Двухцветное кино

Наверное, самое ужасное — это, когда ты можешь пить алкоголь, сколько влезет, но так и не почувствовать, как разум тебя покидает. У Хосока именно так, голова тяжелела, да только мысли, что крутились в ней, от этого становятся лишь навязчивей. Холодный рассудок ни на секунду не покидает его, смотрит на Чона из темноты, прожигает взглядом, не даёт почувствовать одиночества и ведёт свой монолог длиною в жизнь юноши, замолкая на непродолжительное время сна, а спит парень мало — пару часов в сутки. Потому что рассудок мечтает поговорить с ним обо всём, что Чон когда-либо делал, и обо всём, что тот ещё может совершить. Без ноты упрёка, но голосом, наполненным иронией над бестолковыми попытками юноши выжить. — Господин, — в комнату врывается, нарушая её мёртвое спокойствие и разрезая черноту полоской света, подчинённый с нестираемым отпечатком первобытного ужаса на лице, на рубашке и штанах кровь, Чон отставляет никчёмную бутылку на тумбочку. — Что случилось? — он уже проработал в голове всевозможные угрозы вплоть до нападения на их штаб, угрозы нервов не стоили, поэтому он спокойно и медленно достаёт пистолет из той же тумбочки. — Тэ… Тэ… Тэхён, — лишь на третий раз, задыхаясь, смог вымолвить подчинённый, в панике наблюдая за тем, как сменяется выражение лица его Господина. Хосок вскакивает и, не выпуская оружие из рук, мчится в подвал, единственное место, где сейчас может быть Ким. Ему на пути попадается ещё несколько человек, ошарашенных, убегающих стремглав от ужасающего места, с красными пятнами на одежде, замечающие Чона и тут же отпрыгивающие в сторону, им ли не знать, как страшен Хо в гневе, а его горящие глаза и трясущиеся руки никто за страх не воспримет. Там, под землёй, находится та злополучная самая иголка Кощея, только в нашем случае иголка Хосока, в виде маленького мальчика, чья душа истерзана жизнью. И Чоном. Ким навсегда останется для Хо маленьким мальчиком, даже не смотря на то, что разница в возрасте у них несущественная, но, когда они впервые встретились, он был невинным и наивным, слабым, однако с огромный потенциалом, каплей безрассудства и жестокости. Чон не часто спускается сюда, ему не нравится убогий свет, холодные стены и въевшийся в каждый сантиметр подвала запах крови. Он не отшатывается, но на секунду замирает, когда за распахнутой дверью ему открывается багровое месиво. Заложник, несколько подчинённых, очевидно, пытавшихся остановить Тэхёна, он не разглядывает багряные лужи и бездыханные тела, ищет Кима. Глаза бегают из стороны в сторону, в сердце закрадывается пугающее подозрение, что тот успел уйти, непонятно, где, и непонятно, что делает в таком состоянии. Справа раздаётся какой-то звук, и Хосок быстро поворачивает туда голову. Тэхён стукнулся спиной о стену, оставляя на ней следы, легче посчитать места на его одежде, где нет капель крови, чем наоборот. Безумными глазами обводит всё и тяжело дышит, Чон сразу направляется к нему, но напарывается на пустой и непонимающий взгляд, на смену которому приходит страх и выставленная вперёд рука с ножом. Он прослеживает, куда так смотрит Тэхён, встречается со своей рукой, в которой всё ещё зажат пистолет, и отбрасывает его в сторону. — Тэхён, всё в порядке, это я, — юноша не понимает его, он в ярости, а Чон медленно сокращает между ними расстояние. — Давай, успокойся, это всего лишь я, твой хён, всё в порядке, — его лицо, кажется, на секунду проясняется, но нет, только кажется, Тэхён рычит и бросается на Чона. Не для того, чтобы испугать или убежать, его цель — смерть, Хосок это видит и в последний момент перехватывает нож у рукояти ладонью, почти задевший его грудь, позволяя лезвию впиться в