Солнечный принц

Дурьодхана, забравшись на колени к Гандхари, тянулся к её повязке, пытаясь убрать мешающий ему кусок ткани с лица матери. — Нет, сынок, нельзя, — царица мягко ловила его руки, отводя в сторону. — Я дала слово твоему отцу, что не сниму её до конца своих дней. — Ня! Ня! — требовательно кричал малыш, краснея от натуги, и снова тянулся к повязке. — Сняли бы вы её хоть ненадолго, — раздался голос Сугдхи, полный сострадания к юному царевичу. — Я никому не скажу, а вы хоть раз посмотрите в глаза сыну. Никто не узнает. — Я дала слово! — ещё громче сказала Гандхари. — Узнает кто-то об этом или нет, но я буду до смерти помнить, что нарушила клятву. Нет, сынок, нельзя, — снова повторила она, не позволяя Дурьодхане снять красный шёлк, закрывающий от неё весь мир. — Аыыы!!! — немедленно завыл царевич, выражая протест. — Сердце разрывается, — с горечью пробормотала Сугдха, будто ни к кому конкретно не обращаясь. — Ох уж эти обеты… А если учесть, что совсем скоро придётся расстаться с сыном на год или больше, так и совсем грустно делается. — Почему придётся расстаться? — Карна мгновенно оторвался от своего занятия: он ножом вырезал из небольшого кусочка дерева игрушечного слона для Дурьодханы. — Тебе стоило придержать язык, Сугдха! — с досадой воскликнула Гандхари. — Зачем ты и моего племянника расстраиваешь? — Тётя! — отбросив поделку в сторону, Карна подбежал к царице и уселся возле неё, прижавшись к её боку. — Не уходите от нас никуда! — Мне придётся, — Гандхари вздохнула. — Настало время исполнения дара, которым меня наградил Махадэв. — Вы станете матерью девяноста девяти моих младших братьев?! — просиял Карна. — Да, сынок. — И все они станут воинами, когда вырастут? — Думаю, так и будет, — если бы царица могла видеть, она бы заметила, какой радостью светились глаза Васушены. — Ух! — Карна запрыгал на месте. — У меня будет так много братьев! Ни у кого столько нет! — но тут внезапно его посетила другая мысль. — А зачем вам уходить, тётя? Брат Дурьодхана родился здесь, остальные тоже могут тут родиться. Пользуясь открывшейся возможностью, Дурьодхана потихоньку ощупывал одной рукой волосы матери, сжимая её пряди в кулачке, а второй рукой украдкой подбирался к узлу повязки, пока Гандхари отвлеклась. — Остальные мои сыновья будут рождены из магических сосудов, скрытых под землёй, и пока это не случится, я, Сугдха, несколько моих служанок, мудрец Вьяса, его ближайшие ученики будут жить там со мной и оберегать меня и моих будущих детей. Махарадж уже отдал распоряжения. Очень скоро мои вещи перенесут в то подземелье, а потом и я отправлюсь туда. Ритуал рождения займёт год, и только махараджу и моему брату Шакуни будет разрешено изредка приходить ко мне. — А как же Дурьодхана? — возмутился Карна. — Ему так долго придётся не видеть вас вовсе! Он будет плакать. Словно в подтверждение этих слов, Дурьодхана крепче вцепился в Гандхари и нарочито громко заревел. — Я вернусь, — мягко улыбнулась Гандхари, прижимая к себе сына. — И не одна, а с братьями, которых вы оба, вне сомнений, полюбите. Только теперь царица ощутила, что шаловливые пальчики принца уже почти справились с тугим узлом на её затылке. — И снова я говорю тебе «нет», мой хороший, — Гандхари отстранила от себя сына, усаживая его на колени лицом к себе, и погрозила ему пальцем. — Узел трогать нельзя. Привыкай к тому, что свою клятву истинный кшатрий никогда не нарушит, какой бы тяжёлой для него она ни была. Дурьодхана поджал губы, его золотые брови, уже начавшие становиться тёмно-каштановыми, приподнялись, лицо сморщилось, и он обиженно заплакал, орошая сари матери крупными слезами. — Эй, успокойся, — Карна поймал Дурьодхану за руку, — никому нельзя видеть