Неслучайные встречи

      Встреча с Кроули у Адама и Евы была подобна чуду. Азирафаэль нисколько не сомневался в том, что она произошла случайно. На лице Кроули тогда — пусть и совсем мимолётно — отразился шок. Он не был к этому готов. А Азирафаэль только об этом и просил судьбу последние два месяца. И, кажется, она и в самом деле его услышала.       Азирафаэль прежде всего хотел объясниться. Он много раз думал о том, какие слова скажет — и в голове разговор складывался просто и спокойно. В реальности же все заготовленные слова разбежались, стоило только взглянуть на Кроули, уловить его обиду и отчуждение, вспомнить о сокрушительном одиночестве, разделённом с ним во сне-воспоминании. Азирафаэль почувствовал отголоски той душевной пустоты вновь. Что, если Кроули и сейчас был в какой-то степени одинок, нуждался в поддержке или дружеском общении хотя бы? А Азирафаэль взял и оттолкнул, уверенный, что из них двоих как раз для Кроули это не будет ничего значить, так, конец какой-то странной игры. На деле же своим поступком он ранил человека, который, несмотря на скрытность и далеко не прилежное поведение, был, в общем-то, добр к нему, проявлял своеобразную обходительность.       Азирафаэль сожалел о своей резкости, он ведь даже не подозревал, что задеть за живое Кроули так легко. Но в том-то и дело: он вообще мало что знал о нём. Кроули почти ничего о себе не рассказывал, Азирафаэль убеждал себя, что ему всё равно, что эти странные отношения наверняка никуда не ведут, а значит, и пытаться не стоит. Понимание неправильности происходящего вместе с чувством огромной потери пришли, когда за Кроули захлопнулась дверь. Когда уже, казалось бы, ничего не вернуть.       А затем этот шанс…       По возвращении из Ньюмаркета в Лондон Азирафаэль сразу же приобрёл бутылку хорошего итальянского вина на случай, если Кроули заявится, как обычно, без предупреждения. И так, конечно же, и произошло. В удивительно холодный для конца июля и дождливый вечер, когда Азирафаэль уже собирался закрываться, Кроули ввалился в книжный магазин: мокрый и чем-то крайне недовольный.       — Не нужно на меня орать, — сипло заявил он, и Азирафаэль в недоумении уставился на него: да он и не собирался. Кроули махнул рукой в знак приветствия, раздражённо цокнул языком и продолжил: — И на своих детей тоже! Это вам следовало позаботиться о сохранности документов, а не оставлять их на столе, тем более при наличии двух малолетних художников в доме.       Всё, что Азирафаэль понял: Кроули каким-то образом умудрялся разговаривать с кем-то без телефона, так как руки у него оставались свободны. А ещё, судя по охрипшему голосу, он успел подхватить простуду.       — Я понимаю, что вам срочно надо — всем всегда срочно надо, — но придётся подождать до завтра… — Кроули замолчал, слушая собеседника, и Азирафаэль заметил в его ухе чёрное прямоугольное устройство, похожее на вкладыш наушника: должно быть, он беседовал через него. — Нет, сегодня никак… Нет… И вам того же!       Кроули раздражённо вытащил из уха устройство, убрал в карман пиджака. Посмотрел на Азирафаэля. Глаза его как обычно скрывали чёрные стекла круглых очков, хотя что-что, а солнце в этот день и на пять минут не появлялось. Кроули, похоже, не просто любил данный аксессуар, он с ним почти сросся.       — Неприятности на работе? — мягко поинтересовался Азирафаэль.       — Всего лишь идиоты, которые сами усложняют себе жизнь, но винят кого угодно, кроме себя, — ответил Кроули, стряхивая капли с влажной чёлки.       — Иногда трудно признавать свои ошибки.       — Ага, особенно идиотам, — буркнул Кроули.       Он был сильно не в духе, и Азирафаэль напрягся: не ради ссоры ли он приехал? Но Кроули сунул руки в передние карманы узких джинсов и сказал, значительно сбавив в раздражительности:        — Погода паршивая, но можем съездить куда-нибудь посидеть.       — Или остаться здесь, — предложил Азирафаэль.       Кроули без всякого воодушевления покрутился по сторонам, осматривая книжные полки, и с сомнением переспросил:       — Здесь?       — В подсобке. Там у меня есть кресло, диван, можно расположиться, заказать еду с доставкой. Если не хочешь никуда ехать.       Кроули пожал плечами:       — Можно и так.

