Двухцветное кино

Что становится с загнанным в угол зверем? Думаю, повторять известную истину не надо. Но что делать, если враги не ощутимые, только в твоей голове? Искать противников в реальности и попытаться так заглушить орущие внутри голоса. Не алкоголь, не наркотики, а именно крики, умоляющие взгляды, хруст сломанного ребра и переполняющая ярость дарят Хосоку долгожданное опьянение, пробирающее по нервам разрядом тумана, сковывающего рассудок, врастающего крыльями призрачной ложной свободы. И когда демоны вновь вырвались из-за срыва Кима, Чон сплавил Тэ под охрану проверенным людям, поспешив набивать шишки. Шишки набил, а желаемых ответов Чон не нашёл. Тот же угол, только теперь к душевной разбитости прибавились вполне ощутимая боль, далеко не эфемерная, к которой можно прикоснуться, оставив на пальцах багровые следы. Каждый из своего угла выбирается, как умеет, вот и Хосок по-своему выбрался, зачем-то подался к тебе. Его спросят: «Зачем?», а он головой помотает, да скажет, что не в себе был. Хотя это решение чуть ли не самое осознанное из всех, что он принял за вечер. Ранения оказались несерьёзными, тебя пугет жар. Тэхён трубку не берёт, в больницу ты его отвезти не можешь из-за полиции, хорошо, что мало-мальски полученное медицинское образование помогло остановить кровотечение. Тебе вновь из-за него приходится вспоминать о прошлом. О своём звании Харона, которое ты получила, работая у Хекён. Юнги заставил когда-то поступить-таки в этот колледж дурацкий на медика, и Пак использовала это, как могла, уже после того, как ты стала одной из её козырных карт. Тебя убрали из общего списка борделя, чтобы потенциальные цели о тебе не знали, и ко всему прочему прибавили обязанности недоврача. Многое-то не требовалось: умение наложить шов или облегчить страдания. Эту роль Харона, что через Стикс лишь молодые души проводит, терпеть не могла, проклинала, запивая тяжёлым алкоголем в компании Луны, никакого вина или пива, только водка, а по праздникам коньяк, это уже после того, как в Сеул вернулась, нашла альтернативу в кофе. У тебя на руках не один десяток юных парней и девушек свои последние вдохи делали, а ты продолжала гноить существование ради мести, уверенная, что многие из них заслуживали право на жизнь больше, чем ты. Однако Хекён так и не смогла помочь в критический момент. * flashback: воспоминания Т/и * Ты не знаешь, как долго вас держат взаперти, но руки знатно затекли, верёвки натирают, да это всё ерунда, ты только за Пак переживаешь, она много крови потеряла, а ей никакой нормальной помощи не оказали. Приходили, делали вид, что помогали, не давали умереть, они собирались её использовать, чтобы шантажировать Чимина. Тебя за компанию прихватили, под руку подвернулась просто. Хекён лежит бледная, тяжело дышит и так ни разу и не пришла в себя. Ты сидишь перед ней на коленях, не обращая внимания на холод, пробирающий от каменного пола, царапающий оголённую кожу, внимая каждому вдоху, слушая собственное сердце, и молишься так, как ещё никогда не молилась. Еретики не молятся, но тебе очень сильно захотелось поверить в Бога. Эта женщина, утопившая своими руками остатки твоей невинности, стала самым дорогим человеком на свете. У твоей жизни вот такие перевёрнутые аморальные правила. Хватают за ногу и тянут на глубину, ты вцепляешься в человека мёртвой хваткой и добровольно идёшь ко дну, радуясь, что не в одиночестве. Тебе всегда кто-то такой нужен был, кого можно любить, боготворить и за всё прощать, она заняла место Юнги, поэтому теперь не может тебя оставить, второй подобной потери не переживёшь. За кого же больше беспокоишься? Вопрос без ответа. И, возможно, всё твоё существование пропало бы в одночасье. Если бы не Чимин, появившийся, как всегда, очень вовремя, разъярённый и одновременно потерянный. И те его глаза ты так забыть и не смогла, глаза, в которых море жалости, а