глаза тёти, но тебе можно гладить её. Вот так, — и он провёл пальцами Дурьодханы по щеке Гандхари. — А ещё ты можешь обнимать её, — и Карна показал на своём примере, как крепко он умеет обнимать тех, кого любит, склонившись щекой на плечо царицы. Дурьодхана заинтересованно уставился на Карну, мигом прекратил реветь, добродушно улыбнулся и тоже облапил свою мать, словно маленький медвежонок, зарывшись носом в её пышную грудь. Сугдха невольно растаяла от умиления, глядя на эту картину. Счастливая Гандхари сидела в своей опочивальне, а к ней приникли сияющие, словно солнечные лучи, мальчишки. — Позаботься о нём, — неожиданно сказала Гандхари, обращаясь к Карне и пожимая его руку. — Когда вернусь, спрошу с тебя, — шутливым тоном добавила она. — Ты старший, поэтому должен отвечать за Дурьодхану. Вместо того, чтобы испугаться или насторожиться, Карна вдруг просиял. — Тётя! Вы, правда, разрешаете мне, пока вас не будет, стать главным защитником брата? — Самым главным, — подчеркнула она. Улыбка не сходила с её уст. — Спасибо, тётя, — Карна теснее прижался к Гандхари. — Малыш Дурьодхана рядом со мной будет в безопасности, клянусь! *** — У него совершенно нет стремления стать царём, — Кунти опустила руки, печально взглянув на Панду, внимательно слушавшего её речи. — Знаешь, за каким занятием я его застала вчера утром? Он молился Сурьядэву не только о здоровье Адиратхи и Радхи, о моём и твоём здравии. Он просил небесного отца даровать Дурьодхане небывалую мощь, умоляя Сурьядэва благословить его, чтобы сын Гандхари рос со скоростью, с которой солнечные лучи летят на землю. Я дождалась, пока он закончит, обернётся, и полюбопытствовала, зачем просить о таком. Ведь если Дурьодхана быстро повзрослеет и сделается сильнейшим воином в Бхарате, они с Карной станут соперниками за трон. «Твои просьбы превратят двоюродного брата в злейшего врага». Таковы были мои слова ему. — А что он? — с интересом спросил Панду. — Ответил, что мечтает править с Дурьодханой вместе, и все решения о войне и мире будет принимать только с ним вдвоём. И воевать собирается только бок о бок с ним. А если Дурьодхана однажды потребует от него всё царство целиком, наш с тобой сын согласен отдать ему власть ради дружбы. Ему не нужно царство, ему важнее не испортить отношения с братом! Панду только хмыкнул, криво усмехнулся и встряхнул головой. — Возможно, этот мальчик куда больше мой сын, чем Адиратхи или Сурьядэва, — наконец изрёк он. — В юности я был таким, как он. Да и Дхритараштра тоже. Не могу вспомнить, откуда в наших сердцах спустя годы взялось соперничество, зависть, желание переиграть один другого. Когда мы были детьми, мы тоже поклялись друг другу править вместе, и неважно, кто старше, кто моложе, кто слеп, а кто зряч. Я для Дхритараштры был его глазами, а он для меня — моей решимостью и силой. Мы могли бы, — тут Панду запнулся и горько вздохнул, — не потерять так много времени на ссоры и бесплодные обиды. Корона на голове ослепила меня, я стал вести себя так, словно никогда не давал обета принимать решения, учитывая мнение брата. Я не заставил Видуру замолчать, когда он заговорил о том, что слепой недостоин стать царём. Наверное, я вёл себя так, потому что ещё раньше обиделся на брата. Ведь приближаясь ко дню коронации, он куда больше беспокоился о своём статусе, чем о нашей дружбе, и я, таким образом, став царём, невольно отомстил ему, но это лишь ещё больше отдалило нас друг от друга. Пропасть ширилась с каждым прожитым днём. И вот к чему мы пришли… Я вернулся, но мы не общаемся, как прежде. Теплота и доверие утрачены. Кунти, я не желаю нашей с ним вражды, и я совсем не хочу, чтобы Карна и Дурьодхана становились соперниками, как ты предрекаешь. — И я