***

      Азирафаэль ожидал услышать что-то скептичное по поводу подсобки. Кроули стащил с себя пиджак, надетый поверх тёмно-серой водолазки, плюхнулся на диван и, закинув длиннющие ноги на подлокотник, обвёл взглядом комнату.       — Так ты у нас любитель вздремнуть в рабочее время, или зачем это здесь?       На длинном светлом диване и в самом деле можно было спать с комфортом, но Азирафаэль этого осознанно не делал, а вот случайно засыпать прямо во время чтения отчётов по продажам и составления планов закупок ему доводилось: эта часть работы нагоняла на него скуку и сонливость.       — Нет, в рабочее время — никогда. Бывало задерживался допоздна, особенно в первые месяцы после открытия магазина, потому и решил обеспечить себе небольшой комфорт. — Азирафаэль поставил на кофейный столик перед диваном бутылку вина и два бокала. — Ну и заодно есть возможность выпить чай или кофе со знакомыми, когда они сюда заглядывают.       — Хм, ясно. — Кроули бросил взгляд на тумбочку в углу, на которой стояли электрочайник и белоснежная фарфоровая чашка с ручкой в форме опущенных вниз крыльев. — Ха, я так и знал! — Он указал на чашку, явно намекая на ангельскую атрибутику.       — Это подарок Микки, моей сестры: весь сервиз в таком стиле, — сказал Азирафаэль, присаживаясь в кресло.       — Микки? Ого, хоть у кого-то в вашей семье нормальное человеческое имя без библейских отсылок.       — Её полное имя — Микаэлла*, — назидательным тоном пояснил Азирафаэль.       — Ах, ну да, этого следовало ожидать. — Кроули скривил губы, вольготно растекаясь по дивану.       — И это прекрасное имя. — Азирафаэль обернулся, взял со стула аккуратно сложенный плед и протянул его Кроули. — Возьми.       — Лето же.       — Сейчас не жарко. К тому же по голосу слышу, ты приболел. Может, лучше чай вместо вина?       — Жалкой простуде меня не побороть. — Тем не менее Кроули развернул плед и укрыл им ноги. — А вино — напиток на все случаи жизни, ни на какой чай не променяю.       — Ладно. Но на пустой желудок пить не следует, подождём, пока привезут заказ.       — Всего по бокалу, — попросил Кроули. — У меня как раз созрел тост.       — Подождать он, конечно, не может?       — Не-а.       — Какой нетерпеливый тост, — сказал Азирафаэль с шутливым осуждением.       Вооружившись штопором, он откупорил бутылку и разлил вино по бокалам. Они подняли бокалы, и Кроули сказал:       — За встречи. Случайные и не очень.       — За встречи, — вторил ему Азирафаэль, расплываясь в тёплой улыбке.       Их бокалы с коротким звоном встретились. Азирафаэль сделал несколько неспешных глотков, наслаждаясь утончённым вкусом и явственно ощущая на себе заинтересованный взгляд, пусть глаза Кроули и скрывали очки. К щекам прилил жар.       Кроули отставил бокал на стол, провёл указательным пальцем по контуру спинки дивана, кашлянул и ничего не выражающим тоном сказал:       — Ты хотел узнать что-то обо мне. Можешь спросить.       Азирафаэль сцепил руки в замок на коленях, облизнул пересохшие губы. Стало неловко. Он, конечно, был рад представившейся возможности узнать Кроули получше, но в то же время опасался разбередить душевные раны. Кроули вовсе не был таким непробиваемым, каким хотел казаться.       — Мм… твоё настоящее имя?       — Ты ведь и так знаешь его, — удивился Кроули.       — Полное, — уточнил Азирафаэль.       Кроули мимолётно нахмурился и как будто задержал дыхание. Затем черты его лица разгладились, и он ровным тоном отчеканил:       — Энтони Джей Фоулен.       — Джей? Что за Джей?       — Джей от Джозеф. Не имя, а сущий кошмар, всегда ненавидел его. — Кроули скривился. — Так что я оставил от него просто Джей, Джей звучит гораздо лучше.       Азирафаэль пожал плечами: он ничего не имел против Джозефа, имя как имя.       — Мне не стоит так к тебе обращаться? — осторожно уточнил он.       — Определённо. Особенно по полному среднему имени — просто в топку его.       — Ох, ладно, — согласился Азирафаэль, и его взгляд остановился на извивающейся мягкими изгибами змее у виска. — Что насчёт татуировки?       — Я помог одному человеку, а он предложил мне бесплатную тату. Я как раз тогда подумывал о смене имиджа, так что подвернувшаяся возможность пришлась очень кстати. Мне нравится то, что вышло в итоге, но эта тату стала первой и последней. Так что врать о том, что у меня есть ещё рисунки в более интригующих местах, я не буду.       Азирафаэль рассмеялся, безуспешно стараясь не думать о тех самых, более интригующих местах.       — У тебя, наверное, про такое можно и не спрашивать? — спросил Кроули почти утвердительно. — Не твой стиль, всё такое.       Азирафаэль смущенно кашлянул:       — Да, но…       — Есть какое-то «но»? — на лице Кроули появился живой интерес. — Ого! Вот это да!       — Ну, в колледже все, или почти все, делают какие-нибудь глупости, — со вздохом признался Азирафаэль. — Я… Я, кажется, умудрился сделать всего одну, но зато она осталась со мной на всю жизнь.       — Покажешь? — в голосе Кроули послышалась горячая просьба, но он себя одёрнул: — Если можно, конечно.       Вообще, это было очень личным. Но в том-то и дело: нечестно ведь ждать от другого человека откровенностей, самому не раскрываясь перед ним.       Азирафаэль кивнул. Стараясь не думать о том, как это может выглядеть со стороны, он снял с себя жилетку, отложил на подлокотник кресла, развязал галстук-бабочку и расстегнул верхние три пуговицы рубашки. Отодвинул ворот, обнажая правую ключицу, вдоль которой располагался рисунок из пяти звёзд: трёх крупных и двух поменьше. Кроули поднял солнцезащитные очки на лоб и, откинув в сторону плед, привстал, внимательно рассматривая татуировку. Повисло молчание. Азирафаэль слышал удары капель по оконному стеклу, своё и чужое взволнованное дыхание. Это оказалось даже более интимно, чем он мог предположить.       — Очень красиво, — хрипло сказал Кроули, встречаясь с ним взглядом, и Азирафаэля окатило горячей волной: давно, очень давно на него не смотрели с таким откровенным желанием.       Дыхание перехватило. Потому что да, если быть честным с собой — а, определённо, стоило — он тоже испытывал очень сильное влечение. Кроули вообще был ходячим соблазном: яркая внешность, развязная сексуальная походка и соответствующий стиль в одежде, зачастую вызывающее поведение. Азирафаэлю в общем-то не нравилось, когда люди чрезмерно выставляли себя напоказ и выпендрёжничали, но Кроули каким-то образом умудрялся не отталкивать этим, а наоборот привлекать. Он вообще — одно большое исключение из всего, что Азирафаэль знал и к чему привык. Это не ощущалось чем-то плохим. Скорее, удивительным.       Его соулмейт был удивительным.       Эта мысль окончательно вскружила голову. Азирафаэль отпустил ворот рубашки и медленно подался вперёд, чуть привстав на носочки. Кроули смотрел на него не моргая, как завороженный. Они уже почти соприкоснулись губами — Азирафаэль почувствовал чужое дыхание на своей коже, — как заиграла лиричная мелодия, сочетание скрипки и клавишных. Сначала показалось, что она звучит вообще не в этой реальности, а затем пришло осознание: звонил телефон. А ещё он, Азирафаэль, едва не набросился на Кроули с поцелуями, хотя в их отношениях отсутствовала какая-либо ясность, и начинать её вносить точно стоило не с этого.       О чём он только думал?!        Азирафаэль отпрянул от Кроули, подхватил с подлокотника жилетку и нащупал в кармане кнопочный мобильный. Звонили из службы доставки. Ответив, Азирафаэль принялся лихорадочно застёгивать рубашку.       — Привезли заказ, — сказал он.       — Давай я заберу, — предложил Кроули.       — Не нужно, я сам.       Азирафаэль поспешно завязал галстук-бабочку и надел жилетку. Застегивал её и поправлял одежду он уже на ходу, надеясь привести себя в более или менее приличный вид. Лицо всё ещё пылало, а сердце выпрыгивало из груди. Какая-то часть Азирафаэля — предательская, вне всяких сомнений — сожалела, что ничего не случилось. Потому что… ох, Боже, он так этого хотел! У него давно никого не было… И нет, не в этом даже дело. Ему давно, очень давно не нравился никто так, как Кроули. В последние лет… Подумать страшно — семь, почти восемь, в его жизни была череда нечастых свиданий с разными людьми, и они едва ли оставляли после себя хоть какие-то эмоции. Азирафаэль пытался потихоньку примириться с мыслью, что, может, его сердце навсегда закрылось для романтической любви, и так бывает, ничего страшного, но всё же надеялся на шанс. Встреча с соулмейтом раньше и вовсе виделась ему сказкой, в которой всё легко и быстро складывалось наилучшим образом. С Кроули легко не было. Но рядом с ним сердце Азирафаэля оживало. Это приятно волновало и немного пугало одновременно.       