Baby, did you forget to take your meds?

В почти пустой столовой все еще пахло куриным супом, и пачка печенья, лежащая на потертом столе, не могла посоревноваться в битве ароматов. Дневной свет едва освещал комнату из-за грязных окон, но никто не торопился их мыть. Маринетт сидела на стуле и улыбалась. Том, давно отвыкший от вида счастливой дочери, едва сдерживал слезы. Кажется, с их последней встречи он располнел и едва помещался в свою привычную одежду. — Я так рад, что тебе стало лучше, дорогая! Ты не представляешь, как мы волновались, — руки мужчины дрогнули, и он тут же попытался их спрятать под стол. — Ну пап! Осталось всего полтора месяца — и я буду дома. Ты же не стал переделывать под пекарню и мою комнату? — девушка хихикнула. — Нет, что ты! Мы очень ждем твоего возвращения. Тебя тут никто не обижает? — Все хорошо. Со мной все вежливы, кормят неплохо, но дома, конечно, лучше. Я скучаю по твоей готовке, — Мари надула губу. — Обещаю, в следующий раз принесу тебе меню на день! Что ты хочешь? Жульен? Бефстроганов? Я приготовлю все, что захочешь! — Том тут же воспрял духом и покраснел. — Подойдет все, что угодно. Кстати, — Маринетт замешкалась. — Хлоя не приходила? — Да, она появлялась, — мужчина тот же помрачнел. — Сказала, что подождет окончания твоего лечения и примет обратно на работу. Мари, если ты не хочешь, ты всегда можешь оставаться помощницей в пекарне. Мы с мамой поддержим любой твой выбор. Мы любим тебя. — Я пока не могу ничего загадывать… Но, возможно, я вернусь к прежней работе. В пекарне я столько не заработаю, — улыбнулась дочь. — И я вас тоже очень-очень люблю. Я боялась за вас больше, чем за себя. Мне казалось, что Хлоя разрушит ваши жизни из-за моей ошибки… Маринетт опустила голову. У нее были хорошие отношения с родителями, однако говорить так искренне и откровенно она все равно не привыкла. Но и держать все чувства в себе — дурная затея, которая уже сыграла с Дюпен-Чен злую шутку. Том протянул руку и погладил дочь по голове. — Детка, ты не обязана за нас отвечать. Мы — твои родители, и это наша задача — заботиться о тебе. Даже если бы Буржуа что-то нам и сделали, мы бы защитили тебя. Ты — наша главная ценность, а не пекарня. Я бы и мэру лицо приукрасил, если бы понадобилось. Том рассмеялся и Мари улыбнулась. Сейчас она понимала, что родители положили ее в больницу не из вредности. Они действительно хотели ей помочь — но это выглядело предательством в глазах девушки. Ее болезнь управляла ее разумом, поступками и ощущениями. — Пап… Почему мама не пришла? Она злится на меня? — Кто-то же должен следить за пекарней. Мы теперь бросаем жребий, кто едет к любимой дочке! — Том начал активно жестикулировать, чтобы показать этот процесс. — Нет, мой день! Но, дорогой, это же я ее рожала! Нет, это моя кровиночка! Ух! Маринетт рассмеялась. — Хорошо. Я была рада с тобой увидеться. — Выздоравливай скорее, — отец обнял девушку, перед тем как уйти. Мари долго думала о том, что из-за ее ошибки сломаются жизни близких. И только сейчас она видела четко и ясно — жизнь идет своим чередом, без какого-либо вмешательства. Семья Дюпен-Чен все так же владеет пекарней на одной из парижских улиц, развозит заказы и не нуждается в чем-либо. Несостоявшийся партнер женится, а злобная работодательница оказалась не таким чудовищем, как казалась изначально. На самом деле ничего не разрушилось, кроме самой Маринетт. Этим открытием хотелось поделиться с Адрианом, но он, скорее всего, не работал. Девушка вышла из столовой, воровато оглянулась — будто совершает какой-то непростительный грех — и, пока