Ван, нахмурив брови. — Они с Хоногра. 501-й остановил там нападение сепаратистов несколько месяцев назад. Считалось, что граф Дуку держал там флот, вооруженный биологическим или химическим оружием, — торопливо говорит Падме. — Мы получили этот доклад через сенатский комитет по вооружениям. — Корабли почти уничтожили нашу планету и наш народ. Мы должны вернуть долг, — торжественно говорит Хальват. — Я… я… — говорит Энакин, глядя на Падме, которая только беспомощно пожимает плечами. Энакин знает, что это не его долг. Он не остановил атаку. Он не спас этих людей. Но откуда ногри могли знать о его существовании?.. О связи с Вейдером и Люком всего лишь по запаху его руки? С трудом сглотнув, он встретился взглядом с Оби-Ваном. Его учитель ничего не говорил о битве при Корусканте, не упоминал о неудаче Энакина, не говорил о Вейдере, но сейчас… Оби-Ван задумчиво поглаживает бороду. — Что бы ни предвидел твой старейшина, каким бы ни было это другое будущее, оно не сбылось. Печали этого будущего нереальны. То, что имеет значение — это настоящее, здесь и сейчас. Война пришла в вашу систему в результате действий зла, которое гноилось в сердце нашего правительства. Во всяком случае, мы были обязаны вам и вашим людям, и предотвращение катастрофы было нашей расплатой ногри. Энакин почти задыхается от слов Оби-Вана. С тех пор, как умер Палпатин, все изменилось, и Энакин жил наполовину в страхе, наполовину в надежде, ожидая, что Оби-Ван скажет что-нибудь о Вейдере. Впрочем, ему больше не о чем беспокоиться. Оби-Ван не ненавидит его. Он не винит его за Вейдера. Он не разочарован в нем. Он все еще здесь. Он еще не ушел. Он — все еще часть семьи Энакина. Теперь Оби-Ван смотрит на него, взглядом призывая что-то сказать. Энакин кивает, стараясь не фокусироваться на головокружительном чувстве облегчения, которое наполняет его. — Да, это мы должны тебе, мы должны всем за то, что не выяснили раньше, кто такой повелитель ситхов. Мы вообще не должны были допустить, чтобы началась война. Нет никаких долгов, которые нужно погасить. Хальват и ее спутники встают и обнажают зубы. На мгновение Энакин опешил, прежде чем понял, что ногри подражают человеческому обычаю улыбаться. Это немного страшно видеть. — Твоя кровь уже привела этот аргумент и отказалась от наших услуг. Честь в вашей семье крепко взрощена. Но мы все равно будем охранять вашу семью, несмотря ни на что. Наши услуги куда более… эффективны, если вы знаете об этом и не возражаете. В конце коридора раздается грохот, и Энакин слышит голос Асоки, высокий не от страха или паники, а от удивления и, возможно, с оттенком смеха. Арту что-то насвистывает, и суета Трипио более чем слышна на заднем плане. Падме качает головой и вздыхает. Она и раньше мирилась с нежеланными телохранителями, а теперь у нее есть муж, дети, названный брат мужа и приемная дочь. Она гадает, какие перемены в их жизнь принесут Ногри. — А какие условия для проживания требуются тебе и твоим людям, Хальват? //////////////////////////////////////////////// Когда Оби-Ван вышел из коммерческого транспорта, он честно не ожидал, что кто-то будет ждать его, но там, перед ним, окруженная своими охранниками, стояла герцогиня Сатин. Он попытался небрежно подойти к ней, смущенно ухватившись за край плаща, прежде чем заставить себя отпустить ткань. — Генерал Кеноби, — приветствовала она его со всей помпой и официальностью. — Это так неожиданно… — он откинул капюшон и открыл свое чисто выбритое лицо, и она запнулась. — Э-э… это… так неожиданно… увидеть вас на нашей… планете. М-мы вас не ждали. Она пристально смотрела на него. Теперь он задумался, не было ли ошибкой сбривать бороду и усы. (Однако Энакин настаивал, чтобы он побрился перед отъездом, угрожая сделать это, пока Оби-Ван будет спать, если тот не позаботится об этом сам. Оби-Ван почти изменил свое мнение перед лицом такой угрозы, как вопрос принципа, пока Падме не