этого не хочу! — Кунти прижала руку к животу, успокаивая себя. — Но с Дурьодханой действительно что-то не так! Видано ли такое, чтобы через два с половиной месяца после рождения ребёнок научился ползать и уже начал говорить? Царь Шакуни ненавидит Карну. Видел бы ты, как он на него смотрит! Если бы не доспех, мой сын был бы, наверное, уже мёртв от его взгляда. Дурьодхана так быстро растёт, что, вполне вероятно, скоро Великий Бхишма призадумается, а из того ли принца он начал растить царя? А я сейчас думаю о том, хороший ли царь выйдет из того, кто родился в неблагоприятное время? Панду только рукой махнул. — Видура наговорил чепухи, желая угодить мне, но я не одобряю его поступок. Если же он сам верит в сказанное, это ещё печальнее. Это означает, что наш министр глуп, как курица. Сама подумай: браминам нельзя верить. Они лгут ради собственной выгоды. Сколько времени я считал, что я проклят, но выяснилось, что моё проклятие — ложь. У меня будто глаза открылись. Все священные писания восхваляют браминов и их заслуги, но они ведь и написаны руками браминов! Все эти благоприятные и неблагоприятные дни — просто выдумки. — Однако, глядя на принца Дурьодхану, растущего так быстро, я готова уверовать в то, что брамины не всегда лгут, — выпалила Кунти. — Гандхари получила дар Махадэва. Если наши с тобой дети — божественны, то чем хуже её сыновья? Почему они не могут родиться необычными? — Не знаю, что думать, — выдохнула Кунти. — Я расстроилась вчера, когда Карна на мой вопрос, почему он так интересуется Дурьодханой, но почти не спрашивает о наших с Мадри сыновьях, вдруг ответил: «Но Дурьодхана — воин! А другие братья станут, скорее всего, браминами. Мне с ними будет не интересно. Прошу, мама, когда в следующий раз соберёшься родить сына, проси воина, а не праведника». Панду расхохотался. — Истинный кшатрий! — восхитился он Карной. — Из него выйдет толк. Не пытайся исправлять его, Кунти. Пусть по утрам он занимается с Великим Бхишмой, а днём и вечером заботится о Дурьодхане… Поверь, до момента их взросления утечёт много воды. Неизвестно, кого из своих младших братьев Карна в итоге полюбит больше. Да мы даже не знаем, сколько всего принцев будет, учитывая, что Гандхари отправилась выхаживать своих «сыновей из кувшинов». Подождём. Но Кунти всё равно огорчало происходящее. «Я не могу сказать Панду о том, чего боюсь на самом деле, — думала она. — В своих снах я видела кровопролитную войну и миллионы жертв. О, милостивый Вишну, сделай так, чтобы этого никогда не случилось!» *** — Вейёвочька, — Дурьодхана радостно протянул ручки к забавному, шевелящемуся в кустах толстому шнурку. — Не-еет!!! — Карна дёрнул малыша за ноги, оттаскивая от шипящей змеи, а потом усадил принца к себе на спину и помчался с ним к няне, тяжело дыша. — Надо убедиться, что тебя не успели укусить. — Мася лосядька, — Дурьодхана вцепился ручонками в густые волосы Карны, и тот невольно взвыл. — Брат, осторожнее! — Сти-ии! — виновато хныкнул Дурьодхана, ослабляя крепкий захват. — Да простил уже, — Карна сгрузил свою ношу на расстеленные поверх травы покрывала, к ногам всполошившейся няни, очищавшей манго для принца. Услышав рассказ Карны про «верёвочку», няня заволновалась и начала осматривать тело малыша, однако вскоре выдохнула с облегчением: — Укусов нет. — Но он везде лезет! — Карна выглядел уставшим. — Я не успеваю ловить. То в пруд заполз за «цветотьками» и мгновенно нырнул на глубину, чтобы лотос сорвать, я еле успел вытащить. То на персиковое дерево вскарабкался, а ветка подломилась. Хорошо, я внизу стоял. А ещё раз тапу с раскалённым маслом чуть на себя не опрокинул, когда повар отвернулся. Всё на мой доспех, к счастью, пролилось. Ну, а палец в лампаду