Назад из будущего: Эпизод VI. Войны клонов

Асока приняла свою миссию, чтобы вернуть мастера Скайуокера из Совета с молчаливым поклоном. Она не теряла времени даром, выходя из сада. Коммандер Коди в своем кресле и Олли, все еще покрытые бинтами и заживающими ожогами, присоединились к ней, когда она шла. Она навестила квартирмейстера, который с сомнением посмотрел на стоявших рядом с ней мужчин, схватила плащ и два мешка и направилась в каюту своего мастера. Она никогда раньше не была в комнате Энакина. Хотя она никогда не была в комнате, которая была бы так похожа на его. Стены были увешаны плакатами. Самодельная модель его звездного истребителя (в комплекте с миниатюрным арту) стояла на почетном месте. У него был не столько письменный стол, сколько рабочее место механика. У него не было стульев, он использовал множество ящиков, заполненных деталями, сложенными вокруг, чтобы сидеть. (Она все еще не могла поверить, что Оби-Ван позволил Энакину держать свою комнату в таком состоянии.) Асока не колебалась. Она протянула один из рюкзаков Коди и велела ему собрать все личные вещи, которые он сможет найти в комнате мастера Кеноби (Коди даже не мог поместиться в комнате Энакина, находясь в своем кресле), в то время как она и Олли занялись вещами Энакина. Она позволила Силе направлять ее в решении, что взять и что оставить. Можно назвать это предвидением, но она просто знала, что ни Энакин, ни Оби-Ван не вернутся в храм в ближайшее время, и куда бы они ни пошли, она тоже пойдет следом за ними. (Когда-то давно такая мысль была бы невообразима для нее. Когда-то давным-давно она не могла даже помыслить о том, чтобы покинуть Орден. Теперь она без колебаний упаковала вещи своего мастера. Она знала, что находится на правильном пути.) Когда они с Олли закончили и присоединились к Коди в общей гостиной, его рюкзак был все еще пуст, а в руке он держал камень. — Это все, что там было, — сказал он, протягивая его Асоке. Она взяла его в руку и стала вертеть его в руках. Ей казалось, что это просто обычный камень, пока она не потянулась к Силе, и он начал заметно светиться. Она сунула камень в рюкзак и попросила Коди взять кружки и чайник из кухни, а сама взяла из буфета все, что смогла найти. Она велела Олли взять растение с кухонного стола. Затем Асока направилась в свою комнату и, оставив мужчин снаружи, вытряхнула из одного ящика свои личные вещи во вторую сумку. — Я возьму Сумерки, — сказала она им, когда они вывели ее из единственного пригодного для использования входа в храм. — Я свяжусь с вами, когда доберусь туда. — Вы хоть знаете, куда идти? — спросил Олли, приподняв одну бровь. Она закатила глаза. — Да ладно, это же очевидно. Скайгай женат на сенаторе Амидале, и у них родились дети; так как вы думаете, где он? — Набу, — хором ответили Коди и Олли. — Точно, — с кивком сказала Асока. — И мастер Оби-Ван, вероятно, тоже с ними. Олли удивленно заморгал. — Тогда почему Совет посылает вас на эту миссию, чтобы найти генерала Скайуокера? Генерал Кеноби находится в Совете и вместе с ним. Почему бы просто не приказать ему привести генерала Скайуокера? — Потому что, — начал объяснять Коди. — Джедаям запрещено жениться и иметь детей, как и нам в ВАР не разрешают жениться и иметь детей. Генерал Кеноби знает, что генерал Скайуокер нарушил правила, но решил помочь сохранить его секрет. По какой-то причине никто в Совете джедаев еще не выяснил, что генерал Скайуокер женат на сенаторе Амидале. — Ого, — воскликнул Олли. — Теперь я понимаю, сэр. Затем он нахмурился. — Нет, я не знаю, почему я так сказал. Я не понимаю. Почему никто не знает, что генерал Скайуокер и сенатор женаты? Она была беременна, когда находилась на борту «Переговорщика». Не то чтобы они держали это в секрете. Они были профессионалами в этом вопросе, но мы все знали. Он посмотрел на Асоку. — Вы ведь знали, верно, командир? — Конечно, я знала, — поспешно сказала Асока. — Естественно. Я всегда это знала. Это же очевидно, не так ли? То, как он все время приносил ей чай и спешил на помощь. Это оочень очевидно. Коди скрестил руки на груди и понимающе ухмыльнулся ей. Она, прищурившись, посмотрела на него в ответ. — В любом случае, нет никакой необходимости сообщать кому-либо еще в Совете, где они находятся или что они делают. После всего, что пришлось пережить Совету и моему мастеру, пока никто не должен знать ни о его браке, ни о близнецах, — настаивала она. — Меня не волнует, насколько это очевидно для вас или для меня. Мы держим это в секрете, понятно? — Да, сэр, — согласился Олли. — Я обязательно сообщу об этом своим