вмешалась и не сказала, что, по её мнению, борода делает его на двадцать лет старше, чем он есть на самом деле. Асока спокойно слушала этот разговор, но позже он услышал, как она разговаривала с Энакином. — Значит, мастер Оби-Ван не всегда носил бороду? — Что? Нет, когда я впервые встретил его, у него не было ни бороды, ни усов. Он не был рожден таким, Шпилька. Потом наступила небольшая пауза. — Ты что, думала, что он родился с ними? Как ты могла так подумать? — Откуда мне знать? Вы — люди, и лица у вас странные. У вас бывают волосы на лбу и на губах и подбородках. У мастера Дао волосы растут из носа! Что я должна была думать?) Но Оби-Ван был не только без своей бороды. Он также оставил свою броню, хотя у него все еще был световой меч. Ему следовало бы не забыть оставить его здесь, но он забыл и чувствовал себя более голым без него, чем без волос на лице. Сатин все еще не сводила с него глаз. Оби-Ван понял, что настала его очередь что-то сказать. — Спасибо, что пришли меня встретить, — ответил он с поклоном. — Как поживаете? — неловко спросил он. Сатин быстро заморгала, словно выходя из оцепенения. — У нас все хорошо, — рассеянно сказала она, но затем ее тон стал жестче. — Но нельзя сказать то же самое о Республике, к сожалению. Какие требования предъявляет сегодня ваш Орден к Мандалору? — Нет-нет, вы неправильно поняли, — поспешно попытался объяснить Оби-Ван. — Я здесь не от имени Республики или Ордена. Я приехал… посмотреть, как там Мандалор теперь, когда война закончилась. — Вы приехали посмотреть, как дела у Мандалора? — недоверчиво повторила она. — Да. Там было так много разрушений, и у меня было немного свободного времени, поэтому я прилетел, чтобы проведать Мандалор. Видите ли, я только что был на Набу… — он указал рукой куда-то за спину. — Набу? — спросила она. — Да, погода на Набу в это время года прекрасная. Мы сопровождали… ну, когда я говорю «мы», я имею в виду Энакина и меня; мы сопровождали сенатора Падме, я имею в виду сенатора Амидалу, домой после того, как бои на Корусканте прекратились. У нее есть дом в Озерном краю. Вы когда-нибудь имели удовольствие побывать там? Это очень красивое место… Отчасти Оби-Ван понимал, что он лепечет. Он просто не мог остановиться. Наконец, в отчаянии он подумал: что бы сказал Энакин? У Энакина была любовь удивительной женщины. Тот каким-то образом смог завязать достаточно связный разговор с Падме, чтобы она пожелала выйти за него замуж. Конечно же, он мог бы сделать это не хуже Энакина! Он вспомнил попытки своего бывшего падавана поговорить с сенатором, свидетелями которых он был все эти годы. Может быть, Падме просто сжалилась над ним? — …я вот никогда раньше не был в Озерном краю. Ну… — он замолчал. — Ну что ж, генерал, с Мандалором все в порядке. Оби-Ван засунул руки в рукава. — О, это хорошо. Да, очень хорошо. Губы Сатин сжались, и он узнал этот взгляд едва скрываемого разочарования. — Итак, если Мандалор ничем не может вам помочь, то…? — Вы не будете возражать, если я останусь? — прервал он ее надтреснутым голосом тринадцатилетнего мальчишки. — Для визита? Было бы приятно увидеть Мандалор, когда я не на миссии. Его вопрос застал ее врасплох. Ему удалось ее удивить. Она подняла брови. — Светский визит? Я и не знала, что джедаи такое делают, — саркастически заметила она, словно приглашая его поспорить с ней. Оби-Ван отказался проглотить наживку. — Как гость Мандалора, вы должны соблюдать все правила, — сурово напомнила ему Сатин, указывая на его оружие. Без колебаний он отстегнул с пояса световой меч и протянул ей. — Вот, — сказал он, вкладывая рукоять ей в руку. Она машинально взяла его и на мгновение уставилась на джедая, прежде чем посмотреть на меч в своей руке. — Я думала, что световой меч джедая — это его жизнь, — пробормотала она. Оби-Ван кивнул. — Так и есть. Сатин посмотрела на него, а затем медленно заулыбалась. ////////////////////////////////////////////////// Эхо