всё-таки сунул, — Карна печально вздохнул. — Я своей рукой повязку с толчёными листьями полдня ему держал, пока зажило всё. Ведь помните? — Забудешь тут. Принц вертелся так, словно его бхуты под рёбрами щекотали, — весело засмеялась няня. — Но я не щекотал! — возмутился Карна. — Вы сами мечтали, чтобы он вырос поскорее, юврадж, — хитро промолвила няня. — Я ж не думал, что он станет таким! — буркнул Карна. — Каким? — Будет бегать быстрее меня… Ракшасьи ноги на дороге! Куда его опять унесло?! Заметив, что Дурьодханы опять нет с ними рядом, а шорох травы и треск ломающихся кустов слышатся уже в отдалении, няня тоже вскочила с места. — Давайте ловить вместе, юврадж! — воскликнула она. — Да я уж сбегаю, — махнул рукой Карна, — думаете, будто не вижу, что у вас скоро свой малыш появится? Не беспокойтесь, я поймаю брата и приведу, — пообещал он на ходу. Карна не стал сообщать няне о том, что Дурьодхана пропал не один. Вместе с ним исчезла стрела с очень острым наконечником. Её наследный принц сделал вчера сам, подвесив в деревянном колчане на ветке дерева, под кроной которого они расположились сейчас. Теперь колчан был пуст. «Не мог же Дурьодхана дотянуться, пока мы с няней беседовали? — с волнением размышлял Карна. — И как он её унёс? В зубах?» Впрочем, зная брата, Карна не сомневался: тот вполне способен на это. У входа во дворец, царевич остановился и призадумался. Непонятно было, куда двигаться дальше. Дурьодхана успел уползти, а следов не осталось. — Надо узнать, где сейчас Видура, — осенило Карну. — Не сомневаюсь, где бы ни находился первый советник, мой брат обнаружится где-то поблизости. Дворцовая охрана сообщила, что махарадж Дхритараштра, его брат Панду, советник Видура, Великий Бхишма и остальные сейчас собрались в главном зале для обсуждения важных вопросов. Карна поблагодарил стражей и отправился в указанном направлении. *** — Мы всё ещё можем продолжить переговоры! — напирал Панду. — Переговоры исчерпали себя, — горячо возражал ему Дхритараштра. — Довольно речей, пора переходить к наступлению! Я не позволю, чтобы нас оскорбляли. — Надо дать царю Панчала последний шанс, — не соглашался Панду. — У них было достаточно шансов! — зычно воскликнул Великий Бхишма со своего места. — Согласен с махараджем: пора готовиться к атаке. Карна лихорадочно оглядывал зал, не вслушиваясь в дебаты. Наконец, ему показалось, что справа среди верхних рядов сидений мелькнули чьи-то босые пятки, голая спина и отросшие до неприличия каштановые локоны. «Ага, вот ты где!» — торжествующе подумал Карна. Недолго думая, тоже встал на четвереньки и пополз между рядами собравшихся. Однако несмотря на то, что наследный принц был старше, младенец, опережавший в развитии своих сверстников, оказался явно шустрее. Обежав несколько раз вокруг зала собраний, но так и не поймав брата, Карна сдался. Голые пятки теперь нарезали круги несколькими рядами ближе к царскому трону и к сиденьям Бхишмы и Видуры. — Война разоряет государства! — Но цари не терпят оскорблений! — доносилось с той стороны, где восседал махарадж. — Погодите! — Видура встал с места и сделал рукой успокаивающий жест. — Махарадж прав в том, что для правителя страны терпеть оскорбления от врага неприемлемо, но царь Панду верно подметил, что расходы на войну лягут бременем на простой народ, который и так сносит бедствия от неурожаев, наводнений, пожаров… Давайте обратимся к мудрости предков… — Всё пропало, — шепнул кто-то, мимо кого в данный момент проползал Карна, — министр сейчас затянет свою долгую песню, вспомнит про дхарму и богов, процитирует писания, и мы опять пропустим обед, а у меня уже в животе урчит. — Да, стрелу ему в задницу, занудный мужик, — так же тихо отозвался