Неслучайные встречи

      Раньше, чем наступил первый антракт, Кроули успел пожалеть, что уступил Азирафаэлю право выбора театральной постановки. Тот, похоже, руководствовался своей любовью к еде, а не здравым смыслом, поэтому вместо чего-то весёлого и по-настоящему развлекательного они пошли на драму про польских эмигрантов с не таким уж и аппетитным названием «За хлебом»*. Кроули, конечно же, не имел ничего против поляков-эмигрантов или хлеба, но драма, серьёзно?.. Он никогда не понимал, какой смысл смотреть то, что не просто не поднимет настроение, а с большой вероятностью его угробит. Наблюдать за чужими мучениями и терзаниями… Пф, то ещё развлечение. Жизнь и так предоставляет его бесплатно. Даже даёт неоценимую, ага, возможность испытать на себе.       И глядя на сцену, где худенькая девушка в рваном белом платье брела по пристани, обхватив себя руками, Кроули думал, что понимает. По-настоящему понимает, каково это. Приехать туда, где тебя не ждут. Где никому нет до тебя дела. Где нет и малюсенького собственного уголка, а на кусок хлеба ещё попробуй заработать. Правда, он хотя бы остался в родной стране, Марии же пришлось гораздо хуже. И люди, которые могли бы не дать ей пропасть, сами погибли или исчезли.        — Ты здесь, любимый, ты со мной! — стоя на краю причала, Мария расплакалась в бреду — неестественно радостно, надломленно — и протянула тонкие руки в пустоту, к лицу того, кого на самом деле не было рядом.       — Я ведь обещал, помнишь мои слова? — раздался взволнованный мужской голос из-под сцены. — Журавлём полечу по небу, селезнем поплыву по воде, перстнем золотым покачусь по дороге, но найду тебя, Мария. И я тебя нашёл.       Обещать обещал, да так и не нашёл. И не найдёт. В этом мире легко потерять друг друга, и порой очень сложно (невозможно) найти.       Кроули заёрзал в кресле, чувствуя, как предательски щиплет глаза. Он заморгал, и на щеках появилась влага. Проклятье! Вот только этого не хватало. Глупая, глупая постановка и не менее глупый Ангел, что на неё затащил! Кроули хотел стереть слёзы незаметно — в конце концов постановка достигла кульминации, всем положено смотреть на сцену, — но заметил, что Азирафаэль уставился как раз-таки на него. Его широко распахнутые карие глаза тоже влажно блестели.       Кроули замялся, пытаясь придумать себе хоть какое-нибудь оправдание — он не плачет, просто в глаз что-то попало, в оба, точнее, — но Азирафаэль спрашивать не стал. Он поднял вверх откидной подлокотник между ними, придвинулся к Кроули и, положив голову на плечо, перекинул руку через живот, обнимая за талию. Как будто такое у них было в порядке вещей. Кроули не отказался бы, чтобы так оно и было. Ради такого, возможно, стоило даже ходить иногда на подобные «слёзовыжималки». Он расслабился, с трудом удерживаясь от того, чтобы блаженно зажмуриться. Окунуться в тепло объятий Азирафаэля в этот момент оказалось упоительно приятно и почти исцеляюще. Как хорошо, что Ангелу это (тоже) было нужно.       Дрожащий, нежный голос девушки на сцене снова привлёк внимание к её хрупкой фигуре на самом краю пристани:       — Ясек, моё сердце, моя душа, мой единственный! Забери меня домой, молю. — Её голос начал затихать, да и сама она слабела: казалось, вот-вот и растает, как морская пена. — Забери меня домой.       