Двухцветное кино

Чимин покупает прохладный напиток и продолжает свой путь к парку, стараясь быстрее сократить расстояние от точки А до В. Проходит мимо уличного музыканта, поющего о любви. Все только о ней и поют, так тривиально, что хочется сразу выскрести из ушей слова, пока они не прилипли ко внутренностям и не начали разъедать нутро. Хотя вот голос и музыка неплоха. Спел бы он о чём другом, Пак бы даже остановился и послушал. Кто вообще теперь поёт о любви? Кто поёт о том, чего давно не существует? Да, парень совсем не слушает всё то, что крутят из всех утюгов, ему по душе инструменталка, там хотя бы слов нет, не так очевидно, о чём все эти люди писали и о чём постоянно думает сам Чимин. Впервые он открыл эту музыку также благодаря тебе. * flashback * Хекён после того случая долго уже не приходит в себя, хотя все жизненные показатели были в порядке. — Тебе незачем здесь быть, от тебя в любом случае никакой пользы, — с порога заявляет Пак, входя в палату, поднимаешься и выходишь вместо ответа. Сколько бы сильные мужчины не пытались скрыть свои слабости, те всегда прямо на поверхности. А ты продолжаешь навещать Пак, часами сидеть у её кровати, читая, засыпая, иногда что-то напевая, пока Чимин день ото дня теряет жизненные краски. Он приходит ненадолго, садится, ссутулившись, на стул, сцепляет руки в замок и не отводит глаз от тонких черт лица, гипнотизируя их, проигрывая в голове момент за моментом. Как вот прямо сейчас веки поднимутся, а губы девушки дрогнут. Но этого не происходит, в комнате царит удушающая тишина, пока за окном напевают свои баллады птицы. Это неправильно, весь мир должен страдать, пока такое происходит с Паком. Какое он имеет право радоваться жизни? Мужчина выходит из палаты мрачнее тучи и никак не может понять, каким способом ты сдерживаешь на лице улыбку, почему твой голос всё такой же звонкий, а маленькие ручки не дрожат, поправляя одеяло. — Так вот, почему ты всё время подозрительно весёлая? — застаёт он тебя однажды за распиванием дорогого коньяка в офисе Хекён, где тебе выделена целая комната, присаживается рядом и протягивает руку, а у тебя брови вверх лезут на звуковой скорости. Чимин не пьёт и пьяных женщин терпеть не переносит, давно это знаешь, но он ещё раз встряхивает кистью, и ты передаёшь бутылку. — Дело не в алкоголе, однако, тебе, наверное, сейчас не помешает, — немножко настороженно говоришь, но всё также дерзко, его это смешит. — Ты почти не поменялась, вроде повзрослеть должна была за это время, не думаешь, девочка? — глотает и морщится. — Это видимость такая, чтоб кто-то вроде тебя не приставал. Я повзрослела, — отбираешь обратно свою спасительницу, смотришь на неё и отставляешь подальше. — Тогда в чём дело? Ты находишься рядом с ней чуть на не 24/7, а мне и час выдержать сложно. Не могу я смотреть на сестру такую … — мог и не говорить, все его мысли сейчас читаются лучше азбуки для первоклашек. Повинуясь внутреннему голосу, накрываешь своей ладонью его, ждёшь, что он откинет, но этого не происходит. — Во-первых, я её знаю. Она не сдастся, да ещё и ты тут ходишь себя изводишь, скоро в привидение совсем превратишься, Госпожа такого точно допустить не может, — Чимин голову поднимает, и у тебя сразу ассоциируется со сломленным принцем, надеющимся, что кто-то сейчас ему божественное решение подскажет, попробуйте таким глазам отказать. — А во-вторых, есть кое-что получше убивания себя спиртом, — берёшь телефон, включая тихую мелодию, смеёшься над выражением лица молодого человека, пока тянешь его за собой. Делаешь несколько па под такие же расширенные глаза. — Не думаю, что кто-то так танцует под это, — скептически заявляет мужчина. — Именно, — приближаешься, оставляя между вами тонкую воздушную стену, чтобы вдыхать свободно его запах, у мужчин всегда своеобразный аромат, и ты их любишь, и различать, и полностью проникаться ими. — Танцуй, как хочешь, что хочешь, давай, вот мой второй способ не впадать в депрессию. А ему хочется не столько танцевать, сколько тебя касаться, поэтому пару раз покружившись, оказываешься в его руках, но тут же вырываешься. Всё это только отдалённо напоминает танец, в котором отсутствует ритм и правильные фигуры, зато в нём есть улыбки, насмехающиеся над сложившейся ситуацией. В нём воздушные касания и ощутимые физически взгляды, в этом вальсе ты ничего не видишь, потому что волосы упали на лицо, а убирать их не хочется, пусть они заслонят реальность, ты не против довериться этому мужчине, позволяешь его рукам опуститься на твою талию. Пусть твоё разрешение вызовет у него улыбку, пусть он заразится восторгом, миллиметры расстояния между вами стоят его хрипловатого смеха и глаз, превратившихся в щёлочки. Ты устала одна на себе весь негатив тащить, главная задача сейчас — вернуть принцу сияющую корону. Кто на тебя возложил обязанности по уходу за высшими персонами? Не знаешь, просто хочется за столь долгое время, наконец, не притворно улыбаться. А он хочет касаться, поэтому его губы находят девичьи, замирают на минуту в сантиметре от них, улыбки слетают, а старый вальс уже не слышен на фоне, новая мелодия из вашего сбитого дыхания руководствует балом. Прикрываешь веки, ловя горячее дыхание у щёк. Вы искали тепло и выплеск эмоций: горя, отчаяния, жуткого ожидания и одиночества. Слово «одиночество» можно поставить эпиграфом к вашим