Алая земля

      Джералд вернулся домой поздно, гораздо позже, чем я, и от него пахло виски. Как оказалось, Джиму Тарлтону непременно надо было выпить за здоровье и доброту его жены и разделить с моим отцом радость от наличия в ней этих качеств.       Я в очередной раз поймала себя на мысли, что называю Джералда и Эллин отцом и матерью, и это не показалось мне странным. Будто так и должно было быть.       Временами мне все еще хотелось вспомнить, кем я была до того, как попала сюда. Чем занималась? Почему, черт возьми, я оказалась именно в этой вымышленной семье? Кто придумал, что так должно быть?       Но ответов на эти вопросы у меня не было, да и вставали более насущные проблемы.       Например, как вести себя с Реттом Батлером при встрече. Периодически он возникал в моей голове, и ощущения были, прямо скажем, непривычные. И сердечко трепыхалось, и дыхание перехватывало. И это только от мыслей о нем!       В такие моменты я чувствовала себя самой натуральной барышней из старых романов, а потом вспоминала, что я вообще-то она и есть.       Я не знала, была ли я влюблена в прошлой жизни, была ли я замужем. Я даже не представляла, сколько мне было лет, когда я умерла. Впрочем, судя по уровню моего мышления, вряд ли мне было больше тридцати.       Хотя кто его знает. Может, в прошлой жизни я была инфантильной старушкой?       Как бы то ни было, следовало признать, что мне нравилось быть Скарлетт О`Хара.       С этими сумбурными мыслями я уснула.       Утром меня разбудила Сьюлин. Она решила, что я украла ее заколку для волос, и потому подняла вселенский крик.       Через минуту после начала ее истерики по лестнице взбежала Роза, которая нашла заколку за комодом в гостиной.       Сьюлин все равно была недовольна и вышла из моей комнаты, сохраняя угрюмое выражение лица.       А я осталась недоумевать, почему на громкие звуки не явилась Эллин. Ответ на этот вопрос я получила от Розы. Оказывается, они вместе с Мамушкой ранним утром поехали к Слэттери. Снова там кто-то захворал.       Я похолодела. Совсем из головы вылетело – ведь это Слэттери сведут маму в могилу! С этим надо было что-то делать, но в вопросе оказания помощи сирым и убогим на Эллин влияния не имел никто. Даже Мамушка.       Стало быть, надо уговорить ее уехать в Чарльстон на время войны. Пусть гостит у тетушек. Да и сестер пусть заберет.       Но тогда нужно будет что-то придумать с отцом. Один он не справится с плантацией и армией янки.       Да и о чем я говорю? Эллин не уедет без него.       Ладно, об этом можно подумать еще попозже. У меня больше года, чтобы решить этот вопрос.       Я с трудом дождалась, пока Эллин вернулась домой, но ожидание мое было вознаграждено: она поговорила с отцом, и тот согласился отправить в Англию на хранение треть прошлогоднего урожая. Уже сегодня вечером негры должны были отвезти в повозке на станцию несколькими партиями тюки хлопка, а рано утром погрузить их в поезд. А дальше, я надеялась, он попадет в Англию.       Я представления не имела, сколько это может стоить, но была рада, что хотя бы тут мы немного подстраховались.       Надо было подумать и о неграх. После войны останутся только Мамушка, Порк и Дилси. Да еще Присси, от которой никакого толку. Может, как-то замотивировать полевых негров остаться? Пусть какая-то их часть продолжит работать на хлопковых плантациях.       Неожиданно мысли мои потекли в ином направлении. Я уже столько времени жила в семье южного плантатора и до сих пор не свыклась с тем, что хозяева могут распоряжаться рабами по своему усмотрению. В том числе, продавать их.       Если негры после войны все равно разбегутся, то почему бы не продать их сейчас? Понятно, что о продаже всех отец и слышать не захочет. Но хотя бы часть…       В прошлой жизни с вопросом рабства я сталкивалась только в книгах по истории и соответствующих фильмах. Сейчас же я могла повлиять на продажу хотя бы десяти человек. Думала ли я о том, насколько это аморально?       Конечно, думала. Но аморальным (и, кстати, незаконным) это было по меркам двадцать первого века.       В 1861 году на Юге Америки это было в порядке вещей. Моя совесть практически не сопротивлялась, и это должно было меня ужаснуть, но нет. Все мои мысли были направлены на то, чтобы обеспечить себе и своей семье достойное будущее. А моральные вопросы занимали в этих думах не первые места.       Теперь следовало найти заинтересованного в покупке нескольких негров плантатора. Напрямую подходить с этим вопросом к отцу я не собиралась. Впрочем, как и к матери.       Может, снова обратиться к Эшли? Впрочем, нет. Он говорил, что все равно собирался распускать негров. Он не заинтересован в их покупке. А предложить это дело Джону Уилксу было равносильно тому, чтобы сообщить о своем намерении Джералду.       Нет, Уилксы не подходили.       Калверты? У них и без того больше всех рабов в округе.       Может, Фрэнк Кеннеди? Он, конечно, прижимист. Но я смогу его убедить, что это важно для Сьюлин. Наплету что-нибудь и попрошу держать в тайне. Скажу, что Сьюлин с детства была привязана к какой-нибудь нашей семье негров, играла с детишками, была ласкова со взрослыми, и будет рада видеть их в дальнейшей семейной жизни.