выключил комм и с глубоким вздохом откинулся на спинку стула. Он повернулся на стуле и посмотрел на Джесси, стоявшего рядом с голографическим экраном. — Ты у меня в долгу, — раздраженно сказал он. — Я же сказал, что заплачу, и я это сделаю, — ответил Джесси. — Нет, я имею в виду, что ты должен мне больше, чем обещал. Ты знал, что если я возьму вашу смену, то сенатор Амидала выйдет на связь. Ты знал! Ты бросил меня под обстрел! Не отрицай этого. — Послушай, я тут ни при чем. Люк — вот кто отдал приказ, чтобы его не беспокоили во время координации кампании на Татуине. Если ты хочешь обвинить кого-то, так обратись к нему! — сказал Джесси и поднял руки, словно защищаясь. — По крайней мере, это был не генерал. Если бы это был он, я не знаю, что бы я сделал… Коммуникатор запищал, предупреждая их об очередном входящем сообщении с Набу. Джесси поспешно попятился. Эхо выругался и попытался схватить его, но тут голографический приемник засветился с приоритетным сообщением, и появился генерал Скайуокер. — Эхо, я так рад тебя видеть. — Я тоже рад вас видеть, сэр, — сказал Эхо, вытянувшись по стойке «смирно» и пытаясь придать голосу позитивные нотки, чтобы скрыть охвативший его ужас. — Вы хотите получить отчет о состоянии дел? — с надеждой спросил он. Джедай поднял бровь. — Нет. Я хочу поговорить с Люком. — Он недоступен, сэр. Он на совещании с капитаном Рексом и не принимает никаких живых сообщений для чего-то менее важного, чем полномасштабное восстание ситхов, сэр, — сказал Эхо, глядя вдаль и мысленно готовясь к ответу генерала. Он успешно выдержал разочарованный взгляд сенатора Амидалы, ее печальные глаза и нежную мольбу, но не был уверен, что сможет противостоять генералу даже ради Люка. К удивлению Эхо, генерал не стал настаивать. Вместо этого он вздохнул, потирая лоб рукой. — Понятно. В общем-то я так и думал, — пробормотал он. — А когда он освободится? — Не могу сказать, сэр, — быстро ответил Эхо, все еще не теряя бдительности. — Он… как его травмы? Все в порядке? — Он выписан из медицинского крыла, сэр. — А как насчет остальных? — Все идут на поправку, генерал. Мы более чем готовы к бою, — заверил его Эхо. Глаза генерала Скайуокера сузились. — К бою? Какому бою? Сейчас же все спокойно. — Так и есть, сэр! — поспешно сказал он, пытаясь скрыть свой промах. — Никаких боев здесь нет. Несколько успокоившись, генерал отступил. — Тогда, пожалуйста, передайте ему, что я хотел бы поговорить с ним. И пусть капитан Рекс знает, что я хочу получить его рапорт. — Конечно, сэр. Голограмма исчезла. Эхо не колебался. Он развернулся и бросился на Джесси, который с пронзительным криком выскочил в коридор, чтобы не встретиться лицом к лицу с гневом брата. ////////////////////////////////////////////////////// — Вот видишь? — сказал Энакин, указывая на изображение голограммы Эхо, пока оно не исчезло. — С ним все в порядке. Он на совещании. Но даже когда он произнес эти слова, Энакин не поверил им. Встречи с Рексом означали, что обсуждалось какое-то наступление. Эхо упоминал о сражении, и хотя он пытался отрицать это, Энакин был уверен, что каким-то образом «Бесстрашный» собирался в бой и довольно скоро. Отчасти он жаждал присоединиться к ним. В бою был только один момент, рискуя один за другим, выживая от мгновения к мгновению. Не было никаких кошмаров (те пришли позже). Сомнений больше не было. Но другая его часть, большая часть, чувствовала тошноту при одной мысли о перестрелке. Как он сможет снова повести своих людей в бой, когда они уже почти три года сражались в этой фальшивой войне? Его затошнило, и он понял, что вспотел. Он поспешно вытер рот и попытался отогнать эти мысли и чувства. Падме скрестила руки на груди и нахмурилась. — Он уже несколько дней ходит на собрания. До этого он больше недели находился в больнице. Если он на дежурстве, то почему не отвечает на мои сообщения? Энакин встал и обошел