жизням, всегда окружённые народом, всегда одинокие, сломленные, брошенные дети, рано повзрослевшие взрослые. Вам до друг друга не дотянуться, вы с ним чересчур далеко: в своих целях, в своих положениях, да и в эмоциях тоже. В ваших разговорах до черта подтекста много, поэтому, пока ничто не останавливает, пока здравые мысли уходят на второй план, позволяете себе окунуться во временную дыру, в которой его руки нагло стягивают с тебя одежду. Подавленные люди часто совершают то, о чём потом могут жалеть годами, вы не жалеете. Ты не жалеешь о мокрых поцелуях, вырисовавших дорожку от подбородка к низу живота, чётко понимая, как его губы сводят с ума, как из-за них дрожишь, отдаваясь личному сумасшествию. А он, видя, как заворожённо не отрываешься от них, как, теряя над собой контроль, сыгрываешь на его губах секундную партию тонкими пальцами, перехватывает руки и заводит их за свой затылок, чтобы цеплялась за его плечи. Доказывает, что его губам самое место на твоей шее, а его рукам лучше всего мазать странные картины на женской коже, от живота к рёбрам, сбито к грудям, не позволяя им там задержаться, необходимо оставить толику безгрешности. Опять вопрос взглядом, опять ваш любимый смысл между строк, он всё ещё даёт тебе возможность уйти, хотя внутри у него всё кричит, что он отпустить уже не сможет. Да, ты повзрослела. Не уходишь, а мужчина нереально нежен. Ты бы никогда в своей голове не смогла бы раньше соединить господина Пака и нежнейший в своей жизни секс, в котором главную партию играют ваши сорвавшиеся сердца. Впервые за пару лет близость с мужчиной вызывает у тебя эмоции, которыми ты не прочь захлебнуться, он не о себе думает, не ускоряется, не желает получить одно удовольствие. Это уже не работа, тебе никто по голове не настучит за невыразительность, с тобой словно с рассыпающимся печеньем обращаются, прикасаются так, как нужно, чтобы ни одна крошка не упала. Ваш личный разговор, возможный начистоту лишь таким образом, вы настолько сильно слились с маской, что только тела не умеют врать, заполняя комнату сбитыми вдохами. Вокруг тьма, и капли дождя смачно разбиваются о стекло, но вы этого не видите и не слышите. Самое важное: ваши переплетённые руки, он сжимает твою сильнее, всё ещё боится, что оставишь. Парень сойдёт с ума, если сейчас один останется, для него уже он сам роли не играет, теперь ты его биение сердца. Ты уйдёшь, и оно остановится, но ты и не собираешься. Юноша цепляется за свою же пешку, с полной ясностью видя, что тем самым превращает тебя в непонятно кого, но управлять маленькой девочкой никогда полностью больше не сможет. Кажется, что ещё чуть-чуть, и мужчина заплачет. Это, конечно, невозможно, но вот душа у Пака рыдает громко, тебе уши закладывает от этого крика о помощи, в реальности же парень своими поцелуями пытается твои мысли считать, буквально с губ их снять, сцепляя языки, проворно хозяйничая внутри и не позволяя дышать. Он твой кислород на данный момент. Ни одного укуса, ни капли боли, тяжёлый выдох, пока он наполняет тебя, и рваный вдох, как только представляется такая возможность. Глаз не закрываете, потому что в этом весь смысл. Доказательство, что вы сейчас не одиноки, что одни эмоции на двоих, что одни и те же думы разделяете, что его серьёзность и благодарность в глазах твоих отражается без искажений. Что каждый его толчок внутрь, и ты ощущаешь полный спектр эмоций, что он не упустит ни одного твоего бессознательного касания к его груди, пока в глазах туман. Что есть «до» и будет «после», но это уже после, а сейчас только вы. Тебе нравится лежать, укрытой его пиджаком, молчать и рассматривать мужское эстетичное тело, мягко проводя пальцами по кубикам пресса, но всё равно поднимаясь к губам, а он вновь улыбается. — Тебе, может, так и не кажется, но это довольно смущающе, — мужчины вроде него не смущаются, не краснеют, хотя бы не должны, да только ты его превратила в молодого паренька Чимина, того Чимина, которым ему не представилось быть, родившись в своей семье. Милого, усердного и наивного, краснеющего так, что визжать несомненно захочется. Из-за смерти отца на него свалилась вся грязь компании, и он так и не испытал первой влюблённости, не смог поддерживать старые связи с друзьями. Детский мир моментально разрушился, покалечив его осколками, превратив Пака в того, кем он был сейчас. Мир оставил ему единственное светлое и непорочное — его сестру, и Чимина совсем не интересовало, что Хекён не была ангелочком. — Что именно? — ты и не представляла, что сможешь вот так с ним говорить, подпирая щеку его рукой, ёжась от холода, идущего от пола. — Ты, вроде, не из тех, у кого есть комплексы по поводу внешности, — он всё думает, как мог позволить себе переспать с малолеткой, потом вспоминает, что в его постели были и помладше, вроде, успокаивается, но всё равно у него внутри что-то скребёт. — Хотя… Этот у тебя, конечно, не очень большой, — смотришь на его округлившиеся глаза и заливаешься. — Я про рост, — недовольная моська смешит ещё сильнее. — Шучу, самый идеальный, по крайней мере, мне нравится, — парень сначала твои пальцы поочередно целует, а после с твоих губ улыбку на двоих разделяет. Самый опасный в мире Чимин подобрался слишком близко и захватил часть твоей души. Бесповоротно. Ты, если её кому-то отдавала, обратно никогда не просила. * flashback end *