Солнечный принц

На следующий день пострадавший от стрелы младшего потомка династии Куру первый министр Видура отбыл в Варанавату в сопровождении одного из уважаемых лекарей. Царь дал целителю поручение внимательно следить за процессом излечения: как только раны первого министра заживут, тот должен без промедления вернуться в столицу. Видура пытался возражать, говоря, что его раны излечит лишь божественная благодать, посему отрывать целителя от важных дел нет надобности. В ответ Дхритараштра заявил, что в таком случае беспокойство за здоровье брата не даст ему спать ночами, поэтому лекарь поедет в Варанавату обязательно. Запасшись полынными повязками, страдающий Видура отбыл, дав слово вернуться, как только снова сможет без приступов боли сидеть подле трона Дхритараштры и сочинять свои нескончаемые мудрые трактаты. *** Следить за малышом Дурьодханой оказалось весьма непростым занятием. — К маме! — услышал Карна спустя три дня после того, как Гандхари покинула дворец вместе с Сугдхой, со слезами обняв на прощание старшего сына Кунти в числе прочих, будто он тоже был ей родным. — Погоди, братик! Тётя сказала, что скоро вернётся. Надо немного подождать. Кроме того, она придёт во дворец не одна, а с твоими младшими братиками. Их будет ровно девяносто девять. Представляешь, как много? Однако Дурьодхана был упрям и ничего не желал слушать. — К маме! — повторил он, нетерпеливо дёрнув Карну за руку. — Хочешь, поиграем в сражение? Я покажу, как надо правильно выстругивать копьё и делать дротики, — но Дурьодхану в его горе ничто не могло утешить. — К ма-ааме-еее!!! — отчаянно заревел принц на весь сад, зажмуриваясь и сжимая кулачки. Чем старше становился сын Дхритараштры, тем суровее звучал его голос. На сей раз его крик услышали не только слуги, работавшие за пределами дворца, но и служанки из внутренних покоев. Беременная няня, тяжело переваливаясь на ходу, поспешила на помощь. — Что случилось? — забеспокоилась она, приближаясь к Карне и вопросительно глядя на него. — Впервые вижу, чтобы он так горестно рыдал. — Просится к маме, — тяжело вздохнул Карна. — Я пытался его отвлечь, но не вышло. — Пусть пройдёт немного времени. Он пока очень мал, — сказала — и осеклась, ибо первенец Гандхари в свои три месяца выглядел как годовалый ребёнок. — Довольно скоро он забудет, что махарани нет рядом, и перестанет переживать. — Но это так жестоко! Почему ему нельзя видеться с мамой? Няня печально взглянула на наследного царевича и только покачала головой. — Таков приказ царя. Никто не должен беспокоить махарани, пока она заботится о младших сыновьях. Она вернётся сюда через одиннадцать месяцев и снова начнёт выполнять свои обязанности матери по отношению к царевичу Дурьодхане, но сейчас самая важная задача царицы — подарить махараджу других сыновей. Карна ощутил злость и процедил сквозь сжатые зубы. — А самая важная моя задача — сделать Дурьодхану счастливым! Я пойду и поговорю с дядей. Однако не успел Карна сделать и шага по направлению ко дворцу, как ощутил: чьи-то маленькие сильные пальцы вцепились в край его накидки. Он обернулся. Малыш Дурьодхана стоял на четвереньках и умильно смотрел на него, широко распахнув зеленовато-карие глаза. — Ся! — привычно сказал он, и Карна понял, что отныне ему предстоит везде ходить только со своим младшим братом. Впрочем, он и не возражал против этого. *** Разговор с Дхритараштрой не дал ожидаемых результатов. Обычно сговорчивый царь упрямо стоял на своём: никто, даже его собственный сын, не должен беспокоить царицу, пока та занята рождением долгожданных «сыновей в кувшинах». — Мудрец сказал, нельзя нарушать уединение царицы. Даже мне не позволено входить дальше первой комнаты в том подземном доме, где она сейчас живёт, и то по особым дням и в присутствии Вьясы. Мои руки могут касаться сосудов, в которых спят мои будущие сыновья, лишь под наблюдением браминов, живущих в том святилище. Это строгое правило. Никто не должен его нарушать, иначе дети не родятся. — Мы с Дурьодханой будем выполнять все правила! — заверил Дхритараштру Карна. — Никто не коснётся сосудов! Царь вздохнул. — Нет, Васушена, — только и сказал он. — И я бы не хотел возвращаться к обсуждению этой темы. Разговор с Шакуни тоже оказался бесполезным. Гандхарадж рассыпался в наигранных извинениях, изображая на лице скорбь, трепал Карну по плечу, в то время как царевичу отчаянно хотелось сбросить эту руку, словно