людям. — Хорошо, — сказала Асока, подавив вздох облегчения. — Сообщите генералу Кеноби, что 212-й полк готов встретиться с ним на Набу вместе с остальным флотом, как только он выйдет на связь, — сказал Коди. — Счастливого пути, командир. — У меня есть имя, Коди, — напомнила она ему. — Люди, которые летают со мной, пользуются моим именем. — Ах да, преимущества выжившего после пилотирования генерала Скайуокера. Генерал Кеноби всегда упоминал о них с такой нежностью. Теперь я знаю, почему, — сказал Коди с веселым блеском в глазах. Олли подавил смешок. — Счастливого пути, Асока. //////////////////////////////////////////////////// Когда они прибывают на Набу, Падме отвозит Энакина и Оби-Вана в свое красивое поместье в Озерном краю. Кроме звуков природы и случайной суеты близнецов, здесь довольно тихо. Даже слишком тихо. Оби-Ван уже привык к грохоту пушек, ударам с воздуха и шуму сотен клонов, выполняющих свои ежедневные задачи. Он чувствует себя совершенно разбитым и необъяснимо нервным. Падме и Энакин, в то же время, кажется, нашли способ заполнить свое время. По сообщениям средств массовой информации Падме, может, и находится в «творческом отпуске», но она продолжает неустанно добиваться принятия соглашений о восстановлении, искоренять коррупцию и приглашать политических лидеров и дипломатов в десятки различных миров, чтобы помочь поддержать усилия по оказанию чрезвычайной помощи, которыми занимается ВАР. Энакин никогда не бывает далеко от нее, охраняя и заботясь о близнецах, и счастливо выполняя роль помощника и защитника. Оби-Ван тоже чувствует, что должен быть чем-то занят. Он должен… ну, он не совсем уверен, что ему нужно делать, кроме того, чтобы быть там, где он есть, но он просто не кажется никому полезным. Практика с лайтсейбером не помогает. Медитация не помогает. Даже когда он пытается заснуть, его разум восстает, заставляя его просыпаться в панике безо всякой на то причины. Как же все-таки здесь тихо. И это не только потому, что Энакин не произнес ни единого слова и не издал ни звука за последние дни. (Когда они лечили Энакина на «Решительном», Кикс сказал им, что это займет время и на него при этом не нужно давить. Энакин будет не первым солдатом, которого Кикс видел временно отключившимся во время войны. Оби-Ван разинул рот, услышав точный вердикт медика. Он никогда раньше не слышал о таком состоянии, и, конечно же, ни один рыцарь-джедай просто не перестанет говорить без физической на то причины. Когда он потребовал от Кикса, чтобы тот исцелил его, тот бросил на него свирепый взгляд и повторил медленно и настойчиво: время, терпение и возможность отдохнуть — вот что было нужно генералу Скайуокеру. Когда он согласился следовать инструкциям Кикса, медик предоставил ему справочник на тему боевого стресса и психологических травм, после чего практически приказал Оби-Вану прочесть его от корки до корки.) Отчаянно желая чем-то заняться, чем-то отвлечься, прежде чем он начнет приставать к Энакину с очередным односторонним разговором, Оби-Ван натыкается на прекрасно обставленную комнату (точно так же, как и все остальные), но в этой комнате есть голографический экран, хранящийся вдали, как будто это — преступная тайна. Он щелкает пультом управления, и звуки гоночного болида наполняют его уши. Ну, естественно, — думает он. — В этом доме голографический экран может быть настроен только на гоночный канал… Как будто каким-то необъяснимым образом привлеченный шумом, доносящимся из другого конца поместья, Энакин появляется на диване, вместе с детьми (они никогда не бывают далеко от него, Энакин едва выпускает их из своих рук, и Оби-Ван даже как-то нашел его сидящим перед их кроваткой, дремлющим прямо на полу, пока те спят). Оби-Ван застрял, наблюдая за гоночными моментами с Энакином в течение следующих двух часов, пока близнецы не проснулись, требуя еды, и Энакин, неохотно и все еще молча, не уходит прочь. Оби-Ван пролистывает несколько других каналов, ловя немного новостей и ретрансляцию смерти Сидиуса, которую он поспешно пропускает (он не смотрел ее с тех пор, как она вышла в эфир, и не имеет желания смотреть ее сейчас), а затем он приземляется на то, что кажется кулинарным каналом. Дородный тви’лек делает нечто под названием Ру, чтобы закончить то, что кажется одним из самых вкусных блюд, которые Оби-Ван когда-либо видел. Он заканчивает марафонскую программу до конца дня, его воображение начинает гореть от идеи, что «любой может готовить!», как и настаивает шеф-повар голонета. Когда Асока прибывает на Набу, она вручает ему его чайную кружку, чайник, его