***
Возмутительный, некомпетентный совет тем не менее прочно засел в голове. Не как руководство к действию, разумеется, а как повод обдумать ещё раз странные отношения с Кроули. Хотел ли тот, чтобы они вышли, так сказать, на новый уровень? Может, именно этого и добивался? Кроули нередко позволял себе двусмысленности в словах и жестах, но, как знать, возможно, это было его обычной формой общения. Нахальной, дерзкой и заигрывающей. Кроули застенчивостью совершенно точно не страдал, поэтому вероятно дал бы понять яснее о желании интимной близости, если бы оно имелось. И всё же Азирафаэль не испытывал особой уверенности. Кроули вообще было сложно понять. Колокольчик у двери зазвенел, оглашая о посетителях. Азирафаэль оторвался от книги, в которой один и тот же абзац умудрился рассеянно читать уже раз пятый по кругу, совершенно упуская смысл написанного. Двое мужчин, вошедших в магазин, производили такое впечатление, как будто попали сюда по ошибке. Оба высокие, неопрятные, один — нездорово бледный, с бородавками на лбу и щеках и копной выцветших взлохмаченных волос, будто отродясь не знающих расчёски; другой — хмурый темнокожий верзила. Странный дуэт в мятой несвежей одежде осматривался в магазине почти брезгливо, выискивая глазами что-то или кого-то. Связываться с ними Азирафаэлю решительно не хотелось, тем не менее, он подал голос из-за прилавка: — Доброго дня. Я могу чем-то помочь? Незнакомцы повернули головы в его сторону синхронно, и их колючие взгляды заставили Азирафаэля невольно поёжиться. — Да, — тот, который бледнолицый, отозвался хриплым голосом и подошёл к прилавку вплотную. — Так ты и есть тот самый книгочей? — Тот самый — это какой? — со смесью удивления и настороженности переспросил Азирафаэль. Он вёл спокойный, неприметный образ жизни, и было странно думать, что он мог чем-то заинтересовать людей подобного рода. И, уж тем более, — перейти им дорогу. — Тот самый, который путается с этим змеёнышем, Кроули. Ох. Ну ясно. Азирафаэлю следовало сразу догадаться! Бледнолицый смачно сплюнул на пол, выражая своё презрение; позади него с угрожающим хрустом размял шею темнокожий парень. Это живо напомнило Азирафаэлю о былых стычках со школьными задирами, которые не ленились его доставать для того, чтобы лишний раз продемонстрировать сомнительное превосходство грубой силы над интеллектом. Вот только у посетителей магазина могли иметься намерения посерьёзнее, чем подставить подножку или отобрать обед. Стараясь сохранять спокойствие, Азирафаэль попросил: — Пожалуйста, соблюдайте правила приличия в моём магазине. И если вас не интересует представленный ассортимент, то я ничем, к сожалению, помочь не могу. Ой!!! Бледнолицый схватил его за лацканы пиджака и рывком потянул на себя, заставив встать на носочки и перегнуться через прилавок. — Слушай сюда, книжник: если не убедишь своего дружка вернуть мне должок по-хорошему, оторву головы вам обоим, причём начну с тебя. — Но я… — испуганно пролепетал Азирафаэль. Договорить «…в этом никак не замешан» не успел — его с силой швырнули назад. На ногах он не удержался, упал, больно налетев поясницей на стул и, охнув, осел на пол. Обзор заслонила стойка прилавка. Азирафаэль услышал тяжёлые шаги, а затем грохот: судя по всему, опрокинули несколько стеллажей с книгами. Ухватившись дрожащими пальцами за прилавок, он с трудом поднялся: — Остановитесь или я вызову полицию, — прозвучало это совсем не строго, как хотелось, а почти жалобно. Темнокожий мужчина презрительно фыркнул и сказал: — Полиция тебе не поможет. И имей в виду, книжник, мы не шутим. Они ушли, не слишком торопясь, уверенные в своей безнаказанности. Азирафаэль проводил их тяжёлым взглядом, затем расстроенно вздохнул, глядя на устроенный погром: три стеллажа лежали, опрокинутые, книги рассыпались по полу, и их снова нужно было сортировать по алфавиту. Это-то не проблема, проблемы, судя по всему, начнутся вскоре.***