ещё океан преданности и не потухнувшая до конца злость, глаза, что касались нежно Хекён, со страхом сделать больнее. И ты была уверена, что именно касались, что этот взгляд ощутим физически. Уверена, потому что и на тебя так когда-то смотрели. Ты открыла для себя нового Чимина, самого опасного из всех возможных. * flashback end * Его здесь никогда не должно было оказаться в таком виде. У него никакого права нет появляться перед тобой без сознания и со спиной, на которой к уже существующим шрамам прибавится ещё парочка. Нет права такого, да только вот его твои правила никогда, в принципе, не интересовали. Если бы под руку попались сигареты, ты непременно бы затянулась, потому что вечная невозмутимость и принципы летят в тартары, снимая все замки с защитных механизмов, вынуждая мерять шагами пространство комнаты и больно кусать губы, в надежде, что это перебьёт хотя бы на секунду копания в душе, о существовании который ты и не догадывалась. Опускаешься на корточки, как в полусне. Впервые позволяешь себе прикоснуться к Хосоку просто так, не в постели, и сразу отдёргиваешь руку, обжигаясь. Смотришь на неё, как на чужую, чью-то пришитую руку, но разрешаешь ей немо вновь опуститься на плечи Чона, исследовать аккуратно все неровности, у каждого шрама своя история, всё те же истории о потерях, так приевшиеся тебе. На ум приходят не твои мысли, их не отгоняешь. Думаешь о том, что самой себе могла бы всё тело исцарапать, дабы противная теплота струйками стекала, но только Хосоку это не поможет. Ты бы хотела его боль себе забрать, но не можешь. От этого бессилия кричать хочется до срыва голоса, бить кулаками об стену, а ты просто сидишь перед ним, не спуская глаз, потому что разум всегда выше всего остального. Только рукам даёшь свободу, так как уже подсела, теперь от желания касаться не избавиться, выход один — поддаться. Тебе думается, что, возможно, холод рук чуть-чуть облегчит его боль, закрываешь глаза, представляя, как бесцветные вязкие ниточки струятся от его плоти к тебе. Только это тоже против правил. Харон такого сделать не может, Харон может лишь наблюдать, у Харона нет дорогих людей, Харону незачем плакать. Проклинаешь время, издевательски капающее жидкий воск на сознание, отворачиваешься, лишь бы не видеть его нахмуренного лица, по которому одна за другой спускаются капельки пота, но в уши всё равно бормотание вперемешку со стонами затекает, и ты снова смотришь. — Т/и, — произносит хрипло, а ты сразу руку одёргиваешь, непонятно ведь, как долго этот лис в сознании. — Давай уедем… ~ ~ ~ — Продержи его подальше от Сеула так долго, как сможешь, — не видишь лица Чимина, это путает. То ли в его голосе напряжение, то ли торжество. Наверное, всё вместе. Он, наконец, вступает в игру. Когда вы разберётесь с Хосоком, ты вплотную подберёшься к причине твоих ночных кошмаров, к причине, из-за которой ты до сих пор не плюнула на всё и продолжила сражаться. Не верится, что спустя столько лет это станет возможным, собственноручно отправишь прямо в ад человека, разрушившего тебя до основания, убив самого дорого на свете человека. Что будет потом? Уже не так интересно, да и неважно в принципе. Ты в своей голове воспроизводишь любимое кино, которое ежедневно принимаешь в качестве успокоительного. Один за другим проносятся кадры, выученные наизусть, в главных ролях — ты и тот человек. Его взгляд, последний вздох, возможно, ненависть, но больше всего хочешь увидеть в его глазах мольбу. Хотя краешком ума понимаешь, что этого не произойдёт. Что ж, быть его палачом уже достаточная награда. Одни только эти мысли будоражат, ты более чем понимаешь Чимина. С другой стороны, представлять будущее бесполезно, оно слишком мутное. Это была минутная слабость, сейчас ты должна сконцентрироваться на преодолении последней ступени к вершине. Тебе вновь придётся сыграть Харона, а пассажиром станет Чон.