***       Всего через неделю семейство О`Хара в полном составе направилось в Двенадцать Дубов на свадьбу Мелани Гамильтон и Эшли Уилкса.       Гостей было не так много, как на недавнем барбекю, но они заполнили собой, кажется, весь дом. Молодоженов поздравляли все соседи, кроме Макинтошей и Слэттери; приехали гости из Чарльстона, Мейкона, из Саванны. Половина из них не была мне знакома, и я только вежливо раскланивалась с дальними родственниками Уилксов и Гамильтонов. Прибыла тетушка Питтипэт из Атланты и дядя Генри, и оба они делали вид, будто незнакомы друг с другом.       Приехал также Фрэнк Кеннеди, и мне удалось улучить момент и застать его одного. Как и собиралась, я наплела ему историю про Сьюлин, и он расцвел от осознания того, какой приятный сюрприз сделает своей невесте. Я также сообщила, что папа будет чувствовать себя неловко, принимая деньги от будущего зятя. Вот если взамен рабов он вручит какие-нибудь драгоценности, которые точно так же будут подарены Сьюлин…       Извинившись, я покинула общество Фрэнка и заметила, что он отправился на поиски моего отца. Остается надеяться, что Джералд О`Хара согласится продать ему негров.       Мелани была потрясающе счастлива, и от того потрясающе красива. Эшли же явно чувствовал себя неловко, когда подошла моя очередь поздравить и поцеловать новобрачных.       - Скарлетт, пообещай мне, что приедешь погостить к нам с тетушкой Питтипэт, - улыбнулась Мелани, и я, конечно, согласилась.       Почему-то я думала, что это само собой разумеется – мое предстоящее проживание на Персиковой улице. И только сейчас сообразила, что та Скарлетт жила в Атланте на правах вдовы Чарльза, а мне пришлось бы выдумывать предлог, если бы не это приглашение.       Я задумалась. Та Скарлетт была замужем за Чарльзом, а через девять месяцев у нее родился сын – Уэйд. Таким образом, в гости к Мелани она уехала примерно через год после свадьбы. И весь этот год она страдала по своей безвременно ушедшей юности и Эшли.       У меня же в анамнезе таких трагедий не имелось, и я надеялась избежать их и в дальнейшем.       Я собиралась поехать в Атланту уже через несколько недель, так как там будет больше возможностей встретиться с Реттом, чем если я буду сидеть в Таре.       Недели до отъезда я провела за удивительными занятиями. Если бы кто-то из домашних застал меня за тем, как я ночами копала землю у беседки или забиралась в погреб за семенами, они не поверили бы своим глазам.       Но я решила подстраховаться на случай, если ход войны не изменится, и янки все же доберутся до Тары.       Насколько я помнила, под беседкой Джералд закопал кукурузное виски (так и оказалось), и туда же я прикопала найденные мною семена в холщовых мешочках. Оставалось надеяться, что они не прорастут раньше времени.       Свежевскопанная земля озадачила бы тех, кто ее увидел, так что я прикрыла ее ветками разросшейся ежевики.       Также я собрала все свои драгоценности. Вынула их из чехлов и коробочек, и все они поместились в бархатном мешочке. Его я собиралась взять с собой в Атланту и попросить Ретта продать хотя бы часть, а деньги положить на мое имя где-нибудь в Ливерпуле.       Несмотря на все предпринятые мной действия, я казалась самой себе жутко беспомощной. Ну что такое эти мешочки с семенами, если янки поступят с Тарой так, как в книге? Или взять драгоценности. Допустим, Ретт пойдет мне навстречу и сделает так, как я прошу. А что потом? Вот понадобятся мне деньги – заплатить налог за Тару, к примеру. Как я их получу? Поеду в Англию?       Надо думать, что если Батлер не мог подобраться к своим собственным счетам во время войны, то я и подавно. Я же ничего в этом не смыслю, а значит – буду зависеть от него.       Но других идей мне в голову не приходило, и я решила плыть по течению.       