чайную коллекцию, растение и подарок на его 13 день рождения, который он получил от мастера Квай-Гона. Он немного озадачен всем этим, но не может отрицать, что чувствует себя хорошо, имея эти знакомые предметы с ним. Асока своим присутствием оживляет поместье, но даже это не заставляет Энакина нарушить свое молчание. Однажды она находит Оби-Вана поглощенным кулинарными шоу. В другое время и в другом месте она бы дразнила его за это, а Энакин бы ей только поддакивал. Это хорошо известный факт во флоте ВАР, что Оби-Ван сжигает все, кроме чая, и его еда несъедобна для всех живых существ (за исключением Энакина, но тогда тот может запросто съесть и червей, и насекомых, поэтому он действительно не считается). Ему даже не разрешают приготавливать готовые пайки после того фиаско на Кристофсисе, когда он помогал готовить ужин для солдат. (Коммандер Коди вежливо попросил его держаться подальше от запасов, которые они так упорно пытались доставить на голодающую планету, и никогда больше не помогать с приготовлением пищи.) Однако без Энакина там, чтобы помочь ей, Асока не стала его дразнить, а просто садится рядом и смотрит с ним его скучные шоу. Наконец, сжалившись над падаваном, который провел последние несколько дней безрезультатно пытаясь быть там для своего молчаливого учителя, Оби-Ван спрашивает ее: — Ты хочешь увидеть магию? Она уже почти задремала, но, услышав его, резко проснулась. — А? Магию? — Смотри, — говорит Оби-Ван и переключает на спортивный канал, который показывал гонки на какой-то планете, которая не была опустошена войной. Она долго смотрит на экран, а затем в замешательстве поворачивается к нему. — Я ничего не понимаю. А что тут такого м…? Тут Энакин входит в комнату и молча садится между ними; на этот раз он держит только Лею в своих объятиях. Асока сидит в шокированном молчании, в последующие 15 минут, пока программа не заканчивается и не начинается следующая — борьба. — Вот это уже совсем другое дело! — восклицает Асока, с интересом наклонившись вперед. И Оби-Ван, и Энакин поворачиваются друг к другу в момент совершенного молчаливого понимания. Затем в комнату забредает Падме и меняет Люка на Лею, совсем не скрывая тот факт, что она тоже хочет посмотреть борьбу. /////////////////////////////////////////////////// Падме не может спать. Перед родами Энакин сообщил ей, что, согласно книгам, которые он читал, родителям стоит заиметь привычку спать, пока спят дети. Но сколько бы она ни ворочалась, она не может успокоиться. Она встает и выходит из комнаты. Ей не нужно беспокоиться о том, чтобы разбудить Энакина. Он уже покинул свою кровать, чтобы лечь спать в детской, что он делает довольно часто. Она идет на другую сторону поместья в комнату, где стоит голоэкран. Это не займет много времени, чтобы найти четкий, неотредактированный головид смерти Палпатина, все еще играющий на одном из сотен каналов. Она сворачивается калачиком на диване и наблюдает за всем происходящим от начала до конца, включив звук. Затем она перематывает его с выключенным звуком. Падме уже в четвертый раз наблюдает за этим без звука, когда Энакин присоединяется к ней, молча сидя рядом. Он не смотрит на экран, его глаза не отрываются от ее лица. Она приостанавливает воспроизведение. Падме не уверена, как выразить мысль, которая медленно формировалась в ее уме в течение последних дней, но она знает, что должна озвучить это, или это будет гноиться между ней и Энакином, пока не рванет, а это будет, она уверена, очень некрасиво. Она должна сказать об этом, по крайней мере, один раз, независимо от того, насколько это ранит их обоих. — После того, как Люк и Лея родились, Вейдер пришел навестить их. Он… он вошел в комнату для гостей, где они спали. Он убедился, что им тепло. Он даже заглушил свой респиратор, чтобы не разбудить их. Энакин ничего не говорит. Прошло уже несколько дней с тех пор, как она в последний раз слышала его голос. — Я смотрю на Палпатина в этом видео, и он неузнаваем, — продолжает она, указывая на остановившуюся битву на экране — Вейдер и мастер-ситхов застыли в бою, их красные клинки пылали. — Ни его лицо, ни голос мне не знакомы. Как будто я смотрю на незнакомца с его лицом. Он был моим наставником, но я никогда по-настоящему не знала его. Я никогда по-настоящему не видела его, настоящего его. Я поверила в эту ложь, — сглатывает Падме, сжимая руки в кулаки. Она была так зла. Она никогда не видела монстра под добродушной маской, и она ненавидит его за то, что он обманул ее, использовал ее и ее мужа, предал все надежды, которые она ему доверила. Она наклоняется