Азирафаэль расплатился с курьером и вернулся с пакетами еды обратно в подсобку. Кроули растёкся по дивану как-то по диагонали, скрестив ноги и положив правую руку на спинку: складывалось ощущение, что сидеть нормально было вообще не в его привычке. Стёкла очков снова скрывали его глаза, что несколько разочаровывало.       — Так на чём мы остановились? — с намёком спросил он.       — Вот на этом. — Азирафаэль поднял руку с белым пакетом с логотипом ресторана и принялся вытаскивать коробки с едой: китайская лапша с курицей для Кроули и ассорти роллов для себя.       — А как же та часть, где ты собирался меня поцеловать?       Наивно было надеяться, что Кроули тактично умолчит об этом неловком моменте. Где Кроули, а где чувство такта? Правильно, на разных полюсах, как плюс и минус. Азирафаэль, делая вид, что крайне занят сервировкой, ответил:       — Ах это! Это было… м-м, влияние алкоголя. Я же говорил, что пить на пустой желудок — плохая идея.       — Ох да, ужасное коварство для пары глотков вина, — с сарказмом сказал Кроули.       — Именно, — подтвердил Азирафаэль, притворяясь, что принял его слова за чистую монету.       К его облегчению, Кроули не стал развивать опасную тему. На какое-то время они отвлеклись на еду и вино. И то, и другое обладало божественным вкусом. Во всяком случае за свои роллы Азирафаэль мог ручаться, а вот Кроули ел лапшу без особого аппетита, но он вообще производил впечатление человека, довольно равнодушного к кулинарным изыскам.       — Я, наверное, пожалею, что об этом спросил. — Кроули потянулся за бокалом вина. — Но что именно ты увидел во сне обо мне?       Азирафаэль с трудом прожевал ролл и поднял глаза:       — Как ты сбежал из дома.       Кроули вздрогнул, едва не пролив вино.       — Да уж. — Он поморщился и одним махом опустошил бокал.       — Можешь не рассказывать об этом, я пойму, это очень личное, — заверил Азирафаэль, встревоженно поглядывая на него.       Кроули замер, раздумывая, а затем отставил бокал и картонный коробок с торчащими из него китайскими палочками на стол. У Азирафаэля мелькнула опасливая мысль, что он сейчас встанет и уйдёт. Но Кроули откинулся на спинку дивана, положил на неё руку.       — Это… Это дела давно минувших дней, так что, думаю, я могу рассказать. Не знаю… Не знаю только с чего начать. — Кроули наморщил лоб, постучал пальцами по обивке дивана. — Наверное, с того, что брак моих родителей уже сам по себе был не так чтобы счастливым. Они очень рано поженились, потому что мама забеременела мной. Отцу пришлось бросить колледж, чтобы нас содержать, устроиться на одну работу, потом ещё на одну. Это всё должно было быть временно, а затянулось на годы: тяжёлый труд за мизерную плату, дешёвое жильё, не всегда сахарная семейная жизнь. Отца это изрядно допекало, и его можно в принципе понять: в мечтах оно наверняка не так всё выглядело. Ну, а потом ещё и я… — Кроули сделал паузу, облизнул губы и продолжил: — Мне было пятнадцать, когда меня поцеловал один парень. Итан. Он провожал меня домой, и… Не знаю, это просто случилось. Я даже не понял толком, что чувствую, это было так, почти по-детски, что ли. А потом оказалось, что нас видел кое-кто, ну и поставил в известность наших родителей, естественно из лучших побуждений, — в голосе Кроули проскользнул ядовитый сарказм. — Итану если и влетело, то вроде бы без особых последствий, а я же лишился всех своих друзей, потому что мне запретили видеться с ними (с Итаном в особенности). После школы я обязан был сразу же идти домой. Шаг вправо, шаг влево — расстрел, образно говоря. Всё, что мне осталось — это учёба, в остальном — почти полная изоляция от нормальной подростковой жизни и лекции о том, как