Через три недели после свадьбы Уилксов течение принесло меня в Атланту. На вокзале меня и Присси встретил дядюшка Питер. Он уложил в коляску многочисленные баулы, помог нам сесть в нее и повез к дому тети Питтипэт.       Больше месяца я жила в вымышленном мире, и за это время я полюбила этот самый мир как родной. Все эти цветочные клумбы, длинные ряды возделанных полей, поездки на лошадях, учтивые джентльмены и воспитанные леди; и все такое плавное, величавое, неспешное.       Однако все эти впечатления мне подарила провинция – Тара, Двенадцать Дубов, поместья Калвертов и Фонтейнов.       Атланта же была совсем другой. Это был город бурлящий, кипящий. Здесь была совершенно разношерстная публика: по большей степени, конечно, леди и джентльмены, но среди толпы я, как и та Скарлетт, увидела ярко-рыжие волосы и чуть шею себе не свернула, вглядываясь туда, где стояла их обладательница. Спрашивать у Питера, кто она, я не стала, чтобы не навлекать раздражения. Ее имя и так было мне известно – Красотка Уотлинг.       По дороге мы несколько раз останавливались. Миссис Бонелл, кажется, училась с моей матерью. Миссис Элсинг, если память мне не изменяла, тоже была знакома с Эллин.       Я надеялась избежать встречи с миссис Мериуззер и миссис Мид, потому что совсем не хотела работать в госпиталях. Однако Питер останавливал лошадь как будто у каждого дома в Атланте, и встречи с этими матронами я не избежала.       Обе они крайне радушно восприняли мое появление, так как тоже знавали или хотя бы слышали про Эллин из Робийяров. Они выразили надежду, что я хорошо проведу время в Атланте, и мы распрощались едва ли не добрыми подругами.       Уже подъезжая к дому тети Питтипэт, я сообразила, что приехала в Атланту на год раньше той Скарлетт, а значит, речи о госпиталях пока и быть не может. Во всяком случае, о том, чтобы там требовалось присутствие простых жительниц города, а не сестер милосердия.       Новобранцы только уехали в Виргинию, и я даже не была уверена в том, начались уже бои или еще нет.       Мелани и тетушка Питтипэт приняли меня как родную, мы несколько раз в неделю наносили визиты соседям, и вскоре праздная жизнь стала меня утомлять.       В Таре мне тоже не приходилось трудиться – для работы по дому, в поле, в конюшне, в саду были слуги. Но там был простор, какого не мог мне дать домик тети Питти.       Я познакомилась с Мейбелл Мерриузер, Фэнни Элсинг и другими девушками, но разговаривать с ними было жутко скучно. Все беседы сводились к выбору ткани для нового платья и к тому, какими возмужавшими и красивыми вернутся наши солдаты с войны.       Они, кажется, думали, что война – это такое массовое барбекю.       Порой, когда заходили разговоры про Правое Дело и все с ним связанное, в глазах Мелани появлялся фанатичный блеск, но в остальном она оказалась очень достойной и образованной девушкой. С ней действительно было интересно поговорить и обсудить книги. Однако приходилось тщательно подбирать темы. Иногда я не была уверена, в каком году была написана та или иная книга и обходила ее стороной.       Дни проходили за днями, недели за неделями, а жизнь текла все по тому же расписанию. Газеты печатали результаты прошедших сражений, и я понимала, что война развивается по обычному сценарию.       А через два месяца в дом на Персиковой улице пришла телеграмма, а за ней письмо с соболезнованиями от полковника Хэмптона, в чьем полку служил Чарльз Гамильтон.       Мелани и тетушка Питти надели траур, а я несколько ночей не могла сомкнуть глаз. Быть может, если бы я только предложила ему пойти в другой полк, да хотя бы во внутреннее охранение Атланты, он был бы жив?       Я чувствовала себя виноватой не только перед Чарльзом, но и перед женщинами, приютившими меня. Что, если в моих силах было предотвратить его смерть, а я даже не попыталась?