вперед и делает глубокий вдох, стараясь не дать гневу захлестнуть ее; ей нужно сосредоточиться на том, что она действительно хочет сказать. — Но когда я увижу Вейдера, — продолжает она надтреснутым голосом. — Я бы узнала его где угодно. Ему даже не нужно говорить. Ему не нужно снимать свою маску. Я просто знаю… — говорит она, пытаясь передать ужасную правду, которую она поняла, не произнося на самом деле ужасных слов. Энакин внезапно опускается перед ней на колени. Ей не нужно больше ничего говорить. Как всегда, он, кажется, понимает ее, понимает, что она пытается сказать. Каким-то образом он тоже знает правду. Он склоняет голову, и голос его хрипит от негодования и стыда: — Я… я не должен был этого делать. . . Я… я пал во тьму, я… Я подвел тебя. Ты умерла! Мне все продолжало сниться, что ты умрешь, а наши дети пропадут, и я не смогу тебя спасти! Я не смог спасти никого из вас! Я предал тебя и детей, и Оби-Вана, и Асоку. Я встал на его сторону. Должно быть, так оно и было. Я даже не могу… — Нет, нет, — говорит она, прерывая его, слезы собираются в уголках ее глаз от вида его страдания. Она тянется к нему, обхватив его лицо руками. — Ты спас нас. Смотри, смотри! — она поворачивает его голову к экрану, — ты вернулся, чтобы спасти нас всех. Ты… ты и Люк. Она обнимает его, нуждаясь почувствовать его, и его руки обвивают ее тело, крепко прижимая его к себе. — Мне очень жаль, Падме. Мне очень, очень жаль, — плачет он. — Шшш, — успокаивает она, прижимаясь поцелуем к его волосам. — Ты ничего не сделал. А тот, кто это сделал, он все исправил. Он исправил свои ошибки и многое другое. Разве ты не знал? Ты же не слышал новостей. Голод на Дантуине, Люк и Вейдер привели в систему продовольственные караваны; они прошли мимо пиратов. Беженцы, застрявшие на Чарросе, помнишь, о которых я тебе рассказывала? Они их спасли. На Вашке, где у них были те ужасные землетрясения и наводнения, и никто не мог выделить время или ресурсы, чтобы помочь, потому что это не помогло бы военным усилиям, они предоставили помощь. Он все это запомнил, — говорит она в изумлении. — Много лет спустя он вспомнил, все, что я говорила обо всех этих нуждающихся людях, а потом он вернулся и не просто победил Палпатина, но и помог всем остальным. Энакин качает головой. — Он творил чудовищные вещи. Я знаю. Я это чувствую. Я совершал чудовищные вещи, — признается он. Падме толкает его в плечо, пока он не отстраняется и не встречает ее взгляд. — Я тебя не боюсь. Я знаю, за кого я вышла. Никогда не забывай об этом. Я знаю тебя и люблю. Это никогда не изменится. Он осторожно протягивает руку, чтобы погладить ее по щеке. — Я люблю тебя. Я люблю наших детей. Неважно, что еще случится, или что я сделаю, или кем стану, пожалуйста, поверь мне в этом. Я никогда не перестану любить тебя. Падме кивнула. — Я верю в это и в тебя тоже. Я вижу хорошее в тебе и в нем, даже если ты этого не сделаешь, просто–просто не прячься и не убегай, Энакин. Не отгораживайся от меня, пожалуйста. Не ходи туда, куда я не могу последовать за тобой. — Я не буду, обещаю, — говорит он со слезами на глазах. — Куда бы мы ни пошли, что бы ни случилось дальше, мы сделаем это вместе. — Вместе, — шепчет она в ответ. //////////////////////////////////////////// Пятерня, Качок и Болтун не оставляют Люка в покое. Совершенно очевидно, что они установили за ним постоянное наблюдение. Вначале они все вместе сидели в медицинском отсеке «Неустрашимого», но Люк не слепой. Он знает, что они пытаются сделать. Они пытаются отвлечь его. Качок где-то достает колоду саббака (поскольку его первоначальный план напоить Люка был запрещен дежурными медиками), и Люк вспоминает, как Хан и Чуи учили его жульничать в картах. Болтун включает голоэкран, и они вместе смотрят гонки Бунта-Ив, и все, о чем он может думать, — это его тетя и дядя, а также о планах его отца убить Джаббу и освободить Татуин. Пятерня, который был прикован к кровати, пока его позвоночник заживал, попросил Эхо собрать все материалы для чтения, которые он может найти на корабле (некоторые были действительно дрянные романтические голодрамы), и начинает читать их вслух под протестующие стоны всех, кто отдыхает и восстанавливает силы в медицинских каютах. Он даже заставляет Эхо читать диалог с ним во время романтических сцен, в которых большинство из них плачет от смеха, а те, кто лежит с заживающими ранами живота, умоляют их остановиться. Даже когда он смеется, все, о чем может думать Люк, — это то, что он помнит подобную книгу, спрятанную среди немногих вещей Леи на Хоте. Когда медики, наконец, отпустили