скользкую змею. — Драгоценный юврадж, — сладко говорил Шакуни, — для благополучия моей любимой сестры необходимо полное уединение. Даже мои визиты в подземный храм редки и непродолжительны. Остальным и вовсе не следует совать маленькие носы в священный процесс зарождения новой жизни. Ступай, поиграй в саду, поучись военному искусству у старика Бхишмы, займи себя полезными деяниями, не трать своё время впустую. Однажды и к сыну вернётся мать, и к тебе — любимая тётя, о которой столь глубоко тоскует твоё сердце. Казалось бы, он не сказал ничего обидного, однако Карне захотелось схватить настоящий, а не игрушечный лук и выпустить в царя Гандхара несколько стрел, нанеся ему раны в то же самое место, которое сейчас усердно лечил в Варанавате Видура. Осознав, что помощи ждать неоткуда, Карна решил положиться на себя и свой чуткий слух, а также неплохое зрение и не по возрасту развитую смекалку. Во что бы то ни стало он решил удовлетворить желание Дурьодханы увидеться с мамой. Ведь, как выяснилось спустя ещё несколько дней, няня сильно ошиблась: малыш и не думал ничего забывать или успокаиваться. Каждый день, вспоминая Гандхари, он тянул Карну за руку, всё отчётливее и яснее выговаривая: — К маме! Вместо «ся» он отчётливо стал говорить «я», а спустя неделю уверенно встал на ноги и сделал шаг. Увидев это, няня обомлела и схватилась за свой тяжёлый живот. — Сохрани нас Шива, ему всего три с половиной! Что с ним будет, если он и дальше станет расти так же стремительно? Вдруг тогда и состарится скорее всех? Сердце Карны ёкнуло. «Состарится? Братик станет стариком раньше меня? А вдруг он правда совсем скоро превратится в ещё одного… Великого Бхишму?! Ну нет! Я не позволю». На следующее утро Карна склонил голову на восходе солнца, чтобы попросить своего небесного отца замедлить взросление Дурьодханы. — Пусть брат научится хорошо ходить и говорить, — просил Карна, — но как только это случится, пусть он снова станет обычным ребёнком. Я хочу, чтобы он стал, как я! Мне не надо, чтобы Дурьодхана сделался похожим на дедушку Бхишму! То ли ему померещилось, то ли солнце слегка моргнуло, обещая ему исполнение желания. *** — У нас возникли некоторые сложности, о гандхарадж, иначе я бы не решился побеспокоить вас, — сидя в покоях Шакуни, Вьяса задумчиво пил масалу, поглаживая бороду свободной рукой. — Видите ли, я рассчитывал, что количество зачавших плод служанок окажется… несколько больше. — Но в чём трудность? — Шакуни не смог удержаться от язвительного тона. — Наш бравый покоритель слонов обессилел или пылкий Шукадэв отлынивает от обязанностей? Возможно, девушки из Гандхара не кажутся ему достаточно привлекательными? — Ни то, ни другое, ни третье, — Вьяса усмехнулся. — Сдаётся мне, этим лотосооким и крутобёдрым девицам не помешало бы получить семя царя, ведь они собираются вынашивать принцев. Мне кажется, ваше вмешательство в таинство созидания новой жизни сейчас было бы вполне уместным. Видите ли, как бы сильно мой Шука ни любил красавиц, как бы я ни старался своими скромными силами поддержать его в этой непростой миссии, однако нам вдвоём не справиться. Кроме того, девы эти стали вдруг плаксивы, капризны и требовательны. Иные с утра до ночи голодны и уничтожают все припасы, словно недоедали с детства. Прочие постоянно извергают содержимое желудков. Этих мы держим отдельно, дабы они не портили настроение и аппетит остальным. Но есть и такие милые апсары, которые внезапно превратились в злобных данавов, порезали моих учеников осколками посуды и пытались бежать. Готама жаловался, что их еле выловили. Безумные — не иначе. И куда бежали? Всё равно в лесу бы их разорвали дикие звери или лишили жизни дасью*, надругавшись над их телами. Мне такого беспокойства не было обещано. С девицами не справляюсь ни я, ни Шука, ни остальные, кто пожелал остаться и помогать по хозяйству. Наш подземный храм стал похож на вертеп. Я выслал большинство учеников в лес совершать аскезы, чтобы не соблазнять их неокрепшие умы, однако существует вероятность, что некоторые явятся тайно среди ночи и вложат своё семя туда, куда им не позволено. А ведь вы изъявили желание, чтобы принцы родились от Дхритараштры, от меня или от Шуки. Однако если кто-то из учеников согрешит с будущими матерями, то отвечать за это преступление перед вашей сестрой придётся мне? Если так, говорю заранее: меня тяготит подобная ответственность. — Чего вы