Двухцветное кино

Выходя из номера, практически попадаешь по носу Джину, несущему разноцветную кучу вещей, среди которых ты разглядела тёплое одеяло и коробочку таблеток. Тряпьё смешалось в общую массу, которую он никак не мог никуда пристроить, чтобы открыть дверь. Придерживая её, киваешь и, не оборачиваясь, бредёшь к лестнице. Иногда прогуляться несколько этажей пешком не так уж и плохо. Даже если под «несколько» подразумевается пару десятков, хотя бы два. Почему-то люди, кажущиеся нам в первые минуты знакомства злобными и ядовитыми, впоследствии бывают сверхзаботливыми и очаровательными, они, как бы зная свою настоящую сущность, прячут её за колючками, чтобы не разбить лицо о камни, чтобы скверные людишки не заплевали им глаза*. Сокджин как раз из этого числа. К ним трудно подступиться, но добившись малейшего расположения, оставить их уже практически невозможно, они приклеивают своим внутренним миром. Возможно ли, что и с Хекён произошло то же самое, и поэтому она до сих пор держит его рядом с собой? — Стой, — слышишь знакомый голос, с обладателем которого вас разделяют уже три этажа. Джин свешивается через перила, останавливаешься. — Хорошо, что ты так же предсказуема, а то разминулись бы. Мы так давно не виделись, просто хочешь уйти? — спрашивает юноша, спускаясь к тебе. — Я думала, не захочешь со мной говорить. Да и ты вроде должен был как обычно нянчиться с Госпожой, — он хмурит бровки, и вы шаг в шаг идёте вниз, спокойно выслушивая короткий гул, создаваемый ногами, ступающими на кафель. Эхо душится в коврах, так и не родившись. — Намекаешь мне, что я обижен, но продолжаешь эту тему. — А я не понимаю, почему ты обижаешься на правду, — мужчина бормочет в ответ какие-то ругательства, пока принимаешься разглядывать его прекрасное, как всегда, лицо. — Как долго ты рядом с ней? — Пять лет, не помнишь? — ему тоже интересно, как ты изменилась, как малюсенькие детали, вроде родинки на кисти, так и остались при тебе, зато цвет кожи точно побледнел после переезда от моря. Не порицаешь за это, взгляд парня не колючий, но настырный и заботливый, немного напряжённый. — Да, — помнишь, но после разговора с Хекён можешь представить картину этих пяти лет совсем по-другому. Он не спрашивает, чем в Сеуле занималась, как жила, кажется, и так знает. А с ним всё очевидно, раз он тут, с ней. Только подмечаешь, что Ким продолжает питать слабость к пастельным тонам в одежде, а мужчина никак не привыкнет к оттенку твоей помады. — Почему именно она? — сегодня продолжаешь у других спрашивать то, что тебе самой про себя хотелось бы знать. Юноша никогда не удивлялся твоим вопросам. Они начинались с «где в этом мире есть счастье», продолжались «какой цвет белья мне выбрать» и заканчивались «который этаж ты бы предпочёл, чтобы спрыгнуть с него?» — Возможно, потому что именно её я и не мог никогда заполучить, — осекается на последнем слове, глубоко вдыхая. — Это наказание за мою эгоистичность и больное преследование собственных мимолетных капризов, — думаешь, что он больше ничего не скажет, на мужском лице застыла серьёзность. Прекрасно, вместо того чтобы провести вместе веселый вечер за просмотром фильмов, ты ввела парня в тяжёлые думы. — Знаешь, — неожиданно продолжает Джин, — когда я её встретил, у меня появилось такое ощущение, будто именно её ждал всё предыдущее время. Гордый, но ещё во многом невинный взгляд на меня сверху вниз, любопытный и убитый. Ты же помнишь, что она спасла меня от становления «работником» борделя? Оставила рядом с собой, аргументировав тем, что моё смазливое личико будет поднимать ей настроение, — на лице Джина расплывается слишком хорошо тебе знакомая горькая улыбка. — Ложь. Ей никогда такие не нравились. Она просто прониклась сожалением к мальчишке с разбитыми губами, возможно, зря. Всё потом пыталась прогнать от себя, а я не уходил. Да и куда мне было идти? Злилась и не