вокруг устройства связи, чтобы плюхнуться на пол, где было расстелено одеяло и дети лежали в полуденном свете. Один их вид успокаивал его. — Он отвечает на письменные сообщения, вы сами так сказали. Он ответил на все ваши запросы по обновлению реконструкции. — Это не одно и то же, — настаивала она, расхаживая по комнате. — Он намеренно избегает меня. Энакин вздохнул и посмотрел вниз на детей. Их движения все еще были отрывистыми и нескоординированными, хотя им всего несколько недель, но он мог сказать, что глаза Люка пытались сфокусироваться на игрушке, которую Энакин держал над ним, а Лея упражнялась издавать звуки. Его дети были самыми драгоценными существами во Вселенной. Такие маленькие и беспомощные. Он им нужен. Было что-то настолько легкое и удовлетворяющее в исполнении каждой их потребности. С Асокой нужно было обеспечивать обучение, поддержку и заботу, так что это было знакомо, даже если он все еще беспокоился о ее безопасности. Асока с каждым днем становилась все более уверенной в своих способностях, и даже сейчас она спарринговала с двумя младшими охранниками-ногри, Лиром и Эвр’шкимхом. Он знал, что до тех пор, пока Орден не вмешается, он будет продолжать ее обучение и сделает ее рыцарем. В чем Энакин не был уверен, так это в том, что делать с взрослым сыном из будущего, которого больше не существовало! (Он лгал самому себе. Он точно знал, что делать. Он должен был приказать «Бесстрашному» лететь на Набу, чтобы привести сына домой. Он хотел, чтобы вся его семья была рядом с ним. Этого хотела и Падме. Достаточно было и того, что Оби-Ван улетел на Мандалор один, но еще хуже то, что Люк где-то там, в космосе, только что потерявший своего отца и отказывающийся отвечать на сообщения Падме.) — Он скорбит, — тихо сказал Энакин, протягивая руку к Лее. — Он не один. Он знает, что ты беспокоишься. Парни тоже с ним. Мы должны дать ему время. Падме опустилась на пол и села рядом с ним, положив голову ему на плечо. — Это я знаю. Я просто… я просто хочу все исправить. Я хочу, чтобы ему стало лучше. Я не хочу, чтобы он пострадал. — Конечно же, не хочешь. Ты же его мама. Все мамы так делают, — ответил Энакин, думая о своей собственной матери. О звезды, как бы ему хотелось познакомить ее с близнецами! Она бы так крепко их обняла. Она никогда бы их не отпустила. Падме застонала и уткнулась лицом ему в плечо. — Что? Что случилось? — обеспокоенно спросил Энакин. — Мои родители. Моя сестра, все, — сказала она, махнув рукой вокруг. Она откинулась назад и одарила его тем, что Энакин про себя называл «решительным взглядом». — Мы должны рассказать моей семье о нас и детях, — твердо сказала она. — Хорошо, — согласился он. — Я знаю, что ты никому не хочешь говорить, но сейчас самое время. Они умеют хранить секреты, так что я не хочу, чтобы ты волновался… Подожди, что? — Если ты хочешь сказать им, так скажи, — заверил он ее, целуя в лоб. — Ты не против, если я расскажу своей семье? — в шоке спросила Падме. — Я никогда и не был особенно против того, чтобы ты рассказывала об этом своей семье, в принципе. Учитывая то, как сейчас обстоят дела в Сенате, они не посмеют заставить тебя уйти в отставку. Это идеальное время для начала новой набуанской политической традиции. — О, — удивленно сказала Падме. — Это, конечно, правда. Так что я думаю… мы им расскажем. — Похоже, ты не очень счастлива, — заметил Энакин. Падме встряхнулась, и сказала: — Нет, я счастлива. Это просто… может быть, кто-то закричит, и моя мать наверняка заплачет, и мы почувствуем себя ужасно виноватыми. Моя сестра никогда не перестанет говорить «Я же тебе говорила», когда поймет, что я вышла за тебя замуж, то есть, как только она, наконец, смирится с тем, что я сбежала с тобой и не пригласила ее на свадьбу, что наверняка займет около двух лет. При виде испуганного лица Энакина она начала защищаться. — Ну, а ты что думал будет? Какая, по твоему мнению, у них будет