Час спустя в дверь магазина настойчиво постучали. Очень настойчиво. Азирафаэль скрипнул зубами, догадываясь, у кого достаточно нахальства, чтобы игнорировать вывешенную табличку «закрыто». Кипя праведным гневом, он поставил несколько книг на полку стеллажа и распахнул дверь. На пороге стоял Кроули, как обычно в солнцезащитных очках и облегающей одежде тёмных цветов. Он поздоровался, проскользнул внутрь и с удивлением уставился на остатки учинённого беспорядка. Присвистнув, спросил: — Что у тебя тут стряслось? Фанаты подрались за какой-нибудь редчайший талмуд? Надеюсь, битва выдалась не слишком кровопролитной? Попытка отшутиться лишь сильнее подогрела обиду в Азирафаэле. Если бы не Кроули, никакой «битвы» не было. А он стоит тут, как ни в чём не бывало, ещё и насмехается. Но это, пожалуй, к лучшему. Злость добавляла решительности, а именно в ней Азирафаэль сейчас и нуждался, чтобы отважиться начать неприятный разговор, который по-хорошему должен был произойти между ними ещё в одну из первых встреч. — Приходили твои… Я даже не знаю, кто они тебе. Двое мужчин, один с бородавками на лице… — Хастур, — сказал Кроули, и усмешка исчезла с его лица. — Он не назвался. Но сказал, если ты не вернёшь ему какой-то должок, то он оторвёт нам обоим головы. Кроули скривился: — Ну точно Хастур. И додумался ведь. Ты-то тут причём? — Не знаю. Но проблемы мне не нужны, — убедительно сказал Азирафаэль, вглядываясь в его лицо. — Можно подумать, они хоть кому-то нужны, — беспечно ответил Кроули. — Послушай, эти люди — они совсем не такие страшные, как хотят показаться. Так, понты по большей части. Азирафаэль устало покачал головой: — Я не знаю, кто они, на что способны и чем ты им так насолил, но в том-то и дело: я и не хочу это знать. Не впутывай меня во все эти вещи. Пожалуйста. — Я всё улажу, — заверил Кроули и направился к опрокинутому стеллажу. — Давай здесь приберёмся для начала. — Кроули, — подавленно окликнул Азирафаэль. Тот обернулся с совершенно невинным видом — и вся злость на него испарилась так некстати. Азирафаэль заморгал, чувствуя, как во рту пересохло и щиплет глаза. Он не должен был сожалеть и всё же бесконечно сожалел уже сейчас, с трудом выталкивая из себя слова: — Не нужно мне помогать. И сюда приходить тоже не нужно. На секунду-другую Кроули растерялся — и это было так странно, видеть его чертовски потерянным и как будто раздавленным. У Азирафаэля больно сжалось сердце. Такой реакции он не ожидал. Насмешки, колкости, ответного выпада — чего угодно, но не молчания и болезненной гримасы на лице, не этой внезапной ранимости. Кроули отмер, поджал губы, излучая раздражение и обиду: — Вот как? Намекаешь, что мне пора убраться из твоей жизни? Азирафаэль промолчал, не зная, что сказать. Озвученная формулировка совершенно ужасна, но по сути да, именно это он и подразумевал. Так было лучше. Так должно было быть лучше. Соулмейты или нет, но они слишком разные. И в чём в своей жизни Азирафаэль был уверен на все сто, так это в своём нежелании ввязываться в какой-либо криминал. А с Кроули он, совершенно очевидно, во что-нибудь вляпается. По факту — уже