Люка, он после этого мог только бесцельно бродить по кораблю. Он проводит несколько часов с командой хакеров, которые спасли галактику. Он узнает, что большинство из них играет в голоигры, основанные на старых республиканских днях. Мэл и Уни зависают на сайтах голомедий, наводняя их антисидиусными мемами, основанными на старых голофото Палпатина и его подчиненных. (Он полностью поддерживает их усилия, но Люк возмутился и запретил им опубликовывать некоторые головиды из их караоке-вечеров.) Люк присоединяется к ним в течение нескольких раундов игры, но голобитвы слишком просты, и они побеждают все другие команды. Наконец он находит пустой отсек вдали от настороженных глаз своих студентов и начинает проверять свой комм на наличие сообщений. Одно из них от Вентресс, где она жалуется на жизнь как де-факто представитель освобожденных боевых дроидов и ее положение в качестве спикера в сепаратистской ассамблее. (- Они все решили, что им нужны имена, потому что если у клонов есть имена вместо чисел, то и они тоже хотят имена. Они все решили выбрать одно и то же имя. ОДНО. И. ТО ЖЕ. ИМЯ. ВСЕ. ОНИ. ХОТЯТ. БЫТЬ. РОДЖЕРОМ! Я ДАЖЕ САБЛЕЙ ИХ БОЛЬШЕ НЕ МОГУ БИТЬ! ОНИ ДУМАЮТ, ЧТО Я ИХ КРИФФОВ ДРУГ! Что, черт возьми, Вейдер запрограммировал в их металлических тушках?! Передай, что ему придется за многое ответить, когда я увижу его снова!) Также есть сообщения от медиков-клонов, которые сообщают ему о своих попытках помочь клонам на поле боя и о том, какие джедаи были ранены или убиты, прежде чем скомпрометированные солдаты были остановлены. Есть сообщения от командиров батальонов клонов и рот, с которыми он никогда не встречался, благодарящих его и спрашивающих, что делать с прирожденными офицерами, которые оказались в союзе с Сидиусом. Еще есть сообщение от Баррисс Оффи, которая наиболее официально представляет себя, а затем продолжает предоставлять некоторые из самых подробных отчетов, которые он когда-либо читал, и это говорит о чем-то. В конце концов, Люк получил донесения от Эхо. Есть послание от герцогини Сатин, выражающее соболезнование, которое было слишком больно слушать. Она говорит ему, что он желанный гость на Мандалоре в любое время, и делится новостями о том, как 99 и его отряд устроились и как очень скоро все развивающиеся клоны будут готовы к рождению. После этого Люк прекращает читать сообщения. Он не хочет думать о своем отце. Он не хочет даже думать о посещении какой-нибудь планеты. Он просто хочет остаться на борту корабля и попытаться не думать о будущем, потому что, честно говоря, какое будущее у него вообще может быть? Он на мгновение задумывается о том, что должен был чувствовать Бен после уничтожения Ордена Джедаев и перехода Энакина на Темную сторону. В конце концов, он стал отшельником в Пустошах. Йода, грандмастер всего Ордена, провел два десятилетия на одной только Дагобе. Неужели теперь это его удел? Найти какое-нибудь пустынное место и жить в изгнании, чтобы он не вмешивался в жизнь Энакина, Падме, Леи и Люка и не нарушал временной график больше, чем он уже это сделал? Он задается вопросом, увидит ли он когда-нибудь своего отца снова, как он видел Бена на Хоте и на Дагобе. Люк берет лежащий на столе планшет с данными. Список катастроф, которые произошли или произойдут в ближайшее время, который написал Вейдер. У него есть корабли, средства и люди, чтобы справиться с теми, что еще не произошли, но нет ни Биггса, ни Хана, ни Леи, ни Чуи, ни Веджа, ни разбойного отряда, ни дроидов. Ни отца. Он закрывает файл, и на экране теперь отображаются планы Вейдера для кампании на Татуине. Люк смотрит через стол на свободное кресло по другую сторону стола. Совсем недавно Вейдер сидел прямо здесь, в этой самой комнате. Его отец отказался показывать Люку свою работу, защищал файл паролем, но у него, должно быть, не было времени, чтобы сохранить и закрыть боевые планы до их прибытия на Корускант. (Люк как-то попытался украсть датапад, вырвав его из рук отца с помощью Силы, чтобы взглянуть, но Вейдер только усилил свою хватку на планшете. — Я сказал, что ты не должен участвовать ни в каком планировании этой миссии, и я действительно это имел в виду, юноша, — твердо настаивал его отец. При этих словах Люк закатил глаза. — Кто здесь знает его защиту лучше, чем я? Вейдер опустил блокнот, и даже через маску Люк видел, что его отец не был впечатлен этим аргументом. — Ваша информация устарела на 20 с лишним лет. Я планирую эту кампанию. Будь благодарен, что я разрешаю тебе в ней участвовать. — Позволяешь участвовать? — возмутился Люк. — Это была моя идея. Я