реакция, когда они узнают, что я скрывала от них мужа и…и беременность, и детей? — раздраженно спросила она. — Я не знаю, — сказал он, проводя рукой по волосам. — Орден просто изгоняет людей и делает вид, что их больше нет. Там нет криков или плача, просто сокрушительное разочарование, при котором все делают вид, что они не чувствуют. На Татуине тайные браки случались постоянно. Это… наверное, это нормально. Проблема заключается в работорговцах. Мама была бы счастлива, несмотря ни на что. — Ну, на Набу все совсем не так. Семья здесь очень важна. Есть обряды и праздники. Наша свадьба была скандальной по многим параметрам, — лукаво сказала она ему, потянувшись к Люку. — Тебе лучше подготовиться, — сказала она, поднимаясь на ноги с ребенком на руках. Энакин подавил вздох и заключил Лею в объятия, чтобы последовать за женой. Дети были готовы к еде и сну. — Не говори своей матери или Оби-Вану, но люди из Центрального мира просто странные, — пробормотал он Лее. Он принял ее бормотание в ответ за согласие. ////////////////////////////////////////////////////// — Сэр? — спрашивает Рекс. Он не решается прервать Люка, пока тот тренируется со своими учениками, но знает, что джедай захотел бы услышать эту новость немедленно. — Да, капитан? — отвечает Люк, все еще не сводя глаз с Качка и Болтуна, пока они спаррингуют, чтобы проверить недавно собранный меч с искусственно изготовленным кристаллом, который светился зеленым. — Мы получили сообщение с «Бдительного». Они добровольно присоединились к кампании. Они скоро покинут Корускант. — «Бдительный» — это 212-й, верно? — говорит Люк и снова переводит внимание на драку. — Кук, ты слишком много вытягиваешь и оставляешь себя открытым. Не просто растягивайте свое тело — растягивайте свои чувства. Сила здесь, чтобы помочь вам. — Да, сэр, — говорит Рекс. — Коммандер Коди остается на Корусканте, чтобы ждать известий от генерала Кеноби с остальной частью флота, но остальная треть 212-го присоединяется к нам. Впервые за много дней Люк выглядит довольным. — Это хорошая новость. У нас будет столько людей, сколько нужно, чтобы это сработало с минимальными потерями. Тут его глаза суживаются. — Они знают, что это делается исключительно добровольно. Никто не должен приходить и драться. Никому не приказано присоединиться к нам. — Все знают об этом, — заверяет его Рекс. — Я получил сообщение от людей из полудюжины различных отрядов, желающих присоединиться к кампании. Люк, мы хотим сражаться. Если кто-то в этой галактике и может хоть наполовину понять страдания этих рабов, так это мы. — Хорошо, — говорит Люк с облегчением и движется вокруг стыковочного отсека, следуя за клонами, которые по ходу спарринга решили стать еще и акробатами. — Тогда нам нужно пригласить еще одного человека. Рекс удивленно моргает, услышав это. — Кого же? — Генерала Скайуокера. Это кажется таким очевидным, когда Люк говорит это. Конечно, они должны пригласить генерала. Но в то же время Рекс чувствует, как его охватывает растущее беспокойство. Если они пригласят генерала Скайуокера, что будет с 501-м полком? Люк уйдет, а генерал снова возьмет командование на себя? Энакин Скайуокер — один из немногих генералов-джедаев, которых Рекс вместе с другими клонами-маршалами готов слушать без колебаний. Он пользуется большим уважением. Это, должно быть, хорошая новость — узнать, что к ним снова вернется их командир-офицер. Но тогда как насчет Люка? Рекс не слепой. Он знает, что теперь, когда Вейдер ушел, все изменилось. Там, где раньше они вдвоем без колебаний вели батальон, теперь Люк отступил. Несмотря на то, что люди делают все возможное, чтобы убедиться, что он не один, есть часы, когда он скрывается в своих апартаментах и не выходит оттуда. Если бы не эта кампания и не чувствительные к Силе клоны, Рекс боится, что однажды Люк просто исчезнет. Он боится, что однажды Люк улетит на шаттле или истребителе в черноту космоса