Она шагнула с причала и исчезла в декорациях водных просторов. Из настенных колонок на публику обрушился всплеск воды, занавес начал опускаться, и на несколько секунд повисла трагичная тишина. В зале загорелся свет, и публика начала рукоплескать: на сцену друг за другом вышли на поклон актёры. Азирафаэль отстранился, воодушевлённо хлопая в ладони. Кроули бросил на него взгляд, гадая: нужно ли считать недавние объятия разовой акцией под наплывом сентиментальности или у них в отношениях всё-таки наметился сдвиг? В этом вопросе он не слишком хорошо понимал Азирафаэля (или вообще не понимал): тот совершенно очевидно хотел чего-то большего, но при этом постоянно держал себя в каких-то определённых, видимых только ему одному рамках. Возможно, дело в личных заморочках, а возможно, в недоверии, сомнениях или чём-то таком. Кроули разбирался во многих вещах, но уж точно не в том, что люди обычно характеризовали как «нормальные отношения». За всю жизнь у него были только одни отношения, длившиеся… ну, достаточно долгий срок, а не отдельными ночами, и уж точно в общении с Азирафаэлем на них ориентироваться не следовало. Совсем. Этими мыслями Кроули умудрился опустить настроение совсем на дно.       Он не сразу заметил, что Азирафаэль взял его за руку, чтобы не потерять в толпе, и повёл к выходу.       — Может, по чашечке кофе? — спросил Ангел, когда они вышли в холл.       Кроули согласился, и они прошли в кафетерий и заняли столик у окна. На улице стеной лил дождь.       Азирафаэль, сделав несколько глотков несомненно приторного латте с корицей и карамелью, грустно вздохнул. Кроули бросил на него взгляд из-под очков, которые надел ещё на выходе из зала:       — Что?       — Не могу перестать думать о том, как ужасно, что они на самом деле так и не нашли друг друга.       Кроули непонимающе свёл брови на переносице, прежде чем понял, что речь о девушке и её возлюбленном из спектакля.       — А-а, — протянул он. — Не стоило ей вообще его покидать, раз она так его любила. Жила бы с ним в этих своих Лип… Ляп…** Да что б их! Где и жила, в общем.       — Она лишь подчинилась воле отца. Он надеялся, что в Америке сможет обеспечить ей светлое будущее.       Кроули сердито фыркнул:       — Родители не всегда знают, как лучше для их детей.       — Временами трудно что-либо предсказать, — мягко возразил Азирафаэль. — Жизнь полна неожиданностей.       — Угу, дерьмовых и не очень.        Кроули сделал несколько глотков несладкого американо с молоком. Горячий напиток приятно согревал ноющее горло: прошло несколько дней, а дурацкая простуда всё ещё упорствовала, хорошо хоть без высокой температуры обходилось.       — Я не приветствую таких формулировок, — наморщил нос Азирафаэль.       Кроули пожал плечами:       — Как есть, так и говорю.       Ответом послужил неодобрительный взгляд. Допив латте, Азирафаэль сказал:       — Кстати, о неожиданностях… Я ведь тебя так и не спросил: ты, наверное, тоже по-другому представлял своего соулмейта?       Слово «тоже» неприятно покоробило, напомнило, насколько без энтузиазма Азирафаэль принял новость о том, что они родственные души. Его, конечно, можно было понять, но это злило даже ещё больше. У Азирафаэля, судя по всему, имелось всё то, чего не было у него: нормальная семья, которая не считала его моральным уродом, хорошее образование и репутация добропорядочного человека. Кроули не удержался, огрызнулся:       — Ах да, точно, ты ведь рассчитывал на кого-нибудь получше. Спасибо, что напомнил.       