понимала, почему себя так веду, — он посматривает на дверь, за которой видна картина, что встречает вас за прозрачной дверью на каждом этаже, вводя незнающих людей в смятение. Очевидно, хозяева решили не заморачиваться и просто распечатали портрет девушки множество раз, развесив по всем этажам в одном месте. Выглядит жутко. — А я до сих пор помню, как она вошла в то здание, как запах её духов отвлёк меня от очередного удара, — у него голос возвышается, а щёчки слегка надуваются, с Кимом всегда такое бывает при волнении. — Помню, как она вроде бы грубо взяла мои скулы в плен своих маленьких изящных пальчиков, но меня никто так нежно раньше не касался. Она только лицо задела, а забрала душу. Забрала своим наигранным холодным взглядом, за которым я силился разглядеть дитя. Не слышал, что они говорили после, только смотрел, как Хекён отходит, как в секунду весь свет жизни пропал, как её губы двигались, словно в немом кино, думал, что всё бы в жизни отдал, чтобы попробовать на вкус её темную помаду. Она пришла, дабы убить меня и навеки посадить на поводок. Ни разу за весь долгий монолог не отводишь глаз от мужского лица, но на том жалости к самому себе так и не проскользнуло. Он вот так просто взял и достал на свет самого себя, не полушёпотом, чётко и уверенно, а тебе хотя бы самой себе так же выразить собственные эмоции. — Сейчас всё так же? — возможно, спрашивать что-то ещё — издевательство, к счастью, ты не шибко прилежная девочка, чтобы заботиться об этом. — Сейчас намного хуже… Прощаетесь, обещая вскоре встретиться. Не говорите вслух о том, что теперь всё на волоске, что и встреча ваша под вопросом. Это будет зависеть от продуманного плана Чимина и твоей возможности с ним справиться, не от вас, поэтому дольше, чем нужно, он провожает тебя взглядом, а ты быстрее, чем хочешь, скрываешься за поворотом. ~ — Что скажешь? — интересуется Хекён, не оборачиваясь, она всматривается в огни города, пытается понять, что ты там такого увидела, получается неплохо. — Я ей не сказал пока, но Т/и нужно остановиться, иначе прийти в себя она уже не сможет, — Сокджин о тебе переживает, а ещё вот об этой неисправимой женщине, стоящей голыми ступнями прямо на прохладном полу, Хекён в комнате температуру не настроила, а на плечах только лёгонькая футболочка болтается, не скрывающая ягодиц. Вроде девушки они взрослые, но он себя рядом с ними постоянной мамочкой без зарплаты чувствует. — Мне кажется, я ошиблась, позволив ей уйти… — Определённо, — мужчина подходит сзади, так, чтобы она его дыхание слышала, а Пак скалится и, на секунду повернувшись, щипает его быстро за грудь и отворачивается вновь к окну с лукавой улыбочкой. Только Джин этого так просто не простит, он молча девушку к себе притягивает за талию, опуская голову к её волосам, подсознательно ощущая, как у неё сердце сжимается, но не смеет в это поверить, просто он бегать устал, сегодня устал, по жизни устал, ещё с тобой проблемы назревают, поэтому Ким лишь свой личный антидепрессант желает принять, его за это осудить нельзя. Она же надеется, что это шутка, потому что много лет прошло, но нам труднее всего прощать самих себя, Пак не исключение. А Джин все эти годы рядом, и если она скажет, что его постоянная забота и неординарная натура ее не привлекают, то солжёт немилосердно. Девушка пытается отстраниться, а парень лишь сильнее сжимает её худенький кошачий стан. Ей хотелось зло воскликнуть его имя, а получилось жалобно и на выдохе, так что у юноши даже дыхание перехватило. У них именно такие отношения, которые взаимным вожделением пропитаны, суфле чем-то напоминают, потому что они так друг друга касаются, лишь бы структуру не разрушить, слова осмотрительно подбирают, как будто фраза неосторожная, на что-то намекающая, другого на кусочки разрушит. Скорее всего, так и есть. Он в себе практически начало ядерного взрыва потушил, потому что иначе