и никогда не вернется, ускользнув так же необъяснимо, как он же внезапно появился на Умбаре много месяцев назад. (Рекс не может забыть, что сказал Люк, когда нашел его распростертым над телом своего отца. Эти слова до сих пор преследуют его.) И потом, был еще генерал Скайуокер. Рекс прочитал отчет Кикса. Хотя Ордену может быть все равно, что их лучший воин получил тяжелую травму и нервное расстройство, для Рекса это важно, и он знает, что это может быть не лучшее решение — бросить кого-то обратно в бой после чего-то подобного. Легкое прикосновение к плечу выдергивает его из размышлений, но даже сквозь броню Рекс чувствует это. — Он должен знать, — спокойно настаивает Люк. — Я знаю, что он со своей семьей, но у него есть право присоединиться к нам, если он этого хочет. Рекс не совсем понимает, что именно Люк имеет в виду, но со временем он понял, что ему не всегда нужно это знать. Главная мотивация Люка — это сострадание к другим. — Я свяжусь с ним, — говорит Рекс. Люк улыбается в ответ. Но улыбка не доходит до его глаз. ////////////////////////////////////////////////////////////// Проходит почти шесть недель (и с этого момента Энакин разделяет свою жизнь на До и После рождения близнецов и смерти Палпатина), прежде чем Рекс связывается с ним, и Энакин узнает, что планируется крупная операция с участием добровольцев из 501-го и 212-го и многих чувствительных к Силе клонов. Он не решается покинуть семью и необъяснимо нервничает по поводу возвращения к любому виду боевых действий, но это не Войны клонов или осады Внешнего Кольца. Капитан уверяет его, что это выступление против рабства и является строго добровольным. Оби-Ван все еще находится на Мандалоре (якобы для светского визита, но, если он знает своего учителя, тот, несомненно, усердно работает с герцогиней над соглашениями о реконструкции). Асока все еще с ними на Набу, и ногри — это постоянное и бдительное присутствие. Асока говорит, что он должен пойти и посмотреть, что происходит. Принуждение Падме немного сильнее. Если 501-й участвует, это означает, что Люк, вероятно, тоже будет в середине боя. Когда он путешествует на «Решительном», чтобы присоединиться к остальной части флота, Дэнал спрашивает о его семье, и Энакин с гордостью демонстрирует несколько (всего несколько!) голограмм своих детей. Люди с пониманием относятся к его энтузиазму, поскольку у них есть точно такие голографии и истории о собственных детях, бегающих по «домашним базам» на нескольких планетах. Когда они встречаются с остальным добровольческим флотом, Энакин ошеломлен, узнав, что цель наступления — Татуин. Он в оцепенении входит в комнату для совещаний на «Неустрашимом». Он не может в это поверить. Они все собрались здесь, чтобы начать кампанию по освобождению Татуина от хаттов и работорговцев. Люди, все добровольцы из 501-го и 212-го, работают, чтобы освободить рабов и освободить его родную планету. Энакину кажется, что он спит. Энакин рад видеть Рекса, Эппо, Пятерню и всех остальных из 501-го полка. С тех пор, как он оставил их на Умбаре, некоторые пали в бою, и он позволяет себе оплакивать их потерю. Есть несколько человек, которые были здесь по собственному выбору, но те, кто остался, приветствуют его, как давно потерянного брата, вернувшегося, наконец, домой. Кикс настаивает, чтобы после инструктажа Энакин зашел в медицинский отсек для проверки. Качок прямо спрашивает его, могут ли они спарринговать позже. Догма здесь, всегда рядом с Тапом, уверенный и собранный. Красный глаз, Эхо, Ломтик, Миксер, Джок, Бумер, Джесси, Мэл, Оддболл, Провода — они все там вместе с множеством новых лиц. Некоторые из них носят яркие плащи, которые, как он понимает через мгновение, означают их чувствительность к Силе. Свет гаснет, и Люк, все еще одетый во все черное, начинает брифинг. Энакин внимательно наблюдает, обращая больше внимания на Люка, чем на то, что он говорит, если он совсем честен. Он