Baby, did you forget to take your meds?

В больнице было непривычно тихо. Никто не советовал сменить стиль жизни, не комментировал глупые видео из интернета, не показывал рекорды в простых мобильных играх. Нино Ляиф сидел в собственном кабинете, заполнял бумаги для Маринетт Дюпен-Чен и думал, как же ему не повезло снова погрузиться в режим консультаций. Девушка располагалась напротив, глядя куда-то в окно. — Сегодня мы попробуем преодолеть чувство вины, которое продолжает тебя преследовать, несмотря на терапию. Скажи, ты готова обсудить этот вопрос или есть что-то, что тебе самой хотелось предложить? — психиатр оторвался от документов и взглянул прямо на пациентку. Брюнетка вздрогнула. — Да, я согласна. — Хорошо. Преодоление чувства вины и стыда включает в себя пять аспектов: оценка серьезности действий, оценка личной ответственности, прерывание молчания, возмещение причиненного вреда и самопрощение*. Сегодня попробуем пройти первые два-три шага, далее — будем действовать по обстоятельствам. Если ты почувствуешь себя некомфортно или неловко, обязательно об этом сообщи. Захочешь плакать, смеяться или кричать — не нужно сдерживать себя, ты имеешь право проявлять любые эмоции, какие захочешь, — Ляиф говорил тихо и медленно, но достаточно вкрадчиво, чтобы каждое слово звучало значимо. Если при первой встрече он пугал девушку, при второй — раздражал, то сегодня казался обыкновенным врачом, занятым привычным делом. Маринетт постаралась расслабиться. Она прижалась спиной к спинке кресла, перестала цепляться пальцами за стол и перевела взгляд на психиатра. Он обязан ей помочь. Ей нужно выздороветь как можно раньше. — Как я понимаю, твое чувство вины вызвано аварией, так? — Да, — кивнула Мари. — А как другие люди расценивают серьезность этой аварии? Твои родители, Хлоя, ее семья? — Мама с папой безумно испугались за меня, — начала девушка. — Хлоя… Мне казалось, что она разозлится и изживет меня со света, но, кажется, работник для нее важнее, чем очередная машина. Ее семья не высказывала никаких претензий. — То есть, окружающие люди беспокоились только о тебе и твоем состоянии, а не о других вещах? Правильно я понял? — Нино посмотрел на пациентку. — Да, — удивленно пробормотала Маринетт. — Они не сочли это катастрофой, в отличие от меня. — Как ты думаешь, почему они так не считают? — Потому что все остались живы, — молниеносно отреагировала девушка, а позже добавила. — И вещи все-таки не так важны, как люди. — Скажи, Маринетт, если бы твоя подруга попала в аварию, будучи за рулем, при тех же обстоятельствах, что и ты, как бы ты отреагировала? — Ляиф сделал несколько пометок в документах и снова взглянул на подопечную. Все-таки, сейчас она выглядела гораздо лучше, чем при поступлении. Но так-то прошел уже месяц, считая лекарства, перевод и прочие нюансы. — Подруга… Мари задумалась и сжала между пальцев розовую футболку. — Наверное, я бы не стала ее обвинять. Я бы попыталась ее поддержать и успокоить, и, наверное, не упоминала бы происходящее. Это же случайное стечение обстоятельств, а не целенаправленный поступок. Конечно, нельзя отвлекаться, когда ты за рулем, но секундный поворот при других обстоятельствах не значил бы ровным счетом ничего. Нино смотрел на Дюпен-Чен и думал, что девчонку так-то можно выписать пораньше. Она уже гораздо адекватнее, чем в первые дни или недели. Но курс лекарств нужно продолжать контролировать, да и не все ключевые моменты проработаны. — Как ты думаешь, Маринетт, насколько важной покажется авария через год? — Я не знаю, — откровенно ответила она. — Скорее всего, я постепенно отпущу ситуацию и буду жить дальше, снова начну водить машину, подам документы в школу модельеров и постараюсь стать популярной. — А через пять лет? — Нино едва подавил зевок. Значит, сейчас у пациентки появились приблизительные планы на будущее. — Наверное, я постепенно забуду об этом. — Хорошо. А вот как бы ты отреагировала, если бы ты была на месте Хлои? То есть, твой работник попал бы в аварию. Маринетт фыркнула. — Уж точно не стала