тот, кто помог убить его в первый раз. — Да что ты? Мне напомнить или ты сам вспомнишь, что твоя идея хорошего планирования — это скормить себя плотоядным животным? Пожалуйста. Люк сделал безумную попытку схватить датапад после этого заявления, но Вейдер уклонился, встал и держал датапад вне досягаемости без помощи Силы, при этом излучая самодовольство.) Теперь, когда эти планы в его руке, Люк не может сказать, насколько план его отца менее рискован, чем первоначальный план Люка! Единственная реальная разница заключается в том, что Вейдер поставил себя во главе, столкнувшись с опасностью вместо Люка. Он смеется с полминуты, прежде чем слезы угрожают застать его врасплох и его зрение затуманивается. Неужели отныне именно так и будет? Ничего, кроме горя, готового поглотить его целиком, ничего, кроме напоминаний об отце, сестре или друзьях, напоминаний о потерянном будущем? Люк подавляет рыдания, грозящие вырваться на свободу. (Он боится, что если начнет, то никогда не остановится.) Возможно, изгнание не такая уж плохая идея, — мрачно думает он. Но сначала Люк воплотит планы отца в жизнь и освободит Татуин от Джаббы и работорговцев раз и навсегда. Он в долгу перед бабушкой, которую так и не встретил. Он обязан своему дяде Оуэну и тете Беру попытаться дать им лучший шанс и лучшее будущее. Но главным образом он обязан своему отцу помочь сдержать свое старое обещание. Он связывается с Рексом и просит его организовать брифинг. Он пригласит войска на помощь, и как только весь Татуин будет, наконец, свободен, он думает, что его отец не будет возражать против того, чтобы его прах был рассеян над могилой Шми на ферме Ларсов. ///////////////////////////////////////////// Наконец Энакин начинает снова говорить. Однажды вечером Оби-Ван слышит, как он читает близнецам историю из сборника рассказов, который Асока купила на местном рынке (что-то о бегстве раттаров; едва ли подходящий материал для детей, но он, если честно, не удивлен). Он с облегчением вздыхает, услышав, что Энакин снова заговорил. Оби-Ван не осознавал, как сильно он скучал по его голосу. Оби-Ван не решается прервать его, почти боясь, что его бывший падаван опять замолчит, но он должен сдержать обещание. Он не будет присутствовать на заседаниях Совета через голо, не сказав Энакину, что он делает это, и давая ему возможность слушать, если это то, что нужно, чтобы показать Энакину, что он может доверять своему старому учителю со своими секретами и своей семьей. После того, как так много невыполненных обещаний и полуправды почти уничтожили мальчика, которого он вырастил и обучил, Оби-Ван больше не хочет рисковать доверием брата, которого он любит. Он тихо стоит в дверях, наблюдая за Энакином и его детьми. Оби-Ван никогда бы не подумал, что Энакин добровольно откажется от видимой радости, которую он получал в бою, в полете и в битве, ради семейной жизни. Его все еще озадачивает то, что его бывший падаван, который избегал обязательного посещения яслей в храме, как чумы, отказывался даже разговаривать с посвященными и неоднократно отказывался принимать падавана, был бы так счастлив провести целые часы наедине с двумя младенцами. (- Вот, наверное, почему он избегал всего этого в храме, — сказала ему Асока, когда он поделился с ней своими наблюдениями. Увидев потерянный взгляд Оби-Вана, она сжалилась над ним и объяснила: — Послушайте, не имеет значения, что это за ситуация — клоны только что с Камино, юнлинги, те, кто слаб и нуждается в помощи, — мастер Энакин всегда реагирует точно так же. Он начинает заботиться, привязывается, а затем становится безумно защитным. Скайгай ничего не может с собой поделать, и он это знает. Вряд ли он будет охотно посещать ясли и проводить время с детьми, когда он знает, что вы будете читать ему лекции, — Совет будет осуждать его за привязанность к ним, — Асока мрачно покраснела от стыда, осознав, что только что сказала. — Я… я имею в виду… Мне очень жаль, магистр. Это было грубо с моей стороны… — Нет-нет, — сказал Оби-Ван, останавливая ее извинения. Он был полностью захвачен врасплох ее словами. — Вы совершенно справедливы в своей оценке. Просто мне это никогда не приходило в голову. Я думал, что он избегал всего этого, потому что ему это не нравилось, а не потому, что все было наоборот.) Асока права. Энакин был хорошим с детьми, заботливым и защитным по отношению к ним. Он даже делает разные голоса, когда читает историю, но близнецы не могут понять ни слова из того, что он говорит. Но через Силу Оби-Ван может чувствовать их довольство, их счастье, когда они покоятся на груди