может легко удержать на руках обоих близнецов, но вот перед ним стоит его сын, уже взрослый, джедай и могущественный воин. Это, мягко говоря, сбивает с толку. У Энакина так много вопросов. Где его сестра? Как Вейдеру и Люку удалось попасть сюда? Как получилось, что этот Люк — джедай, укорененный в свете, когда Вейдер так явно пал во тьму? Кто растил близнецов? Кто из Ордена выжил и тренировал Люка? Наконец, он заставляет себя сосредоточиться на брифинге. Энакин рассматривает детальную кампанию, начиная с наступления на дворец Джаббы, а затем переходя к более мелким общинам, прежде чем ударить по городам. Он узнает, что тайные оперативники уже работали с местным подпольем, чтобы подготовить людей к оказанию помощи в освобождении планеты от хаттов. Люк закончил свою презентацию и пристально смотрит на него. До Энакина не сразу доходит, что Люк ждет, что Энакин скажет что-то, поскольку технически он старший офицер в комнате. — Впечатляет, — только и может сказать он, пораженный тем, что его жизнь дошла до такого. Он уже не надеялся, что это когда-нибудь случится — мечта, недостойная джедая Ордена. Он хочет сказать «спасибо», спросить, как Люк узнал о его детской мечте, как-то выразить свою гордость тем фактом, что его сын возглавляет освобождение Татуина. Вместо этого он прикусывает язык и спрашивает: — Чей это план? — Моего отца, — говорит Люк со смешной полуулыбкой, и Энакину кажется, что он получил удар в живот. Его отец. Вейдер. — Мы и раньше собирались туда съездить, но… — тут Люк пожимает плечами и замолкает. Капитан Рекс бросает быстрый взгляд на чертежи и кивает. — У Вейдера всегда был уклон на максимальный урон. Он не мог выбрать более достойную цель из того, что я слышал. Затем он что-то замечает в планируемом нападении на дворец Джаббы. — Я не помню эту часть плана, — многозначительно говорит он Люку. Люк невинно отрицает, говоря, что не знает, о чем говорит Рекс, и он почти одурачил Энакина, пока Качок не начинает хихикать. Пятерня наклоняется вперед и затем стонет, когда видит, о чем говорит Рекс. — Сэр, вы же не всерьез планируете… Рекс обрывает его: — Ни за что на свете я не позволю вам возглавить атаку на тронный зал Джаббы и противостоять хатту один на один. Я был там, когда ваш отец впервые начал планировать это. Вейдер очень ясно дал понять, что вы не будете непосредственно участвовать в нападении. Я не могу позволить вам сделать это, — говорит он Люку, и добавляет: — Ваш отец убьет меня. Люди из 501-го пытаются и не могут подавить смех, их братья из 212-го смотрят и слушают, не совсем уверенные, что понимают шутку, но они слышали истории и видели голонет-видео финальной битвы. Вейдер уже стал легендой. — Мой отец умер, — напоминает ему Люк, упрямо скрестив руки на груди. — Вряд ли это остановит его! — горячо возражает капитан. Энакин оглядывается и видит, что многие клоны согласно кивают на слова Рекса. Что за человек был этот Вейдер? Энакин был потрясен, услышав, что они говорят о Вейдере, как о человеке, которого они уважают, а не просто о чудовищном ситхе, потерянном навсегда на темной стороне. Падме думала, что в нем есть что-то хорошее. А Люк, бледный и мрачный, очевидно, любил его. На один безумный миг Энакин задается вопросом: каково было бы на самом деле встретиться с этим человеком, со своим другим «я»? — Капитан, — начинает спорить Люк, но затем останавливается, и его тон смягчается. — Рекс, позволь мне сделать это. Я уже готов. Обычное стоическое лицо Рекса искажается в сомнении, прежде чем он соглашается, но он настаивает на том, что рядом с Люком будут Пятерня и Болтун в качестве подкрепления, пока Качок, Вспышка и Плита будут закладывать взрывчатку с остальными подразделениями. — Есть ли место еще одному добровольцу для одного штурма дворца? — спрашивает Энакин после того, как капитан заканчивает отдавать приказы. — Конечно, сэр, — с усмешкой говорит Рекс, — Вы со мной.