Азирафаэль вспыхнул то ли от стыда, то ли от негодования:       — Я вовсе не…       — Не нужно оправдываться, — отмахнулся Кроули, перебив его. — А что касается меня, то я всегда думал, что все эти «знаки судьбы» пройдут мимо меня. Или я проигнорирую их для собственного спокойствия. А в итоге получилось, как получилось.       — То есть ты жалеешь? — На лице Азирафаэля явственно отразилось огорчение.       — Нет. Всего лишь констатирую факт. У меня не было никаких особых ожиданий, а значит, и разочарований быть не может.       И в этом Кроули ничуть не кривил душой. Многие начинали грезить о соулмейтах чуть ли не с самого детства, при том, что шанс найти свою родственную душу на самом деле был ничтожно мал. Кроули же считал, что всю эту «судьбоносную связь» слишком романтизируют, и ему она и задаром не сдалась. У него имелась голова на плечах, он умел ею пользоваться, а значит, при желании мог сам найти подходящего партнёра. Видимо, сам напросился на то, чтобы судьба рассмеялась ему в лицо. Потому что Азирафаэль был тем, кого он раньше и представить не смог бы рядом с собой, и от кого теперь не мог отказаться вопреки доводам рассудка, гласящих, что вряд ли у них могло что-то получиться. Азирафаэль был светлым, очень светлым во всех смыслах; до встречи с ним Кроули и не догадывался, как сильно ему не хватало кого-то именно такого.       — Это хорошо. Наверное… — Азирафаэль выразительно посмотрел на него. — И хочу внести ясность: я никогда не говорил, что «рассчитывал на кого-нибудь получше».       — Нет необходимости. Я прекрасно услышал подтекст.       — В таком случае, ты сильно переоцениваешь свою способность слышать, — сердито отрезал Азирафаэль.       Интуиция подсказывала Кроули, что лучше сбавить обороты, пока они не разругались. Уязвлённая гордость требовала продолжать в том же духе. Кроули не мог не выбрать второе:       — Неправда. Ты просто отрицаешь очевидное.       — Что именно?       — Я тебе нравлюсь, — с вызовом сказал Кроули, — но в то же время ты не считаешь меня кем-то подходящим. Поэтому в общении со мной ты делаешь то шаг вперёд, то два назад. И это, знаешь ли, утомляет.       Предположение, в котором он был почти полностью уверен. И всё же в глубине души Кроули хотел бы ошибиться во второй его половине.       Азирафаэль отвёл взгляд, вздохнул и сказал:       — Уже поздно. Я буду очень благодарен, если ты отвезёшь меня домой.       Что ж, уклонение от ответа в данной ситуации тоже принималось за ответ, причём весьма однозначный. «Хотел правду — получи». Кроули прерывисто выдохнул, внушая себе, что ему не больно, да вообще плевать; и сказал:       — Обойдусь без благодарностей. Поехали.

***

      Большую часть пути они проехали, не разговаривая. Ливень не утихал. Кроули поднял солнцезащитные очки на лоб, так как видимость и без них была паршивой из-за плохой погоды; и включил музыку, чтобы хотя бы немного разогнать тоску. Заигравшая вскоре «Love is hell» ничуть в этом не помогла, вынуждая разрываться между желаниями начать подпевать и биться головой об руль.