своего отца. Энакин заканчивает рассказ и закрывает старомодную книгу, а затем смотрит вверх, ожидая того, что он скажет. Оби-Ван открывает рот, чтобы рассказать ему о заседании Совета, но вместо этого говорит: — Ты не отвезешь близнецов в храм? — Нет, — тихо отвечает Энакин. Оби-Ван изо всех сил пытается найти что-то, чтобы сказать, но он, великий переговорщик, в недоумении. — Падме собирается отказаться от своего места в Сенате, чтобы растить их? Энакин закатывает глаза. — Нет, мы будем растить их вместе. Зачем мы еще заводили детей, если бы мы не планировали заботиться о них? Кроме того, Падме станет вице-канцлером, как только Сенат соберется вновь. Оби-Ван не может игнорировать боль потери, которую он чувствует, слыша эти слова. — Значит, ты покидаешь Орден. (Оби-Ван хочет сказать, что он удивлен, но какая-то его часть готовилась к этому дню почти с самого начала. Уже спустя всего несколько месяцев с начала обучения его нового падавана, и он знал, что Орден не был домом для Энакина, никогда не будет им, никогда не будет гостеприимным убежищем для него, никогда не заменит семью, о которой так мечтал Энакин. И даже зная это, это все еще больно. Он думает обо всем, что могло бы быть, если бы Энакин просто остался с Орденом. Потому что Энакин — удивительный рыцарь-джедай, непревзойденный воин и защитник, и его потеря будет трагедией для Ордена. Если бы он остался, то мог бы стать легендой среди джедаев, которую будут помнить на протяжении тысячелетий, если бы только он остался… если бы он только перестал быть всем, что делало его Энакином в первую очередь, печально понимает Оби-Ван.) — Разве я это говорил? — ровным голосом спрашивает Энакин. — Сколько себя помню, я всегда мечтал стать джедаем. Я не собираюсь переставать быть им. Я обещал, что закончу обучение Асоки, и я знаю, что не могу оставить тебя одного, чтобы скитаться по галактике. Ты погибнешь без меня, мастер. Не отрицай этого. Последние несколько лет показали это совершенно ясно, — сказал он, осторожно вставая на ноги и прижимая детей к себе, идет к их кроватке, игнорируя оскорбленный взгляд Оби-Вана на мысль, что ему нужен Энакин, чтобы спасти его. — И как ты себе это представляешь? — тихо спрашивает Оби-Ван из уважения к близнецам, входя в детскую. — Быть джедаем, мужем и отцом, причем все одновременно? Хотя какая-то его часть и испытывает огромное облегчение от того, что Энакин не собирается покидать Орден, но Совет не позволит ему это сделать. Оставаться мужем и воспитывать детей. Как вообще Энакин себе это представляет? Неужели он думает, что может просто скрыть тот факт, что у него есть близнецы и жена? Как долго он сможет продолжать эту шараду со службой Падме в Сенате, а Энакином, путешествующим с Оби-Ваном и флотом? Оби-Ван не может вечно прикрывать его. Он сейчас-то едва может это делать! В ответ тот лишь пожимает плечами. — Джедаи имели семьи во времена Старой Республики. Мы с этим разберемся. — А, так это будет один из тех планов, — говорит Оби-Ван с глубоким вздохом. Типично, — думает он. Энакин просто собирается отмахнуться от этого, а Оби-Ван уверен, что это обернется не иначе, как катастрофой. — Подожди минутку, мы? Энакин протягивает ему Люка, пока он осторожно укладывает Лею, прежде чем забрать сына и положить того к сестре в кроватку. — Ты так просто не отделаешься, мастер. Я не знаю, как люди делают это в основных мирах, но там, откуда я родом, все в семье помогают воспитывать детей. Асока будет тренировать одного из них, а ты будешь тренировать другого. Тебе лучше выбрать в ближайшее время, если у тебя уже есть предпочтения. Я думаю, что видел, как Асока разрезала одно из платьев Падме для беременных, чтобы сделать им мини-джедайские плащи. — Еще… еще один Скайуокер? — слабо говорит Оби-Ван, глядя вниз на обманчиво тихих и мирных детей, лежащих в своей постели. Они его не обманывали своим невинным видом. От них будут одни неприятности. Он лучше всех знал, на что способны Скайуокеры. — Да. Мы — особая порода. И нам нужен особый учитель. — Не слишком ли поздно избежать этой великой чести? — спрашивает он, когда Энакин накрывает детей одеялом и выключает свет. — Но ведь есть же какой-то другой способ, которым я мог бы помочь… семье? — спрашивает он, лишь слегка запинаясь, говоря это незнакомое для себя слово. — Нет, мы уже решили, — говорит Энакин, выталкивая его из комнаты. — Мы? — Да, я и Падме. — Ну ладно, если уж вы решили… ////////////////////////////////////////////////////////////////// Молодой Люк Скайуокер пристально наблюдал за коммандером Коди и капитаном Рексом. Он