***       Южане были довольны победами и считали, что еще одна-две решающих битвы – и конфедераты вернутся домой. Может быть, поспеют прямо к Рождеству.       Но время шло, и, наконец, стало ясно, что янки не так легко победить, как казалось в начале войны. К концу 1861 года Западная Вирджиния практически вся была занята северянами.       После Рождества дамский комитет под председательством миссис Мерриузер и аналогичная организация, возглавляемая миссис Мид, запланировали организовать уход за ранеными солдатами. Ухаживать должны были все свободные дамы – замужние и незамужние.       В Атланте сосредоточилась масса госпиталей, через нее проходили железнодорожные пути и дороги. Раненых регулярно привозили и размещали в госпиталях. Пока еще количество их не приводило в ужас, но я подозревала, что Джефферсон не получил моего письма. А если и получил, то прочитал, сморщился от досады и выкинул. Так что в течение следующих четырех лет количество раненых и убитых будет только увеличиваться в геометрической прогрессии.       И я не знала, что с этим можно сделать.       На Рождество я хотела поехать домой, в Тару, но Мелани и тетя Питтипэт слезно уговаривали меня остаться с ними и погостить еще немного, и я сдалась.       Чтобы поднять боевой дух солдат, городской совет организовал рождественский бал, и я собиралась блистать на нем.       Многие воины, в том числе и Эшли, приехали домой на побывку, поэтому нужды в поклонниках я не испытывала.       Мелли и тетя Питти на бал не могли пойти, поскольку еще держали траур по Чарльзу, поэтому меня сбыли с рук на руки капитану Кэйри Эшберну. В его коляске мы прибыли к дому Бонеллов, где и проводился бал.       Крыша и балконы были украшены светящимися фонариками, изнутри доносилась громкая музыка и веселый смех. На улице гостей почти не было, поскольку погода совсем не располагала к прогулкам. В прихожей капитан помог мне снять меховую накидку и провел в зал.       А здесь звучали радостные голоса, кавалеры танцевали с дамами, четверо негров играли на музыкальных инструментах, вокруг гостей юркими ящерками проносились слуги с напитками, и общее настроение было определенно праздничным.       Разговоры вокруг были только о войне, хоть и с оптимистичным налетом. Все говорили о том, как будет здорово встретить следующее Рождество в мирное время, ведь не сегодня, так завтра янки сдадутся, и конфедераты вернутся домой к родным.       Капитан Эшберн, впрочем, участия в этих разговорах не принимал. Он выздоравливал после пулевого ранения в плечо и собирался отбыть на фронт уже через несколько дней.       - Вы будете ждать меня, Скарлетт? – спросил он, сидя в соседнем кресле.       Вместо ответа я улыбнулась ему одной из самых своих чарующих улыбок и смущенно отвернулась. Тут же взгляд мой зацепился за высокую, широкоплечую фигуру, принадлежащую, несомненно, Ретту Батлеру.       Поймав мой взгляд, он отсалютовал мне фужером, который держал в руке, а затем поклонился. Все это он проделал с отвратительной усмешкой. Я решила, что он лукавил, когда говорил Скарлетт, что полюбил ее с первой встречи в Двенадцати Дубах. Невозможно вести себя так ужасно, если влюблен в человека.       Мне стало душно и тяжело дышать. Хотелось выйти на улицу прямо в платье, без меховой накидки, но я понимала, что Батлер может счесть это за приглашение присоединиться. А мне не хотелось оставаться с ним наедине.       Внутренний голос недоуменно напомнил мне, что в Атланту я приехала как раз за тем, чтобы увидеться с Реттом Батлером. Но я постаралась заглушить этот голос, понимая, что не смогу и минуты провести рядом с мужчиной, один вид которого заставляет подгибаться мои колени. О, святые угодники!       Как назло, Кэйри позвал кто-то из мужчин, и он покинул меня, извинившись.       Словно грациозная пантера, Батлер направился ко мне сквозь толпу гостей. По дороге он подхватил с подноса стакан с джулепом, очевидно, для меня.       