«Love is hell, love is shit Can't you tell I've had enough of it Raise your hands, let me hear you yell Love is hell, love is hell, love is hell»***

      Азирафаэль, сидевший в оцепенении, глядя куда-то на свои руки, сцепленные на коленях, вдруг отмер, вчитался в названия кнопок на проигрывателе и прикрутил звук почти до нуля. Должно быть, посчитал песню слишком грязной для своего слуха.       — Эй! — Кроули из вредности потянулся к проигрывателю, чтобы вернуть громкость обратно, но не успел. Неестественно спокойные слова застали его врасплох:       — Ты мне нравишься, Кроули.       Он бросил непонимающий взгляд на Азирафаэля, открыл рот, но так ничего и не спросил.       — Ты мне очень нравишься, — повторил Азирафаэль и улыбнулся нервно и отчего-то грустно.       «Это что, всё? Сейчас будет окончательное пока-прощай?!» — пронеслось в голове у Кроули. От этих мыслей похолодело внутри. Он на всякий случай существенно замедлил «Бентли», так как концентрироваться на дороге прямо сейчас получалось скверно. Азирафаэль очевидно принял молчание за готовность слушать и продолжил:       — Мне трудно об этом говорить, потому что мне уже очень давно никто не нравился так, как ты. Кажется, я настолько привык к одиночеству, что начал считать его безопасным.       — Безопасным? — переспросил Кроули, приподняв бровь, удивлённый такой формулировкой.       Ладно бы Азирафаэль охарактеризовал это как «комфортный» или «удобный» — вполне нейтрально. Но «безопасным» звучало так, как будто…       — Тебя кто-то обидел? — озвучил догадку Кроули.       — Да не то чтобы, — ответил Ангел дрогнувшим голосом, вновь уткнулся взглядом в сцепленные перед собой руки. — Последние мои отношения плохо закончились. То есть это понятно, расставание обычно и не подразумевает хорошего конца, но тот разрыв дался мне особенно тяжело.       — Ты всё ещё любишь этого человека?       Азирафаэль покачал головой:       — Нет. Это было давно, и я… Я перегорел. — Азирафаэль поднял на него глаза. — А ты любил когда-нибудь?       Кроули фыркнул. К разговорам о любви он относился неприязненно, но сам ведь начал, не имело смысла жаловаться.       — Эта красотка, — он погладил пальцами руль «Бентли», — хорошая музыка и алкоголь — вот моя любовь.       Краем глаза Кроули любовался Азирафаэлем, который, насупившись из-за его ответа, умудрился стать ещё более милым.       — Я имел в виду романтические чувства.       — Так, а что не так с романтикой? — поддразнил Кроули, делая вид, что и в самом деле не понимает.       Азирафаэль вздохнул:       — Забудь.       Повисло молчание. Кроули прислушался к едва слышно играющей песне и не выдержал, рассмеялся. Проигрыватель словно издевался, выбирая песни:

I'm in love with an angel Who's afraid of the light Her halo is broken But there's fight in her eyes Walls are built to keep us safe Until they're crashing down Worlds apart****

      Азирафаэль посмотрел на него в недоумении. Кроули, отсмеявшись, сказал:       — Ладно. Есть один парень, вылитый ангел. Меня с самой первой встречи подмывало спросить, не скучают ли Небеса по нему, но это тянуло на слащавую фразу из пикап-пособий для девственников, так что я держался так долго, как мог. Но всё. Финиш. — Он усмехнулся широко, пряча чувства и волнение за весельем: — Скажи: сильно ли скучают Небеса по своему самому красивому ангелу?       Азирафаэль прыснул, краснея пуще прежнего, и улыбка, заигравшая на его губах, отразилась в глазах, делая их сияющими, как звёзды:       — Я не знаю. И это действительно ужасный флирт. Ужасно милый и нелепый.       — Для неодобрения у тебя слишком довольный тон, — заметил Кроули, расслабляясь.       — Кто сказал, что я не одобряю? — с игривыми нотками поинтересовался Азирафаэль.       Кроули вновь покосился на него. Азирафаэль всё ещё улыбался, нежно, тепло, и смотрел чуть кокетливо. Его Ангел был неидеальным. Нереальным. Неземным… И в этот момент Кроули окончательно осознал, что влюблён до чёртиков.