кожу, выворачивает руки Киму, отбрасывая клинок, и обхватывает Тэхёна, не позволяя тому вырваться из крепкого кольца. — Всё в порядке, тебе никто не причинит вреда, давай, хён здесь, ты можешь перестать сражаться, — успокаивающая мантра из повторяющихся слов, Хосок произносит её, не меньше десяти раз, прежде чем Ким перестаёт брыкаться, а его дыхание потихоньку восстанавливается. — Отпусти, — голос надломленный, уставший, но уже Тэхёновский, а не того неконтролируемого зверя, поэтому Чон отпускает, помогает опереться на стену и не сводит глаз. Ким приходит в себя, по-новому оглядывается вокруг и застывает, воздух в его лёгкие больше не поступает, отрицает парня, как живое существо. Руки трясутся, им надо срочно убежать подальше от этого места, поэтому он запускает их в свои волосы, сползая по стене, прячет голову в коленях. Чон на своём веку слышал много предсмертных криков, в которых боли и злости хватило бы на целое поколение, также много слышал плач людей, кого-то потерявших, полный отчаяния и ненависти к этому миру, он вообще много плохого в жизни слышал, но такое впервые, чтобы выворачивало наизнанку, чтобы хотелось буквально достать звезду с неба, только бы это прекратилось, а от осознания собственной бесполезности, чтобы ноги желали носиться по пространству, и мысли взрывались тысячью осколков, пока Тэ, раскачиваясь из стороны в сторону, то ли плачет, то ли воет, то ли проклинает кого-то, тихо, подобно завыванию ветра. Он проникает своим голосом внутрь, Чон чувствует, как у него ноги начинают дрожать, и он опускается рядом, выдерживая пытку похуже, чем битьё розгами. Каждую секунду голос Кима разрезает незащищённое сердце. У Тэхёна в глазах чёрная дыра, такая, что посмотришь и тут же испытаешь ощущение, будто все внутренности высасывают, эти дыры остаются после взрыва звёзд, как надгробие, жалкое напоминание о когда-то бурлившей жизни, на них без слёз смотреть нельзя. Капля за каплей прозрачная жидкость стекает по скулам, смешиваясь с чьей-то кровью, в которой измазано лицо Кима, превращается в розовую, а у него взгляд, как у маленького оленёнка, и надо только обнять, приютить да сделать так, чтобы коричневый хрусталь никогда в чёрную дыру не превращался, но Хосок и тут облажаться успел. — Хён, — растягивает жалобно, думает, что старший ему ответ на вопрос даст, последняя надежда у него на Чона, вот что в этом звуке. — Почему? Как я стал таким? Нить обрывается, Хосок знает — почему. Отвечать ли? «Ты словно яд, отравляешь всех вокруг…». * Flashback: воспоминания Хосока * Был удушающий летний вечер, когда они впервые встретились. Тэхён случайно по дороге домой попался какой-то группе парней, они и решили поиграть. Сразу же видно, хороший, опрятный мальчик идёт, из богатеньких. Тэхён предполагал, что у него либо на лице написано, либо эти «банды», как он их в шутку называл, пересылают друг другу фото его с подписью: «вот этого при встрече обязательно надо проучить». За что? Никому ответ на этот вопрос не интересен, зато было интересным пинать Кима в живот, в голову, в спину, пока тот пытался сохранить лицо, чтобы мама не распереживалась. Он после каждой такой счастливой встречи становился одним сплошным синяком, до которого дотронуться нельзя. На самом деле, на тело плевать, гордость в такие моменты в нём сжигалась, но он почему-то так и не давал отпора. Неожиданно удары стали слабее, а в его затуманенное сознание проникли сначала странный диалог с новым незнакомым голосом, а после крики. Когда он воровато открыл глаза, то увидел, как парень не старше двадцати, худощавый, но мускулистый, легко разбирался с парнями, ещё пять минут назад, злорадно измывавшимися над Кимом, а теперь быстро