Принц с соседнего огорода

      Ночная прохлада медленно выбирается из болотистых берегов и подкрадывается к островкам человеческого жилья, когда Юто наконец удаётся попасть в душ. После изнурительной работы в поле Хонсок решил устроить ещё и собрание, чтобы обсудить вопросы дисциплины. Конечно, некоторым личностям стоило бы напомнить, что просыпаться позже всех и сваливать бытовые обязанности на товарищей – дело нехорошее. Хотя, Юто обычно было проще сделать всё самому и промолчать, чем пытаться перевоспитать окружающих. Потому что неблагодарное это занятие, да и утомительно. Он так и сказал куратору, когда все разбежались по делам: кто мыться и спать, кто атаковать кухню на предмет съестного, а кто до магазина за пивом и компанией. Хонсок покачал головой, порассуждал про местные порядки (это тебе не Япония) и в итоге предложил сходить вместе на рыбалку в свой условно выходной день. «А то ведь совсем загрустишь в нашей глуши». В глуши Юто чувствовал себя более чем комфортно, но порыбачить хотел, так что с радостью согласился.       Воды в душевом баке к вечеру не остается совсем – кто успел, тот всю вылил. Юто приходится притащить и залить туда пару вёдер из колодца, которые, естественно, в сравнение не идут с прогревшейся за день на солнышке водой. Ледяной душ кое-как смывает пот и грязь с изнурённого тела, но не снимает ноющую боль в мышцах. Казалось бы, им давно пора привыкнуть, а вот нет. Юто в спешке натягивает широкие джинсы и свежую футболку, толком не вытершись, чтобы поскорее добраться до своего тайного укрытия. А то ведь сам позвал заранее и сам опаздывает – непорядок.       Когда он забирается на крышу сарая, Усок уже сидит наверху, скрестив ноги в коротких шортах. Если приглядеться, можно заметить царапины, полученные от регулярного ползания по кустам. В руках телефон – снова рубится в какую-нибудь простенькую игру от нечего делать. Обрадованный Юто негромко окликает его, сверкая улыбкой в полумраке. – Без тебя на них неинтересно смотреть, – Усок кивает на звёзды после того, как заканчивает игру, раздражённо дёргая коленками, – ну вот, опять не прошёл до главного босса. – Не надоело ещё? – Юто устраивается поудобнее и буквально дышит в чужое плечо. – Ну, тебе же твоя трава каждый день не надоедает, – язвит Усок, убирая телефон в карман широкой вязаной кофты. – Да при чём здесь трава? – возмущается японец, но замечает необычную обновку и переключается на неё, – ну ты и модник, Усок-и. – Ах, это, – модник поневоле измученно закатывает глаза, – бабушка отказалась выпускать меня на улицу без тёплой одежды, пришлось напялить этот столетний ужас. – Выглядит миленько, – смеётся Юто, однако говорит вполне всерьёз.       Нелепый наряд и густые волнистые волосы, отросшие почти до линии подбородка, придают Усоку необъяснимо притягательный флёр андрогинности, что странно сочетается с его непропорционально длинными конечностями и низким голосом. Юто ловит себя на мысли, что впервые так откровенно пялится на кого-то, неосознанно восхищаясь красотой каждой мелочи, будь то прямые насупленные брови, тонкая линия носа или грустно опущенные уголки губ. В чёрных глазах – звёздное небо, спокойное и таинственное. Усок трёт переносицу утонувшей в безразмерном рукаве ладонью и заправляет непослушные пряди за ухо – привычка, которая постоянно вызывает острое желание сжать его в объятиях и спрятать от всего мира. Хотя бы от раздражающих факторов вроде палящего солнца и летающих по округе ос. Но сейчас, когда над ними только мириад звёзд, чёрная пустота вокруг и шершавые доски под ногами, создаётся впечатление, что они совсем одни во вселенной. Тишина, звонкая и ясная, делает каждый вздох громче взрыва. – Смотри-смотри, – Усок тычет пальцем вверх, где мелькает быстрый росчерк хвостатой кометы. – Ого, их и правда отлично видно отсюда, – Юто и надеяться не мог, что сможет посмотреть на метеоритный дождь как следует, тем более, вместе с кем-то столь важным для него, – можно загадать сколько угодно желаний. – Чушь какая, мы ж не дети, – бормочет Усок, но за падающими звёздами следит неотрывно и в какой-то момент закрывает глаза, до боли сцепив ладони перед собой. – Неужели? – подкалывать и смущать его не хочется, с другой стороны, Юто очень нравится мысль о смущённом Усоке почему-то, – и чего пожелал, расскажешь? – Ни за что, – сердито отрезает спаленный с поличным Усок.       