***

      Они встречались. Совершенно точно, при том, что за последующие две недели их отношения так и не перешли в горизонтальную плоскость. Воздержание, которое длилось по сути с самого знакомства с Азирафаэлем, здорово изводило, но Кроули терпеливо ждал (надеясь, что оно не добьёт его раньше, чем он дождётся) и даже не особо усердствовал с намёками. Он не хотел давить. Тем более Ангел и так стал с ним более открытым и тактильным. Объятий и прикосновений у них было много. А вот поцелуй всего один. Совершенно издевательский. Прощальный. Кроули подозревал, что в глубине души Азирафаэлю нравилось его изводить. Иначе как объяснить, что их первый поцелуй случился тогда, когда нужно было срочно ехать в Плимут на несколько дней. Кроули думал, что Азирафаэль пожелает ему удачи и помашет ручкой, но Ангел обхватил его лицо мягкими пальцами и поцеловал в губы, нежно, уверенно, раскованно. Возмутительно горячо, так, что хотелось пустить корни в асфальт, продлить этот момент до бесконечности и не уезжать вообще никуда. «Я буду скучать, возвращайся поскорее», — сказал Ангел, отступая: ну точно издевался!       И Кроули было сложно (почти невозможно) заставить себя думать о деле, а не о том долгом поцелуе, обо всём, что вообще происходило между ним и Азирафаэлем. Его всегда забавляло, как влюблённость отключала мозг у людей, чем порой удобно было пользоваться, а теперь — впервые — это работало против него.       Тем не менее, заказ выдался интересным. Кроули любил загадки, а новый отель с пафосным названием «Сердце моря» рядом с набережной Ла-Манша был не лишён странностей, да и секретов, судя по всему, тоже. Всё началось довольно обыденно. Клиент был заинтересован в покупке «Сердца моря», но его смутила достаточно невысокая для отеля такого класса цена, которую владелец объяснял отсутствием меблировки на четвёртом и пятом этажах и нежеланием дальше вести этот бизнес. В задачу Кроули входило поселиться там и выяснить, нет ли у отеля каких-нибудь проблем, о которых замалчивалось.       Собственно, отсутствие меблировки на верхних этажах уже настораживало. Отель располагался на набережной, из окон — прекрасный вид на гавань и синий простор пролива, что наверняка обеспечивало его привлекательность в глазах приезжих. Тем не менее больше года здание работало не на полную мощность. Какой в этом смысл? Не хватило денег на то, чтобы обставить мебелью полностью? Кроули сразу же проверил эту версию: у владельца не имелось финансовых проблем. Более того, в этом году он приобрёл дорогущую недвижимость в Манчестере, а значит, вместо этого он запросто мог влить средства в отель. Конечно, нежелание заниматься «Сердцем моря» — достаточно весомый аргумент не вливать в него средства и торопиться с продажей. Но всё же интуитивно Кроули чувствовал здесь подвох. Который предстояло обнаружить (или убедиться, что его нет).       Проживание оплачивал клиент, поэтому Кроули, выбирая номер, не стал скромничать и забронировал односпальный люкс. Отсюда он и начал более близкое знакомство с отелем, дотошно осмотрев меблировку: всё дорого, прилично и со вкусом. Как и дизайн в целом. К звукоизоляции тоже претензий не возникло.       Кроули потратил много времени на общение с постояльцами и персоналом, но это ничего не дало. Первые в основном отзывались положительно и о сервисе, и об отеле в целом; вторые, к большому огорчению, умели держать язык за зубами и даже если что и знали о подводных камнях в предстоящей сделке, не спешили этим делиться. Кроули подумал, что неплохо было бы попробовать вывести кого-то на беседу в неформальной обстановке: чуточку обаяния (ненавязчивого флирта, возможно), побольше алкоголя — и, как правило, собеседник уже меньше следил за словами. Проблема заключалась в том, чтобы правильно определить человека, который мог бы знать что-то полезное.       