впился бы в её губы и всю жизнь из девушки выпил, Ким давно действительность на вкус не пробовал, со стороны посматривал, как другие её вкушают и не осознают на самом деле, что напиток богов пробуют. А ещё он никогда Хекён ничего насчёт её ухажёров не говорил, но его молчание, когда он отвозил её на очередную «встречу», было красноречивее. Джин девушку на руки подхватывает, и Пак ничего не остаётся, как за плечи огромные хвататься, смущаясь, права-то она никакого не имеет так желать этих плеч, вся лицемерная кошачесть девушки спряталась внутрь, кошки тоже замирают в сильном страхе, понимая, когда сопротивление бесполезно. Ким её на кровать укладывает и закутывает посильнее, подтыкая одеяло, ненароком прикасаясь к лодыжкам, пытается не смотреть в серьёзные тёмного шоколадного цвета глаза. Случайно ловит их в поле зрения и застывает. У мужчины в голове непроизвольно сюжет вырисовывается, как он длинными пальцами стал бы играть на её коже, проводить и впитывать ими саму её, поэтому он отстраниться желает, но девушка кладёт руку на его скулы, приближая к себе, и его обдаёт одурманивающими цветами, любимый Пак парфюм. — Что ты делаешь? — Хекён будто огромный секрет выпрашивает, на который парню приходится отвечать, проглотив непонятный ком. — Ничего, — выдаёт недоправду хриплым голосом, на который обычно представительницы прекрасного пола разменивают свои ночи у любимого человека. — Вот именно, — девушка зло откидывает одеяло, превращаясь в маленький фырчащий комочек, а Ким наблюдает, как заворожённый. Она на кровать встаёт, и выглядит это всё очень смешно. Не для них, конечно, потому что девушка легко дотрагиваясь, одним носом проводит от ключиц до подбородка парня, чувствуя, как у него мурашки по коже из-за этого побежали, а у самой весь низ живота в узел скрутился, ибо этот богоподобный парень рядом все время обитал, а она только сейчас позволила себе его распробовать хотя бы так. Задача — ввести в замешательство Кима, но в итоге она сама в него попадает, в глубокое, ибо внутри всё заблестело и к боли свелось, каждый нерв напрягся, сердцу больше всего досталось, оно девушку предупреждает, что если она теперь не остановится, то оно разорвётся. Около губ Джина Хекён останавливается, на них засматривается, чувствует, как он взглядом прожигает её, всё в него до последней капли вкладывает, а Пак от гребанных сырых, смазанным его же языком губ мужских не отвернётся, ни на секунду не оторвётся, выдохнуть ему не позволит, пусть дышит напряжением и девушкой, он это заслужил. — Можешь продолжать в том же духе, — каждое слово смакует, заставляя их проглотить парня с воздухом, ловит эмоцию за эмоцией юноши, он ведь словно открытая книга, легко наблюдать, как он пугается. Хекён резко отстраняется, разрывая контакт, чувствуя, как холод по каждой клетке из-за этого прошёл, будто чаном воды из ледяного океана окатили. Джин кулаки сжимает. Это вызов ему, интересно, примет ли он ответственность или сбежит. Как всегда. Юноша почти рычит, вновь сокращая между ними расстояние. Глядя на её лицо, понимает, что поддался, по правилам Пак сыграл, она улыбается, но это более не важно. * * * Намджун обожал в одиннадцать вечера написать с требованиями принести ему что-нибудь поесть, потому что сам выходил из квартиры в чрезвычайных ситуациях, какие именно ситуации считались чрезвычайными, ты не знала. Для приличия ворчала какое-то время, но так как это была чуть ли не единственная возможность увидеть друга, пользовалась ей. У Кима в квартире хаоса никогда не бывает, хоть он и несобранный, но привык к порядку из-за того, что маленькие детали слишком легко потерять, а их у юноши навалом. Пока паренёк объедается впервые за долгое время, ходишь по квартире и протираешь видимую и невидимую грязь, стараясь не изменить расположение вещей, а то ты как-то раз передвинула на несколько сантиметров ключик, а потом вы