Он показывает средний палец на попытки докопаться и смешно дёргается, когда его запястье перехватывают и щекочут под рёбрами. Юто недоумевает, как легко он, скупой на физические контакты, нарушает личные границы. Ночной воздух опьяняет, и вот его пальцы уже оказываются под вязаным свитером. Усок вместо возмущений издаёт непонятный вздох и вцепляется в чужие плечи. Смотрит очень внимательно, с вызовом. В самом деле, он кажется настолько прекрасным, что это ломает. Ломает внутренние запреты Юто, заставляя трогать, гладить, прижиматься тёплыми губами. – Хватит, это странно, – Усок чувствует, как кожа податливо прогибается под прикосновениями и пылает адским огнём, пробуждая ранее неизведанные желания. Признать факт, что ему мог понравиться этот парень, было бы слишком просто. Хотя да, нравится, но не до такой же степени. Усок хочет предъявить, что он всё ещё ребёнок и морально не готов к подобного рода отношениям, да только язык его не слушается. – В чём проблема? – настороженно спрашивает Юто, готовясь к любой гневной отповеди. Живя среди закоснелых гомофобов, к чему угодно будешь готов.       Усок хочет закричать, что проблема в нём самом, в непонятных чувствах, которые он не может облечь в слова по банальной неопытности. Тем более, боится принять их. Но говорит совсем другое. – Здесь нас кто угодно сможет увидеть. – Ну, чисто теоретически, можно спуститься на сеновал, – Юто слегка теряется. Он даже не подумал о том, что кто-нибудь из других жильцов вполне способен выйти подышать воздухом и застать картину весьма однозначную.       Слово «сеновал» звучит очень плохо и вызывает в усоковом воображении кадры из просмотренной тайком порнографии. Предчувствие подсказывает, что пялить на сене будут именно его, и от одного предположения скручивает внутренности. «Ладно, на месте разберемся», – решает он, отпуская большую часть тревожных мыслей прочь. Не без помощи плавящего рассудок дыхания на шее и скользящих по бёдрам мозолистых ладоней.       Он практически не помнит, как удачно спускается вниз, не пересчитав все доски в падении. Недоверчиво озирается, когда заходит внутрь, и цепляется за руку Юто, чтобы через мгновение самолично притянуть и вгрызться в приоткрытые от удивления губы. – Притормози, Усок-и, – громкий шёпот Юто обрывается невольным стоном, потому что чужая рука без церемоний трогает его член через плотную ткань. И вроде этого он и добивался, а вроде не ожидал. – Слишком поздно, – Усок опасно усмехается и толкает его на сваленное в гигантский стог сено.       Пахнет сушёная трава умопомрачительно, но колется просто ужасно. Юто особо не замечает этого, пока они шумно катаются по мягкой поверхности, отбирая инициативу друг у друга, а вот Усоку и его голым ногам приходится несладко. – Жесть какая, – ругается он, отплёвываясь от попавших в рот сухих травинок.       Возможно, если бы кто-то тщательнее собирал сено, отделяя его от острой соломы, проблема не стояла бы столь остро. Возможно, но не точно. Усок старается сконцентрироваться на удивительно хорошо сложенном теле Юто, упругих мускулах и горячей коже, которая так близко, что дальше некуда. Но всё равно шипит и кусает губы, чтобы не заорать, когда ощущает под собой каждую соломинку буквально жопой, оставшись без нижней части одежды. – Что случилось? – недоумевает Юто, вытряхивая лодыжки Усока из спущенных шорт. – Колется! – жалуется тот обиженно, – я прям чувствую, как это сраное сено лезет мне в жопу. – Ох, – Юто заваливается на спину и приглашающе хлопает себя по животу, – могу побыть подушкой. – Подушкой ли? – с сомнением спрашивает Усок, забираясь сверху, – а может лучше сено себе в анус засунешь?       Смех Юто внезапно обрывается, когда прохладные ладони расстёгивают его джинсы и трогают через бельё внушительно выпирающий стояк. Каким-то образом Усок умудряется дрочить ему и одновременно ворчать, что ни на какие звёзды он больше не купится, хватит. А потом ругаться становится затруднительно, потому что Юто притягивает к себе за шею и продолжает целовать до боли в опухших губах и цветной карусели перед глазами. – Я тебе это припомню, – обещает Усок, покачиваясь на подкашивающихся ногах, и сердито пинает ни в чём не повинное сено.