мерзко быть геем и какой ужасный позор я навлекаю на нашу семью. Если бы я покаялся и пообещал, что так больше не буду, то, возможно, со временем мне дали бы хоть немного свободы. Но я не чувствовал себя виноватым. Я тогда даже в своей ориентации не был уверен, но меня ужасно обижало… — Кроули осёкся, не договорив. — В общем, так как вечерами я обязан был торчать дома, я начал прогуливать занятия и тайком сбегать по ночам, связался с дурной компанией. Я хотел, чтобы меня любили — и это почему-то подталкивало меня вести себя как можно отвратительнее. Сейчас уже трудно это даже самому себе объяснить. Родители были ужасно разочарованы, а я окончательно понял, что мне этого никогда не исправить: я просто такой, какой есть. Я не смог найти выход, а потому сбежал. Занял денег у друзей, зная, что не верну и сам не вернусь, купил билет на автобус до Лондона — на этом всё. Конец истории.       Азирафаэль чувствовал себя оглушённым. Он что-то такое и предполагал, но слышать об этом оказалось невероятно больно. И хотя Кроули и старался сделать вид, что всё в порядке, для него это наверняка было ещё больнее. Азирафаэль и сам когда-то в некотором роде сбежал, пусть и старался думать об этом как о «перевёрнутой странице». Но не от семьи… Семья всегда оставалась с ним, и он не мог даже представить себя полностью лишённым их поддержки. Это ужасно, невероятно, чудовищно тяжело! А Кроули было всего шестнадцать.       — И ты… Никогда больше их не видел? — осторожно спросил Азирафаэль.       — Нет. — Кроули склонил голову, запустил пальцы в волосы и неохотно признался. — Но я как-то написал им письма, каждому по отдельности — они к тому времени развелись — что я жив, в порядке и всё ещё гей. Может, зря только напомнил о себе.       — Я не сомневаюсь, что им было важно знать, что ты в порядке. И, думаю, они бы хотели тебя увидеть.       — Не-не-не, — замотал головой Кроули. — Некоторые двери закрываются навсегда, и я не намерен в них стучать.       — Но…       — Никаких «но», Ангел! — сердито перебил Кроули. — Уговор был, что я расскажу тебе что-то о своей жизни, а не что ты будешь учить меня потом уму-разуму.       — Ты прав. Прости, — искренне извинился Азирафаэль. — И спасибо за то, что был откровенен со мной. Для меня это очень важно.       — Почему? — настороженно спросил Кроули.       — Хочу узнать тебя получше. Я ведь уже говорил.       — Да. Но почему? — повторил свой вопрос Кроули, как будто это было важно. Это и было важно. — Потому что мы соулмейты? Веришь во всё это? — в его голосе проскользнуло сомнение. — Что все эти сны, знаки судьбы всегда безошибочно указывают на тех, с кем нам лучше всего? Я слышал разные истории, и не все из них были счастливыми.       — Я верю в судьбу, — сказал Азирафаэль, на что Кроули неодобрительно прыснул. — Как и в то, что отчасти мы творим её сами.       — Что-то предрешено, а что-то — следствие нашего выбора?       — Да, именно так, — подтвердил Азирафаэль.       Кроули в задумчивости покрутил в руке бокал, сделал несколько глотков вина.       — То есть ты веришь в то, что некоторые вещи мы не смогли бы изменить, как бы ни пытались, потому что решено за нас?       — Но мы не можем этого знать, пока не попробуем. И, возвращаясь к твоему вопросу, причина не только в том, что мы соулмейты. Ты мне правда интересен.       — И какого рода этот интерес? — спросил Кроули с обольстительной усмешкой.       Азирафаэль поспешил отвести глаза, чувствуя, как учащённо бьётся сердце.       — Он… м-м, довольно разноплановый.       Азирафаэль слишком поздно осёкся, сообразив, что его высказывание прозвучало весьма двусмысленно. Кроули довольно хохотнул:       — Звучит многообещающе.       — Я не подразумевал под этим никакого бесстыдства!       — Тогда с чего ты взял, что я подумал о чём-то таком? — с возмутительно невинным видом поинтересовался Кроули.       — Ты!.. — выпалил Азирафаэль, но, к глубокому разочарованию, так и не сумел облечь свой праведный гнев в слова. Поэтому, грозно наставив на Кроули китайские палочки, он сказал: — Доедай свою лапшу, пока совсем не остыла!       Кроули весело прыснул, но повиновался.