второй голос. — За какие наши грехи его сделали министром в Хастинапуре? Невольно хихикнув и зажав себе рот рукой, Карна пополз дальше. Он аккуратно переступал через чужие сандалии и туфли, внимательно отмечая количество золотой вышивки и дорогих камней на них, пока не ткнулся носом в очень знакомые ноги. — О, юврадж! — ехидно протянул Шакуни, ловя Карну за прядь волос на затылке. — Смотрю, вы тоже присутствуете? Я впечатлён. Из вас мог бы получиться отличный шпион. Но зачем собирать пыль, о ловчайший из ловких? Это недостойно особы царской крови. Присаживайтесь возле меня. Или вы хотите, чтобы я обратил внимание махараджа на ваше присутствие? Карна густо покраснел и выпрямился. Презрительно хмыкнув, он уселся рядом с Шакуни на свободную часть длинного сиденья. Отсюда открывался отличный вид на весь зал собраний, и Карна заметил, что Дурьодхана сидит на руках своего деда Бхишмы, доверчиво прижавшись затылком к его груди. Наследный принц с облегчением выдохнул. Можно не переживать, малыш в надёжных руках. — Так что привело вас сюда? — тихим голосом продолжал вопрошать Шакуни. — Послушать хочу, — коротко отозвался Карна. — Похвально, мой принц, похвально! Я вот уже сижу, слушаю и умиляюсь, какие умные люди здесь собрались. Давайте вместе оценим красноречие министра Видуры. Его выступления всегда бесподобны и длинны, как хвост Ханумана. Карна не ответил ничего. Он только прикусил губу, прекрасно понимая, что любой язвительный выпад против царя Гандхара может впоследствии обернуться чем-нибудь неприятным. И хорошо, если для него самого, а не для мамы Радхи или отца. Видура выступал действительно долго. Наконец, заканчивая речь, он промолвил: — Таким образом, дать Панчалу ещё один шанс, но при этом заблаговременно собрать войско было бы разумнее всего, — поклонившись собравшимся, советник торопливо плюхнулся на своё место, но внезапно подскочил и заорал, срываясь в тенор и хватаясь за свои многострадальные ягодицы, недавно познавшие тяжесть булавы. Все собравшиеся зашумели и с удивлением воззрились на министра, скачущего по залу, словно молодой самец антилопы в брачный период. — Данав побери того, кто это сделал! — вопил министр. Наконец он нашёл в себе силы остановиться и рывком выдернуть застрявшее инородное тело. Карна похолодел. Он узнал свою стрелу, пропавшую из колчана. — Кто посмел?! — орал министр, пока остальные сидели молча, любуясь этой великолепной сценой. — Чьё это… изделие?! «Если признаться, что моё, мне конец, — понял Карна. — Но не на малыша же Дурьодхану валить вину, так что…» Он не успел додумать. Дурьодхана шустро соскользнул с коленей Бхишмы и подполз к разгневанному Видуре, посмотрел на него снизу умильными глазёнками, дёрнув одной ручонкой за свисающий край накидки, уточнил: — Дядя бо-бо? — Бо-бо?! — рассвирепел Видура. — Это не «бо-бо», а чья-то стрела! И я непременно узнаю, кто её в меня пустил! — Ся! — радостно сообщил сын Дхритараштры, ткнув себя ручонкой в грудь, а потом красноречивым жестом показал, где именно торчала воткнутая в сиденье стрела, и снова добавил гордо. — Ся! Несколько мгновений Видура смотрел на довольного жизнью царевича, а потом еле слышно прошелестел, обращаясь одновременно к Дхритараштре и Великому Бхишме: — Я прошу разрешения отбыть в Варанавату на лечение. И, если можно, я бы хотел остаться там до того момента, как царевичу Дурьодхане исполнится хотя бы три года. — Я должен подумать, — Дхритараштра задумчиво потёр подбородок. Он сам был бы рад отправить Видуру подальше от Хастинапура до конца его дней, однако царь понимал: без первого министра, сведущего во многих важных вопросах, ему придётся нелегко, поэтому он благоразумно вытребовал для себя время для размышлений.