хотите? — презрительно скривился Шакуни. — Чтобы я присмирил девушек или освободил вас от необходимости отвечать за случайное рождение будущих принцев от ваших невоздержанных учеников? — Нет-нет, — смягчился Вьяса. — Я лишь хочу, чтобы этот кошмар с девяносто девятью ракшасьими дочерьми, прервавшими мои аскезы на целый год, поскорее окончился, а для этого вы некоторым образом должны поспособствовать рождению ваших племянников. Приходите в святилище. Дарите девицам любовь, и количество принцев — кстати, весьма похожих на род царей Гандхара — будет только расти. Возможно, нам даже не потребуется покупать младенцев на стороне, хотя в этом я, конечно, сомневаюсь. Шакуни расхохотался. — Что повергло вас в столь бурное веселье? — удивился Вьяса, словно в его предложении изначально не содержалось ничего предосудительного. — Ну вы и затейник! — Шакуни покрутил пальцами в воздухе и прищёлкнул ими. — Что ж, ждите. Вскоре я приеду и заставлю пустующие деревья принести плоды. Но у меня свои методы. Чур, потом не жаловаться! И Шакуни снова рассмеялся, предвкушая удовольствие. *** Дурьодхана уже не плакал. Украдкой стянув нож у Карны и попытавшись выстругать с его помощью нечто наподобие копья, но вместо этого лишь порезав руку, юный принц с длинной веткой наперевес, переваливаясь с боку на бок, словно медвежонок, ковылял в сторону южного выхода из дворца, не обращая внимания на кровь, медленно сочившуюся из пораненной ладони. Вовремя спохватившись и успев поймать беглеца, явно расстроенного тем, что ему не дали улизнуть, Карна приложил помятый лист птицемлечника к пораненному месту. — Вот так. И больше не вздумай убегать и нож брать без спросу. Отшлёпаю и не посмотрю на то, что ты — мой брат. Дурьодхана пасмурно покосился на Карну, поудобнее перехватил своё самодельное копьё здоровой рукой. — Ни поймайесь, — уверенно пообещал он брату, хлюпнув носом, и добавил. — Я — к маме. Только теперь Карна оценил размеры бедствия. Малыш Дурьодхана задумал разыскать Гандхари в одиночку, если ему никто не поможет. — Даю слово, мы навестим твою маму, — успокоил его Карна, — но только вместе. Мы же братья! Дай слово, что больше не сбежишь! Дурьодхана внимательно посмотрел на старшего брата, а потом кивнул, подтвердив вслух: — Я, бьятик. Вместе. Карна облегчённо выдохнул. — Хорошо. Но он не представлял, как сдержать слово. Наследный принц и до того дня провёл уже достаточно много времени в бессмысленных попытках расспросить слуг о местонахождении Гандхари, получая в ответ либо недоумённые усмешки, либо пожатия плечами. Однажды на рассвете, возвращаясь во дворец после утренней молитвы, он застал помощников главного повара, грузивших на четыре большие телеги кувшины с водой, йогуртом, мёдом, и, судя по характерному запаху, даже с бхангом, мешки с мукой, фрукты, включая ароматные спелые бананы, манго, амбареллу и чомпу в изящно сплетённых корзинах. Карна готов был поклясться, что подобное угощение вряд ли намеревались отправить в дар кому-то из царей соседних государств. Своим союзникам Дхритараштра имел обыкновение дарить рабынь, коней, слонов, коров, золото, но не еду. Также весьма странно было бы угощать простой люд в деревнях бхангом, ведь никакого празднества в ближайшие дни не намечалось. На следующий день ранним утром Карна пошёл в сторону кухни, чтобы посмотреть, не происходит ли там снова чего-то любопытного, однако в помещении было тихо и безлюдно. Через несколько дней царевич снова застал ту же картину: четыре телеги доверху загружались снедью, а на пятую грузили разноцветные шёлковые ткани, благовония и серебряные и золотые браслеты. — Скорее! — командовал один из слуг, судя по важному виду и богатой накидке, старший над остальными. — Не то мы оставим мудреца, махарани и её будущих сыновей голодными, а этого нам не простят! «Значит, это еда для тёти Гандхари! — обрадовался Карна. — Но зачем ей и мудрецу Вьясе так много? Таким количеством еды можно накормить полсотни кшатриев с отличным аппетитом! И к чему отправлять тёте бханг? Дэви ведь не пьют такое. Ничего не понимаю. Надо проследить, куда поедут телеги… Но как это сделать, чтобы меня не заметили?» И тут же новая идея посетила Карну: «Скроюсь среди кучи тканей. Сначала сам выясню, где махарани, а потом привезу туда и Дурьодхану!» Решившись, Карна выждал момент, когда никто не глядел в его сторону, и юркнул в одну из телег, зарывшись в складки мягкой материи.