вляпался, даже не приложив к этому никаких усилий. — Да пожалуйста! — Кроули злым вихрем понёсся к выходу. Азирафаэль не удивился бы, если бы тот умышленно зацепил один из стеллажей, как злосчастные «посетители» до него, но этого не произошло. — Счастливо оставаться со своей драгоценной макулатурой! Дверь за ним закрылась с громких хлопком, заставившим Азирафаэля вздрогнуть. На то, чтобы окончательно навести порядок в магазине, ему потребовался ещё час. Он так и не смог перевернуть табличку надписью «открыто» вверх, не столько из-за опасений перед ещё какими-нибудь неприятными визитёрами в этот день, сколько из-за навалившейся на плечи тяжёлой апатии. Видеть никого не хотелось. В стенах квартиры, в одиночестве, стало только хуже. Азирафаэль чувствовал себя совершенно опустошённым. Мысли путались, возвращались к Кроули, и в них было так много сожалений и тоски, что перехватывало дыхание. Если бы у Азирафаэля где-нибудь лежал записанный номер телефона Кроули или его адрес, он бы наверняка сорвался. Позвонил бы, приехал бы. Но ничего не было. Кроули находил его всегда сам, а теперь просто исчез. Азирафаэль при всём желании не смог бы его найти, и это тоже должно было быть к лучшему. Никаких соблазнов. Чем-чем, а особой силой воли Азирафаэль похвастаться никогда не мог. Привязаться к Кроули — ужаснейшая ошибка. Хуже — только влюбиться. И с везением Азирафаэля… — Невозможно влюбиться в кого-то, кого даже не знаешь, — сказал он сам себе, отставляя тарелку с остывшим, едва тронутым ужином: должно быть это от нервов, но аппетит совсем пропал. Сосредоточиться ни на чём не получалось, поэтому он решил лечь пораньше спать. Собираясь погасить свет ночника, Азирафаэль напоролся взглядом на энциклопедию «Тысяча и одна тайна Космоса», лежащую на прикроватной тумбочке. Это стало ещё одним ударом под дых. Азирафаэль успел прочитать её от корки до корки, но до сих пор не убрал на полку к другим жемчужинам литературы. Только сейчас он задумался, как так получилось. Эта книга воспринималась им как подарок, что, разумеется, не соответствовало действительности. Не буквально, пусть без Кроули он её ни за что бы не заполучил. Ещё одной причиной являлся сам Кроули. Книга была связана воспоминаниями с ним — и это делало её особенной. Азирафаэль зажмурился и выключил свет. Сон приходить не спешил. Погода на улице испортилась стремительно: поднялся ветер, заскрипели ветки по стеклу, забарабанил дождь. Где-то за стеной ругались мужчина и женщина. Соседи, наверное. «Только этого не хватало», — подумал Азирафаэль, а затем осознал. Он жил на седьмом этаже, никакие ветки не могли царапать его окно. Тем не менее, звук был необычайно реалистичным. Азирафаэль широко распахнул глаза. В ярком свете настольной лампы он увидел спальню. Чужую. Разбросанные по столу книги, ручки и тетради, на кровати — тощий паренёк лет четырнадцати в джинсах и зелёном джемпере. Он сидел, понуро опустив голову; на коленях лежал небольшой прямоугольный прибор. Пейджер, кажется. Рыжая вьющаяся челка падала на левый глаз парня, черты лица — чуть резкие, точёные, не лишённые красоты, напоминали о Кроули. Не хватало только татуировки-змеи на правом виске. У Азирафаэля мелькнула мысль, что это его сын, а затем парень поднял на него полные слёз глаза, и пришло понимание. Это и был Кроули в подростковом возрасте. Азирафаэль поражённо выдохнул и нерешительно позвал: — Кроули. Тот смотрел сквозь него. — Это всё ты! — истерично орал мужчина через стену. — Твоё воспитание! Я на двух работах