В итоге второй день он потратил на дальнейший осмотр отеля (включая необустроенные последние этажи) и общение с менеджером, Дженой, которую удалось уговорить на совместный ужин в номере. В итоге Кроули получил два долгих часа трёпа обо всём на свете, кроме того, что его действительно интересовало, и весьма навязчивые приставания в довершение, от которых пришлось едва ли не отбиваться. Правда, всплыл любопытный факт: работникам отеля, оказывается, было обещано, что при его переходе к новому владельцу за ними сохранятся занимаемые должности. А значит, в молчании относительно любых недостатков отеля они были вполне заинтересованы. «Хитро», — одобрил Кроули. К разгадке его это не приблизило, а признавать своё поражение не хотелось. Больше из гордости, чем из нежелания терять приличную сумму гонорара (хотя и это тоже).       В чём всё-таки заключалась проблема «Сердца моря», удалось выяснить на третий день, там, где этого меньше всего можно было ожидать. На подземной парковке под отелем. Кроули решил её исследовать скорее для галочки, ни на что особенно не рассчитывая. А зря. Отгадка обнаружилась, стоило только запрокинуть голову и присмотреться к колоннам здания.       — Охренеть… — Кроули сузил глаза, разглядывая мелкие трещины на белых колонах вверху, у бетонных перекрытий.       Он мало смыслил в строительстве и конструировании, но вряд ли подобный дефект на несущих конструкциях отеля являлся нормой. И это объясняло отсутствие меблировки и, соответственно, постояльцев на последних этажах. Судя по всему, имелся нешуточный риск, что здание могло не выдержать полную нагрузку, на которую вообще-то должно было быть рассчитано. Это было странно. Такая грубейшая ошибка… При проектировании, строительстве? Человеческий фактор во всей красе. И, судя по тому, что владелец хотел сбагрить отель по невысокой цене, решение проблемы если и существовало, то крайне сложное или затратное.       — Ну и ну, — пробормотал Кроули и обошёл парковку, фотографируя колонны, на отдельных кадрах акцентируя особое внимание на трещины: тонкие, едва заметные, но сулящие огромные проблемы.

***

      — Здание небезопасно, а ты всё равно собираешься заночевать в нём? — озадачено спросил Азирафаэль.       — Да не обвалится оно при малейшем чихе. Я показывал фотографии инженеру-конструктору, прямо сейчас никакой опасности нет, — лениво ответил Кроули, нежась в тёплой воде большого овального джакузи. — Проблемы начнутся, если людей и тяжёлых вещей значительно прибавится. — Он вздохнул. — Я с утра встречаюсь с клиентом. Он с собой захватит специалистов, они всё осмотрят, вычислят уже более точно, что к чему и в плане безопасности, и в плане финансовых затрат. Думаю, сделка не состоится или её цена упадёт в разы. Мне в общем-то всё равно, свои деньги я при любом раскладе получу.       — Так ты завтра возвращаешься или по обстоятельствам?       — Постараюсь вернуться ещё в первой половине дня. Пообедаешь со мной?       — М-м, у меня завтра большая поставка книг, но я попробую разобраться с ней к обеду.       — Давай. Я…       Кроули замялся, на языке вертелось: «Безумно соскучился по тебе». Собственные мысли показались ему такими громкими, что он засомневался, точно ли не сказал их вслух. Но Азирафаэль уточнил:       — Что ты?       — Успел соскучиться по Лондону.       В динамике раздался смешок:       — Думаю, это взаимно.       Судя по довольному тону, Азирафаэль всё-таки правильно истолковал его слова, что придавало лёгкой двусмысленности ответу. Кроули не сдержал довольной улыбки. Вспомнил тёплые ласковые пальцы Азирафаэля на своём лице, мягкие, но настойчивые губы на своих губах — и сердце забилось чаще. Дурацкая влюблённость изводила его сладко и мучительно. Хотелось прямо сейчас сорваться с места и приехать, вернуть поцелуй, много поцелуев, как бонус. Его присутствие следующим утром в отеле не было такой уж необходимостью: свою основную работу он выполнил, остальное могло и потерпеть. И всё же он пересилил в себе этот порыв: не хватало ещё окончательно превратиться во влюблённую размазню!       