Я постаралась взять себя в руки. Можно, конечно, под благовидным предлогом покинуть зал. Но, во-первых, это выставит меня трусихой, а, во-вторых, будет выглядеть совершенно невежливо.       И потом, я же не могу вечно убегать от Ретта? Я же не ребенок, в конце концов.       - Ваш напиток, мисс, - Батлер протянул мне стакан, умудрившись слегка наклониться. Со стороны это выглядело, будто он до невозможности преклоняется передо мной.       - Благодарю вас.       Я постаралась, чтобы голос мой звучал максимально ровно, чтобы Ретту не к чему было прикопаться, но он все равно расхохотался.       - Ах, Скарлетт, когда вы начинаете строить из себя великосветскую даму, это так забавляет меня.       - Ваше поведение крайне далеко от поведения настоящего джентльмена, - холодно сообщила я ему, но он не смутился.       - Мы же в самом начале нашего знакомства выяснили, что я не джентльмен, а вы не леди.       - Если вы думаете, что можете оскорблять или шантажировать меня той сценой в библиотеке, то вы глубоко ошибаетесь.       - Помилуйте, Скарлетт. Я не собирался вас шантажировать. Я умею добиваться желаемого другими средствами.       Взгляд его скользнул к моим губам, и меня обдало жаром. Эта реакция на него (как из старых романов, ей-богу) раздражала меня.       Не придумав достойного ответа, я отпила немного из стакана и заметила, как уголки его губ поползли вниз.       - Я уверен, что вы хотите танцевать, Скарлетт.       - На приглашение это не очень-то похоже.       Ретт протянул мне руку.       - Мисс О`Хара, прошу вас, окажите честь и станьте моей спутницей на этот вечер. Подарите мне право вести с вами сольную партию в…       - Ах, да прекратите же, Ретт!       Впрочем, он был прав. Танцевать мне действительно хотелось, а капитан Эшберн все разглагольствовал с хозяином дома и еще несколькими мужчинами на неизвестные мне темы.       Я поднялась с места, поставила стакан на столик и вложила свою руку в его. Он усмехнулся и вывел меня к танцующим парам.       Оказавшись посреди зала, я вдруг пришла в ужас: что, если память Скарлетт не подскажет мне правильные движения? Это же рождественский бал девятнадцатого века, а не вечеринка у друзей в моем прошлом мире.       К счастью, обошлось. Тело будто только и ждало, когда окажется в танце, и Ретт не удержался от комплимента.       - Вы прекрасно вальсируете.       - Спасибо, - я тряхнула головой, и сережки в ушах закачались в такт танцу. В объятиях Ретта было так комфортно, так правильно.       - Знаете, Скарлетт, если бы взгляд мог убивать, мое бездыханное тело лежало бы сейчас бесформенной кучей подле ваших ног.       Я недоуменно подняла на него глаза, а он насмешливо кивнул в сторону капитана Эшберна, сверлящего нас взглядом.       - Капитану Эшберну совершенно необязательно было покидать меня посреди мероприятия, - заявила я, и Ретт рассмеялся.       - О вашей добродетели и терпении стоило бы слагать легенды.       - Ох, увольте меня от вашего сарказма, Ретт. Лучше скажите, это правда, что вы тот самый капитан Батлер?       - Героически прорывающий морскую блокаду? К вашим услугам. А почему вы спросили? У вас заканчиваются ткани на платья?       - Нет. Просто я надеялась, что хотя бы блокаду купируют, - ляпнула я, не подумав.       Ретт не сбился с ритма, только остро взглянул на меня.       - «Хотя бы блокаду»? Что вы имеете в виду, Скарлетт?       От ответа меня избавил громкий голос хозяина вечера. Оказывается, музыка закончилась, а мы с Реттом все продолжали танцевать.       - Проводите меня, пожалуйста, к креслам.       Ретт исполнил мою просьбу и удалился, так как мистер Бонелл решил чествовать героя, прорывающего блокаду. Пока Батлеру рукоплескали, я попросила Кэйри Эшберна отвезти меня домой, и спустя четверть часа уже поднималась в свою спальню в доме на Персиковой улице, думая о том, что при разговоре с Реттом надо аккуратнее подбирать выражения.