разрываюсь, берусь за любые подработки, лишь бы вам на всё хватало — и вот что я получил! Этот… позор! Вот за что, за что это всё на мою голову?! — Ох, ну конечно! Я одна во всём виновата! Ты же у нас все шестнадцать лет ни при чём! Это и твой ребёнок тоже, если ты вдруг забыл! — Вашими стараниями я не раз уже пожалел, что он мой! Это было отвратительно до тошноты. И ужасающе больно. Азирафаэль понял, что вместе с Кроули уставился на закрытую дверь, не желая, чтобы через неё кто-нибудь вошёл. Умоляя, чтобы этого не случилось. Он был так одинок и хотел, чтобы его оставили в покое. Он так устал, не мог уже вынести. «Просто. Перестаньте. Хватит!». Но взаимные упрёки за стеной и не думали прекращаться. Азирафаэль накрыл руку Кроули своей ладонью — и ничего не ощутил. Как и не получил никакой реакции. Одиночество наоборот усилилось: Азирафаэль ощущал его, как своё. Он одновременно был и не был частью происходящего. И чувствовал Кроули так, как будто они настроены на одну общую частоту. Всё — на двоих, но, к сожалению, не делилось поровну. Пейджер запиликал, и вместе с Кроули Азирафаэль посмотрел на экран: «Хватит быть домашним мальчиком. От себя не тошнит? Приходи». Кроули прерывисто выдохнул, бросил пейджер на дно школьного рюкзака и стёр слёзы с щёк. — Не будь таким ублюдком! — кричал женский голос. — Успокойся и поговори с ним! — Женщина расплакалась. — Когда-то он тебя слушался. — Когда-то он был вменяемым, а не этим… Испорченным исчадием ада. — Пожалуйста, Джек! Кроули распахнул окно, впуская в комнату сырой промозглый воздух. — Что ты делаешь? — спросил Азирафаэль и, конечно же, не был услышан. Кроули с опаской обернулся на тяжёлые шаги в коридоре, приближающиеся к его спальне, застегнул рюкзак и вышвырнул в окно. В дверь вставили ключ и провернули в замке. Выругавшись, Кроули забрался на подоконник и прыгнул с него на ветку дерева, растущего во дворе. Дверь открылась. Разъярённый мужчина бросился к окну, пробежав через растерянного Азирафаэля, как сквозь призрака — тот даже не успел испугаться: — Ну и куда ты собрался?! К кучке отбросов, которых считаешь друзьями?! Мне что, нужно поставить решётку на каждое окно в этом чёртовом доме?! — Да! Сделай уже это, преврати его окончательно в тюрьму. Или в зоопарк. Как тебе больше нравится. — Судя по звуку, Кроули спрыгнул. — Энтони! Вернись в дом сейчас же, или его двери будут навсегда для тебя закрыты! Я не шучу, я устал это терпеть! Богом клянусь: уйдёшь — и я тебя больше и на порог не пущу! Азирафаэль выглянул в окно и увидел, как Кроули покачнулся на пятках, глядя вверх, на отца, а затем подобрал рюкзак с земли и побежал прочь со всех ног. — Ублюдок неблагодарный, — прошипел мужчина и захлопнул окно с такой силой, что стекла в нём отозвались звоном, едва не вылетев. — Вырастили на свою голову! Он обернулся на вбежавшую в комнату жену, но его слова, обращённые к ней, потонули в вакууме. Азирафаэль проснулся, вскочив на кровати с бешено колотящимся сердцем. За окном его спальни не было слышно ни ветра, ни дождя, но он ощущал себя озябшим, продрогшим до костей. И совершенно раздавленным, как будто вся тяжесть мира разом навалилась на него. Его раздирали эмоции, чужие и свои собственные: они смешались, вплелись друг в друга так, что не отличить, не отделить. Горе. Злость. Тоска. Печаль. Ужасающее одиночество, в которое он падал и падал, как в бездонную яму. Всего этого было так много. Не-вы-но-си-мо. Свернувшись калачиком под одеялом, которое совсем не грело, Азирафаэль тихо заплакал.