Уже лёжа в постели Кроули полистал фотографии в приложении на телефоне. Мимолётная мысль, что очень жаль, что Ангела в Инстаграме точно нет, заставила его застонать в раздражении на самого себя. «Ну вот опять!». Попытки поменьше думать об Азирафаэле как-то сами собой привели к разглядыванию фотографий его родни. Адам Фёрст не захотел отказываться от интересного и прибыльного дела, как и оставлять семью надолго, поэтому решил дилемму просто: взял жену и дочку с собой. Его страничка пестрила семейными фотографиями на фоне музеев, парков и прочих достопримечательностей Вашингтона. Через два дня они возвращались домой: сделка прошла успешно. Фотография красивого, но сволочного белого коня с серебристо-серой гривой и довольного сына посла, обнимающего скакуна за шею, прилагалась.       Глаза слипались. Кроули сомкнул веки всего на секунду, как он думал, и провалился в мутные, расплывчатые сновидения. Затем всё резко обрело чёткость.       Знакомая улица Лондона в сером свете раннего утра. Азирафаэль, бегущий по тротуару, судорожно вцепившись пальцами в ремень кожаной сумки на плече. Суетящиеся вокруг взволнованные люди. Приближающийся вой сирены. Клубы дыма, взмывающие вверх, и книжный магазин, за стеклами окон которого плясали огни.       — Вы владелец? — взволнованно спросила какая-то девушка, на которую Азирафаэль в спешке чуть не налетел.       — Да, это я, — отозвался Азирафаэль, на несколько шагов замедлившись. — Извините.       Кроули уловил исходящую от него тревогу, близкую к панике.       — Мне очень жаль, — пробормотала девушка уже вслед, так как Азирафаэль понёсся к магазину, на ходу достав ключ из кармана пиджака.       — Ангел, стой! — Кроули бросился его догонять. — Я не думаю, что это хорошая идея. Подожди.       Азирафаэль, разумеется, его не слушал. Не слышал. Отомкнув замок, он вбежал в магазин. Кроули последовал за ним, захлёбываясь в чужой — и своей — панике. В помещении огонь жрал книжные полки вокруг, а дымовая завеса смазывала видимость. Азирафаэль закашлялся, прикрывая рот рукой, огляделся вокруг, и Кроули понял, что в его лёгких тоже полно дыма.       — Ангел. — Кроули закашлялся, шагая к нему. — Убирайся отсюда! Что ты творишь?!       Один из полыхающих стеллажей рухнул, выбив стекло в окне. Хлопнула входная дверь. Азирафаэль обернулся на звук, выглядя ужасно напуганным, раздавленным горем. Кроули протянул руку к его плечу, желая ободрить и напомнить: нужно уходить, здесь уже ничего не спасти. Раньше, чем он успел его коснуться, Ангел исчез. А затем и весь горящий магазин растаял в дыму.       Кроули проснулся в холодном поту. Простынь сбилась, ноги запутались в одеяле. Лёгкие нещадно драло, во рту горчило, хотя никакого дыма не было и в помине. Он находился в роскошном гостиничном номере, ничего не горело. Паника не отступала, от неё скручивало желудок и дрожь шла по всему телу. «Азирафаэль…».       Этот сон. Это было… Нет, это будет. Если не вмешаться. Конечно же он вмешается, не допустит. Рефлекторно кашляя, стараясь избавиться от клубов-дыма-которых-не-было в лёгких Кроули поднял взгляд на прикроватную тумбочку: горел не выключенный ночник. Телефон обнаружился не там, а на самом краю кровати. Должно быть, Кроули уснул с ним в руках, да так и выронил. Он потянулся за телефоном, но пальцы словно одеревенели: вместо того, чтобы схватить устройство, он ненароком толкнул его от себя. Телефон соскользнул с кровати на пол.       — Чёрт! — хрипло выругался Кроули, когда у него получилось наконец отдышаться… и откашляться. — Чёрт! Чёрт!       Он сел на край кровати и поднял с пола телефон. Включил экран. На дисплее высветилось время: семь часов тринадцать минут. Кроули выбрал в списке контактов Азирафаэля и позвонил, едва не оглушённый собственным взбешённым сердцебиением. «Возьми трубку. Пожалуйста, возьми…»        Безэмоциональный женский голос сообщил ему, что абонент недоступен.