улепётывающими отсюда. — И какого ты там разлёгся как пельмень? Вставай и надери им зад! — загремел незнакомый тогда ещё светловолосый юноша. — Я не могу… — Что ты там пропищал?! — его аура пугала и привлекала. Может, Тэхён в тот момент уже благополучно стал его рабом? — Я не могу! Даже если бы я захотел жить так, как ты, например, я бы не смог! — Ким собрал последние силы, чтобы выкрикнуть это в лицо Хосока, тот же удивился и расплылся в улыбке, присаживаясь на карточки напротив Тэ. — А ты хочешь? — Тэ не дали высказаться, цепкий и с рождения прозорливый взгляд Чона увидел ответ сам. — Как тебе уговор: я спасаю твою жизнь от этого дерьма, ты больше никогда не станешь грушей для битья, если, конечно, не напортачишь, тогда я собственноручно выбью пару зубов. Пока же верно служишь мне, ты относительно свободен и имеешь власть, только за эту власть ещё придётся побороться. Продашь ли мне свою жизнь за мой мир? Это было в Тэгу восемь лет назад, когда никто и не думал, что меньше, чем через два года Чон захватит власть в одной из самых могущественных группировок, никто тогда и не мог представить, что добрый мальчик Ким Тэхён превратится в машину для убийства, не знающую промаха. Изначально всё было как в кино: никакого закона, подлость там, подлость здесь, в свои заговоры Хосок Тэ не сильно посвящал, а Киму было не до этого. Он пошёл за самодостаточностью и свободой, а нашёл любовь всей своей жизни, с которой они были словно Бонни и Клайд, безрассудные и поистине сумасшедшие, но любившие так, как никто другой не мог. Хосок только скалился, видя их вместе, ему нравились эти детишки, у него была своя тогда ещё маленькая команда, которую он собрал против своего отца, которого Чон в юношеском максимализме страстно желал сместить, а Тэ не вдавался в подробности их отношений, видел только, что они не лучшими были. Хосок действительно растил членов своей команды словно детей, любил их по-настоящему, называл поголовно «прилипучими мерзавцами», а они его в ответ уважительно «хён». Он вместе с ними через многое прошёл, они были же ему благодарны и верны до гроба. Каждого Хосок когда-то от чего-то спас. От подонка отца, измывавшегося над матерью, от голодной смерти, от друзей-предателей, от полиции и закона. Но и этой подростковой сказке не дали закончиться хэппи эндом, чтобы вразумить своего сынка, отец Чона переловил несколько его ребят и приказал убить. Тэхён пытался спасти её, единственный смысл его жизни, но ничего не вышло, на его глазах её насиловали трое мужчин, а потом они же и перерезали девушке горло. Он видел, как она беззвучно рыдала, и слышал, как она молила, чтобы он не смотрел, пока один за другим насильники жестоко её рвали, но он смотрел, тоже рыдал, выл, как раненый волк, не отводил взгляда, потому что она была его девочкой, он желал пропитаться её болью сполна, у него было такое обязательство перед ней. Несколько последующих дней Ким крушил и ломал всё, что попадалось под руку, ребята закрыли его в комнате, на третий день он впал в непробудную депрессию, и удивительным было, откуда в нём столько слёз бралось, ибо они давно закончиться должны были. Так он провёл ещё пару дней, пока одним вечером не потребовал к себе Хосока, который тоже к Тэ рвался, да только подчинённые не пускали, через свой труп предлагали пройти, не были уверены во вменяемости Кима. — Я убью его, — говорил Тэхён, конечно, об отце Чона. Хосок и не возражал, кивнул, и в тот миг их мир перевернулся с ног на голову. Когда спустя полтора года Чон добрался до «трона» из его семьи, из той команды, что он вырастил собственными руками, в которой было около тридцати ребят, в живых остался один Тэхён. * Flashback end *