его не могли найти месяц. Намджун высчитывал что-то, ходил по квартире с линейкой и говорил, что такой сложной задачи он ещё не решал, а все потому, что вмешалась «непредвиденная сила», то есть ты, и он уже не мог просчитать возможные варианты положения стальной вещицы. После того, как он всё же нашёл ключ, не пускал тебя в дом ещё неделю. — Не сильно устала? — проговаривает, чавкая, а ты в непонимании оборачиваешься. — А должна была? — Да, ты целую неделю с Хосоком, на своей постоянной «работе», — многозначительно приподнимает брови, его любимая причина тебя уколоть за должность дорогой проститутки, ибо не раз просил тебя бросить всё. — Нет, мне не пришлось исполнять обязанности своей постоянной работы, — молчите долго, бросаешь на него взгляд с опаской, не зря. Намджун смотрит пристально, даже палочки отложил. — Чего? — не дурочка ведь, знаешь, что всё, что с тобой там было, ненормально. Ким взглядом указывает место напротив, через силу садишься. — Окей, расскажи, что вообще произошло за эту неделю. — Да ничего, мы ездили к Юнги, — его глаза увеличиваются ещё больше. — Я давно в той квартире не бывала, а тут такая хорошая возможность, всё равно не знаю, получится ли побывать там когда-нибудь после этого задания, — говоришь, будто оправдываешься, а Намджун напрягается сильнее. — И? Чем можно заниматься в подобной глуши неделю? Хосок не был против? — Нет, радовался даже. Мы ничего не делали, что для него в новинку. Я погружалась в воспоминания, Чон просто был рядом, — вновь отходишь к раковине, тебе хочется кому-то это рассказать, Намджун сам начал. — Он был милым, не командовал, не строил из себя бэд боя, просил кушать, дул губки, когда я долго не ложилась спать, улыбался, это как всегда, впрочем, — натираешь металлическую поверхность куда сильнее, чем это нужно. — Но самое ужасное, что я к этому привыкла, не понимаю, что со мной происходит. Не вижу его вот уже несколько дней, знаю, что он переживает из-за Тэ, чувствую себя последней сучкой, — в порыве эмоций не замечаешь потупленный взгляд Кима после упоминания Тэхёна. — Могла бы просто прийти к нему, обнимать желательно долго, пока не заснет, он для человека вроде него, кстати, неплохо спит. Мне ведь убить его придётся, и как-то аморально хочется что-то у себя о Чоне оставить, хотя бы воспоминания. Конечно, я это уже проходила, понимаю, что ничем хорошим не закончится, — а дальше спрашиваешь больше себя, чем Джуна. — Почему я так зависима стала от его голоса? Почему мне плохо, когда не вижу его долго? Почему я его туда повезла? Почему с ним себя в безопасности чувствую, хотя нахождение рядом с этим мужчиной в любую минуту может закончиться для меня пулей во лбу? Почему я ему позволила даже убийство людей моими руками, которых мне не заказывали, которые мне дорогу не перешли, ему только, да и не сильно? Я стала настолько ужасным человеком? Во мне вообще хоть что-то человеческое осталось? — от мужчины ожидаешь услышать и «дуру», и «идиотку», даже хочешь услышать, но не слышишь ничего, успеваешь полностью привести в порядок раковину, прежде чем он, наконец, что-то скажет. — Наоборот, Т/и, — парень поднялся и подошёл к тебе. — В тебе человеческого стало слишком много. Ты как Юнги, всё же вы слишком похожи… Ты как его убить-то собираешься? Ты в ответах искала своё решение, а нашла в вопросе, потому что в голове загорелась кнопочка «никак». Красная, мигающая ярко, до рези в глазах. Правда должна всплыть, действительность обязана превратиться в прозрачную, чувства быть услышанными. Стоишь и моргаешь, как будто не понимая Намджуна, он успокаивающее гладит тебя по руке. Зачем? Зачем ему тебя успокаивать? Смотришь непонимающе, отходишь и стараешься быстрее покинуть квартиру, буквально сбегаешь из неё, пока ядовитые пары ночи не забьют дыхательных путей наполовину с твоими гонками за временем. «Никак, ты не сможешь, Т/и. Всё кончено».