бы ее обвинять! В конце концов, все остались живы. Возможно, я бы наругала ее, но только из-за страха за себя и за нее. — Теперь давай вернемся к тебе. На тот момент, когда ты поворачивалась к Хлое, предполагала ли ты, что может произойти авария? — Ляиф сделал еще несколько пометок и с тоской взглянул на часы. Сейчас бы пить джин-тоник у бара, слушая громкую музыку, а не пытаться вести консультацию. — Нет, конечно нет! — вспыхнула Мари и покраснела. — Как я могла знать, что если буквально на секунду повернусь, то попаду в аварию?! Это произошло слишком быстро, любой бы не успел среагировать. — И, как ты думаешь, справедливым ли будет обвинять тебя во всем? — Нино в упор уставился на пациентку. Девушка хотела возразить, но выводы напрашивались сами собой. Она взяла на себя ответственность за себя, за окружающих, за все произошедшее. Но ее вина была столь незначительной, что тошнота подкатила к горлу. Все это — просто искажения ее воспаленного мозга, усталой психики и небольших проблем с самооценкой. Здоровый человек никогда бы не смог сделать из той же Хлои всесильного монстра, а из родителей — предателей, бросивших на лечение как на костер. Мари согнулась и медленно вдохнула, а затем выдохнула. — Нет, не справедливо. — Хорошо, — кивнул врач. — Я дам тебе упражнения для личного использования, ты их самостоятельно проработаешь, а потом с результатами придешь ко мне. — Ладно, — вздохнула Маринетт. — У тебя остались какие-нибудь вопросы? — Нет, — девушка уже начала потихоньку собираться уходить. — Тогда до встречи, жду тебя на следующий прием, — Ляиф попытался улыбнуться. Дюпен-Чен кивнула и поскорее покинула кабинет. Она все еще чувствовала обиду на Адриана, и не могла поверить, что психотерапевт так легко смог отказаться от больницы, от практики, от нее самой. Между отделениями ходили разные слухи — кто-то говорил, что Агрест решил вернуться в модельный бизнес, поэтому недавно снялся для модного журнала. Кто-то шептался, что он пытался сбежать от Кагами, чья семья имела некоторые связи с мэром. А у кого-то идеи доходили до того, что Адриан просто-напросто сбежал с любовницей из младшего персонала, и на каждую санитарку смотрели с нескрываемым подозрением. Маринетт единственная знала правду, но молчала. Цуруги, конечно, могла догадаться о происходящем, но тоже ничего не говорила. Внезапно захотелось вернуться домой. Снова забежать в пекарню, задыхаясь от теплого летнего воздуха. Бросить блокнот с набросками на прилавок, поправить тонкий ажурный шарфик и попросить у мамы стакан ледяного молочного коктейля. Услышать в телефонной трубке писклявый голос Хлои, требующей немедленно приехать и забрать ее из очередного бутика, где мисс Буржуа, конечно же, уже успела поругаться с персоналом, а таксист отказался ее везти и высадил на обочине. Внезапно захотелось даже вернуться за руль — скоростные шоссе уже начинали казаться привычными и родными, а не смертельно страшными и опасными, как в момент поступления в больницу. Потрясение, которое Маринетт испытала от исчезновения Адриана, резко открыло ей глаза. Агрест помогал ей в восстановлении, и даже своим уходом он смог положительно повлиять на нее. Наверняка Адриан сейчас был где-то в Париже, может, мерил новые рубашки или ел стейк медиум прожарки в крошечном ресторанчике в центре. Все равно хотелось встретиться с ним, взять его за руку, посмотреть в глаза и повторить все сказанное, но уже ласково и спокойно. Может, несколько дней ничего не значили, но в больнице они казались бесконечно долгими, и каждая ночь как будто специально задерживалась, чтобы не приходить и не уступать место утру. Маринетт все еще не до конца понимала, чего она хочет, что делать дальше и как жить. Но были вещи, которые до девушки доходили точно. Она обязательно вернется к работе и накопит на свою мечту. Она перестанет вздрагивать от звуков машин. И она, черт возьми, любит Адриана Агреста, кем бы он ни был — моделью или психотерапевтом, или даже просто случайным прохожим, когда-то оборонявшим фломастеры и пустой блокнот.