Рози отворачивалась, пробежала до кабинета Агреста. Уже знакомая дверь притормозила Мари. Вдруг его действительно нет на месте? Не слишком ли она навязывается? Он же ее врач, а не возлюбленный… Сердце замерло. Руки вдруг потяжелели. Мари не могла постучать. Адриан, конечно, слышал какое-то шуршание за дверью, но не придал этому никакого значения. Мужчина, можно сказать, прятался от всех и вся в больнице. Он отказался ехать с Нино на студию и слушать новый трек, отключил телефон, занес в черный список номера известных ему репортеров и молча изучал выбеленный потолок кабинета. Журнал с его интервью через пару недель появится на прилавках, а это значит — повышенное внимание вернется. Адриан уже отвык от толп преследователей, различных просьб и сотен сообщений в секунду. Когда он был на вершине популярности, большинство соцсетей за него вели агенты. Они отсекали спам, разбирали угрозы и признания в любви, отвечали по скриптам. Ни о какой личной жизни речи не шло — все переписки были известны отцу. Банальная возможность поговорить с кем-то тет-а-тет отсутствовала. И сейчас, когда Адриан отвоевал себе личное пространство, все могло встать под угрозу. Не дай бог какой-нибудь модный дом захочет возрастную модель. Шуршание за дверью стало громче. Неужели опять Рози что-то забыла? Адриан поднялся из-за стола и подошел к двери. Но, резко распахнув ее, он увидел совсем не того, кого ожидал. Маринетт стояла на пороге, переминаясь с ноги на ногу. На ней была совершенно очаровательная розовая сорочка до колен, которая подчеркивала невинность и молодость девушки. — Что-то случилось? Тебе нужна помощь? Не стой на пороге, заходи, — Адриан тут же провел Мари в кабинет и выглянул, чтоб убедиться, что на этот раз Рози их не заметит. Если кто-то узнает о его чувствах, придется отказаться от пациентки. — Я… Я хотела поделиться радостью! — выпалила Маринетт, так и стоя перед мужчиной, не проходя к стулу. — В семье все хорошо. Пекарня работает, Хлоя приглашает меня обратно на работу. Мир не рухнул из-за моей ошибки. Все хорошо, представляете, все хорошо! И если улыбка Адриана могла считаться выстрелом, то объятия Мари — запрещенным приемом. Она прижалась к мужчине всем телом, не скрывая своих чувств. Кадык Агреста дернулся от резкого сглатывания. Он уже не знал, чего хочет. Руки инстинктивно потянулись к хрупкой талии, чтоб обнять в ответ. Крошечное расстояние сократилось. Адриан чувствовал, как быстро бьется сердце Маринетт. Как приподнимается ее грудь при дыхании. Как она дышит, практически утыкаясь носом в открытые ключицы (и черт бы побрал футболку, надетую под белый халат). Ее теплое дыхание обжигало кожу, и Агрест прикусил губу, напоминая себе о том, что он обязан сдерживаться. Даже когда она замирает и покрывается мурашками от того, что Адриан провел кончиками пальцев по позвонкам. Даже когда Мари чуть заметно впивается ногтями в его спину, как могла бы при более откровенных обстоятельствах. Даже когда она поднимает взгляд — и смотрит так, будто уже давно призналась в ответных чувствах. — Это очень хорошо, — немного хрипло говорит Адриан и почти бежит за стол. — Я рад, что рациональные мысли подтверждаются действительностью. Тебе нужно отметить это в дневнике автоматических мыслей. — Да, да, извините, — девушка покраснела. — Я так обрадовалась, что совсем забыла… — Все хорошо, Маринетт. Можешь возвращаться в палату. И не забудь о следующем сеансе. — Хорошо. Дюпен-Чен исчезает из кабинета быстрее, чем в нем появилась, а Агрест вздыхает и закатывает глаза. С этой чертовой девчонкой все пошло не так.