положил подбородок на руки и уставился на стол, игнорируя свой собственный обед. Было совершенно ясно, что он слушал Оби-Вана лишь вполуха. Когда в разговоре наступило затишье, он объявил: — Мне уже почти восемь. Коди с трудом удержался от улыбки. — Уже совсем большой, — согласился он. — Скоро ты присоединишься к нам на заданиях. Мальчик гордо выпрямился. — Достаточно большой для полной брони, — заявил он. — Теперь я могу получить броню так же, как и все другие клоны! Оби-Ван вздохнул с притворным отчаянием. — А я-то думал, что ты захочешь настоящий световой меч на свои именины, как твой отец, когда я только начал его обучать. Вы, солдаты, развратили его, — сказал он, тыча вилкой в сторону двух клонов. Рекс наклонился вперед. — Броня — это нечто особенное, малыш. Не все могут носить наши доспехи. Это только для нас, клонов, — сказал он, постукивая по своему шлему, лежащему на столе. Люк в смятении нахмурился. — Но я же тоже клон! Разве я не должен тоже иметь броню? Оби-Ван поперхнулся обедом. Коди выплюнул свой напиток прямо на стол. — Что ты имеешь в виду, говоря, что ты клон? — пробормотал Оби-Ван. — Кто тебе сказал, что ты клон? — «Наверное, это был Качок », — подумал мастер-джедай. Он всегда вкладывал самые странные идеи в головы близнецов. Люк закатил глаза. — Это же очевидно. Просто посмотри на меня и Лею. Коди и Рекс посмотрели друг на друга, на их общие черты, а затем на белокурую копну волос и голубые глаза Люка. — Э-э… Люк, мы знаем, кто наши братья, и хотя мы можем называть тебя младшим братом и любить тебя как младшего брата, это не значит, что ты клон, — осторожно объяснил Рекс, не желая ранить чувства Люка. — Ты естественно рожденный. У тебя есть родители и сестра, помнишь? — Не говори глупостей, дядя Рекс. Мне уже почти 8. Лея — это клон мамы, а я клон другого Люка, взрослого. И поскольку я клон, и у меня есть брат-клон, как и у тебя, я тоже должен носить доспехи. — Люк, ты не… Но затем Оби-Ван замолчал и посмотрел на Люка Скайуокера, сына своего самого дорогого друга. Он действительно посмотрел на него, а затем с растущим чувством страха посмотрел на Коди и Рекса. Коди моргал, ошеломленный тем, что он только что сложил кусочки вместе. Рекс же, напротив, отводил глаза, стараясь не встречаться взглядом с джедаем. Это не могло быть правдой. Это же было просто невозможно… Оби-Ван потер руками лицо. Сила, насколько же он был слеп? Но если Люк и Люк Скайуокер были одним и тем же человеком, это означало, что Вейдер был… Оби-Ван остановил эту мысль на полпути. НЕТ. Нет — этого не может быть! Его разум даже не хотел думать об этом. У него начинало болеть сердце. Нет, не его падаван. Не тот умный мальчик, которого он обучал. НЕТ. (Да, — неумолимо шептала Сила). Он застонал. Так много всего теперь имело смысл, что всегда было так непонятно о том ужасном замечательном дне, когда родились близнецы и Палпатин был побежден. Он сделал глубокий успокаивающий вдох и медленно выдохнул. Затем он сделал это снова. Звезды, это было прямо перед ним все это время! И Рекс явно знал об этом. Как он узнал об этом? А кто еще знал? Неужели Энакин знает? Сила, он надеялся, что Энакин не знает! Но теперь, когда Оби-Ван знал, он должен был сказать Энакину, верно? Энакин ненавидел секреты. Они обещали друг другу, что больше никаких секретов не будет. Как это вообще было возможно…? Пытаясь взять себя в руки, он протянул руку и сжал плечо Люка. — Люк, я был там, когда ты и твоя сестра родились. Я могу обещать вам, что ни один из вас не является чьим-либо клоном, — сказал он медленно и спокойно. — Нет ничего плохого в том, чтобы быть клоном, — поспешно добавил он, не желая заменять одно ошибочное впечатление другим. — Просто. . . ты не клон, и Лея тоже. Ты меня понял? — Значит, никакой брони? — печально спросил Люк. Лея будет очень расстроена. Она уже решила, какой рисунок хочет нарисовать на своей броне, и их игровые сражения были бы намного более эпичнее с настоящими доспехами и шлемами. Если они не получат доспехи на день своих именин, это также означало, что план Леи спросить папу о получении татуировок, подобных клонам, вероятно, тоже будет провальным. Коди с глухим стуком опустил голову на стол лицом вниз. Оби-Ван хотел присоединиться к нему. — Нет, я не думаю, что ты получишь доспехи, — сказал ему Оби-Ван. — Может быть, когда ты подрастешь, — уклончиво добавил он. — О-кей, — тяжело вздохнул Люк, но затем резко поднял голову. — Но если я не клон и Лея тоже, то откуда берутся дети? Вы сказали, что были там, значит, вы должны знать!.. Рекс не удержался и расхохотался.